Вчерашняя Металлика
Три месяца по вечерам я целовал купленный загодя билет и нежно терся о него щекой.
Поэтому вчера, когда мне наконец пришлось с ним расстаться, приняли его со скрипом.
На вопрос старушки, что же я с ним такое делал что он теперь так выглядит, я скромно потупил глаза и соврал что нечаянно постирал его с одеждой.
Мне удалось встать в десяти метрах от сцены, поэтому всю красоту звука я смог оценить вполне.
Когда барабанщик отбивал дежурный ритм я еще держал себя в руках, но когда перед припевом он вскинул обе руки высоко-высоко, я вытянул вперед ладошку и взмолился:
- Мамочка, не надо!
- Я тебе не мамочка, а Ларс Ульрих, актер и музыкант, американец датского происхождения. 44 года, разведен, - сказал он, и, - Нннааа!
И я на левую сторону поседел.
Нннна! Отслоение сетчатки.
Нннннна! Минус барабанные перепонки.
Вообщем организм адаптировался и после этого стало более менее терпимо.
А потом, перед началом композиции The One, когда по всей сцене пошли взрывы и всполохи огня, я чуть было не совершил огромный поступок для одного человека, но маленький для всего человечества. Я от неожиданности, друзья мои, чуть не высрал свое огромное, благородное и сентиментальное сердце.
Воистину, комбинации безумной любви и страха не хватило какой то ничтожной малости, чтобы восторжествовать над анатомией.
Чуть позднее сам Кирк Хаммет снизошел до общения со мной и дважды (дважды) облил меня своим недопитым лимонадом, хотя я ждал от него совсем не этого.
Весь концерт я настойчиво кричал ему: "Кирк! Сплюнь на меня! Ради всего святого!". Но он делал вид, что меня для него просто не существует.
Я понимаю конечно, что когда весь стадион скандирует твое имя, и тысячи рук тянутся к тебе, начинаешь думать о себе бох знает что, но надо же оставаться человеком и не забывать о элементарном уважении к публике, к людям которые отстояли четыре часа в очередях чтобы прийти к тебе.
Но я не держу на него зла, и на