Inherently kind: Врожденно добрые
Некоторое знакомство с эволюционной психологией и основами нейрофизиологии принесло неожиданный результат: я вдруг поверила в людей. Я поняла смысл утверждений про то, что большинство людей - хорошие. Мы просто созданы такими. Так работают наши организмы.
Если посмотреть на огромный кусок нашей истории, когда мы жили в небольших племенах, и выживание вида целиком зависело от способности наших предков кооперировать между собой и заботиться друг о друге, то становится очевидным, что это не могло не привести к появлению целого класса просоциальных адаптаций. «Человек - существо социальное» - фраза, стопроцентно насыщенная смыслом. Если человек не испытывает крайнего голода, то есть не находится на границе со смертью, то ему выгоднее поделиться пищей с остальными, чем съесть исключительно самому. Выгоднее в том числе и на нейрофизиологическом уровне: дофаминовый всплеск, который ему выдаст система вознаграждения за совершение просоциального акта, гораздо весомее, чем энергетическая прибыль от поедания пищи единолично.
Homo sapience - физически слабые и уязвимые животные. Мы способны выживать только «в куче», защищая и поддерживая друг друга. На протяжении миллионов лет те гены, которые способствовали кооперации и просоциальному поведению, попадали в геном, потому что индивиды с подобными генами выживали чаще. Естественный отбор привел к развитию нейрофизиологических механизмов, обеспечивающих и мотивирующих просоциальное поведение. Мы созданы быть добрыми к соплеменникам, такова наша эволюционная история. Наша нервная система и нейрофизиологические процессы заточены под такую нашу специализацию. Мы врожденно добрые.
Но среда не всегда предоставляет условия для адекватного развития. Один мой знакомый сказал так: «Счастье - это когда обстоятельства не заставляют тебя быть подонком». В нас прошито не столько желание, сколько жизненная необходимость не наносить вред окружающим людям. Заботиться о них, помогать, поддерживать. Да, бывают разные генные наборы и разные варианты развития. Но, тем не менее, в целом по виду социопат и психопат - это отклонения. Просоциальность - норма. К сожалению, иногда маленького человека ставят в такие условия, когда свое благо выходит на первое место, иначе не выжить. Или когда просоциальные акты «награждаются» наказанием или амбивалентными, нестабильными реакциями. И у ребенка, развивающегося в негативных условиях, появляются другие схемы поведения. Он знакомится с новыми паттернами: вместо естественной реакции поделиться с кем-то пищей, он теперь узнает, что это такое - когда делиться нельзя, иначе не выживешь. Или что рассчитывать на близких людей категорически не нужно, лучше прятаться или убегать, и что забота не будет воспринята адекватно. В итоге ребенок вынужденно переходит к таким видам поведения, которые не поддерживаются нейрофизиологией организма, или поддерживаются не так как надо. Теперь дофаминовый всплеск возникает не потому что поделился, а потому что утаил и сохранил для себя.
К счастью, среда редко стабильна и часто изменчива. Социум имеет много способов распознать грубое нарушение просоциальных правил и перенести жертву в среду получше. В большинстве случаев. И ребенок медленно и постепенно учится новым паттернам. Но это знание, это наличие открытых только ему травматически обусловленных схем, ценность и применение которых по-настоящему понимает только он, никуда не уходит. Чем больше и глубже он погружен в «правильную» среду, тем сильнее становятся естественные паттерны против неестественных. Но выбор все равно остается. Быть добрым или не быть. Для (здорового) ребенка, не столкнувшегося с травмирующими условиями, такой выбор будет вне картины реальности.
На тот случай, когда выбор все-таки появляется, у homo sapience есть еще одна очень мудрая адаптация. Религия. Если где-то в реальности есть всемогущий некто, Ра, Зевс, Иисус, Моисей, Будда, ___ (подставить нужное), который все знает и видит, и который накажет тебя за несоблюдение определенного перечня (просоциальных) правил, то у тебя просто не остается выбора. Вот таким совершенно гениальным трюком отбившаяся от стада овечка возвращается назад. Правда, работает такое только с теми, кто верит, и кто достаточно боится. Но работает - в большинстве случаев.
Тем, кто не верит, сложнее. У них есть два вида поведения на руках и иногда недостаточно оснований, чтобы уверенно выбрать какой-то один из них. Чаще всего индивида просто качает от одного к другому. Сделав что-то плохое в одном месте, он делает что-то хорошее в другом. (Плохое/хорошее, естественно, понимается по отношении к кому-то). Просоциальность всегда сильнее - за ней миллионы лет эволюции, за ней человеческая природа, за ней естественный отбор. Трудно обосновать, почему личный ситуационный опыт одного организма будет весомее, разве что уж в крайне чрезмерных обстоятельствах. Совершая просоциальный акт, человек активирует зашитые в нем схемы, и они действуют исправляюще - и на психику, и на организм. У всех есть шанс отмотать назад, вернуться к врожденной доброте.
И еще. Когда мы делаем что-то плохое, мы это делаем не только по отношению к кому-то другому; мы делаем это и с собой.
Если посмотреть на огромный кусок нашей истории, когда мы жили в небольших племенах, и выживание вида целиком зависело от способности наших предков кооперировать между собой и заботиться друг о друге, то становится очевидным, что это не могло не привести к появлению целого класса просоциальных адаптаций. «Человек - существо социальное» - фраза, стопроцентно насыщенная смыслом. Если человек не испытывает крайнего голода, то есть не находится на границе со смертью, то ему выгоднее поделиться пищей с остальными, чем съесть исключительно самому. Выгоднее в том числе и на нейрофизиологическом уровне: дофаминовый всплеск, который ему выдаст система вознаграждения за совершение просоциального акта, гораздо весомее, чем энергетическая прибыль от поедания пищи единолично.
Homo sapience - физически слабые и уязвимые животные. Мы способны выживать только «в куче», защищая и поддерживая друг друга. На протяжении миллионов лет те гены, которые способствовали кооперации и просоциальному поведению, попадали в геном, потому что индивиды с подобными генами выживали чаще. Естественный отбор привел к развитию нейрофизиологических механизмов, обеспечивающих и мотивирующих просоциальное поведение. Мы созданы быть добрыми к соплеменникам, такова наша эволюционная история. Наша нервная система и нейрофизиологические процессы заточены под такую нашу специализацию. Мы врожденно добрые.
Но среда не всегда предоставляет условия для адекватного развития. Один мой знакомый сказал так: «Счастье - это когда обстоятельства не заставляют тебя быть подонком». В нас прошито не столько желание, сколько жизненная необходимость не наносить вред окружающим людям. Заботиться о них, помогать, поддерживать. Да, бывают разные генные наборы и разные варианты развития. Но, тем не менее, в целом по виду социопат и психопат - это отклонения. Просоциальность - норма. К сожалению, иногда маленького человека ставят в такие условия, когда свое благо выходит на первое место, иначе не выжить. Или когда просоциальные акты «награждаются» наказанием или амбивалентными, нестабильными реакциями. И у ребенка, развивающегося в негативных условиях, появляются другие схемы поведения. Он знакомится с новыми паттернами: вместо естественной реакции поделиться с кем-то пищей, он теперь узнает, что это такое - когда делиться нельзя, иначе не выживешь. Или что рассчитывать на близких людей категорически не нужно, лучше прятаться или убегать, и что забота не будет воспринята адекватно. В итоге ребенок вынужденно переходит к таким видам поведения, которые не поддерживаются нейрофизиологией организма, или поддерживаются не так как надо. Теперь дофаминовый всплеск возникает не потому что поделился, а потому что утаил и сохранил для себя.
К счастью, среда редко стабильна и часто изменчива. Социум имеет много способов распознать грубое нарушение просоциальных правил и перенести жертву в среду получше. В большинстве случаев. И ребенок медленно и постепенно учится новым паттернам. Но это знание, это наличие открытых только ему травматически обусловленных схем, ценность и применение которых по-настоящему понимает только он, никуда не уходит. Чем больше и глубже он погружен в «правильную» среду, тем сильнее становятся естественные паттерны против неестественных. Но выбор все равно остается. Быть добрым или не быть. Для (здорового) ребенка, не столкнувшегося с травмирующими условиями, такой выбор будет вне картины реальности.
На тот случай, когда выбор все-таки появляется, у homo sapience есть еще одна очень мудрая адаптация. Религия. Если где-то в реальности есть всемогущий некто, Ра, Зевс, Иисус, Моисей, Будда, ___ (подставить нужное), который все знает и видит, и который накажет тебя за несоблюдение определенного перечня (просоциальных) правил, то у тебя просто не остается выбора. Вот таким совершенно гениальным трюком отбившаяся от стада овечка возвращается назад. Правда, работает такое только с теми, кто верит, и кто достаточно боится. Но работает - в большинстве случаев.
Тем, кто не верит, сложнее. У них есть два вида поведения на руках и иногда недостаточно оснований, чтобы уверенно выбрать какой-то один из них. Чаще всего индивида просто качает от одного к другому. Сделав что-то плохое в одном месте, он делает что-то хорошее в другом. (Плохое/хорошее, естественно, понимается по отношении к кому-то). Просоциальность всегда сильнее - за ней миллионы лет эволюции, за ней человеческая природа, за ней естественный отбор. Трудно обосновать, почему личный ситуационный опыт одного организма будет весомее, разве что уж в крайне чрезмерных обстоятельствах. Совершая просоциальный акт, человек активирует зашитые в нем схемы, и они действуют исправляюще - и на психику, и на организм. У всех есть шанс отмотать назад, вернуться к врожденной доброте.
И еще. Когда мы делаем что-то плохое, мы это делаем не только по отношению к кому-то другому; мы делаем это и с собой.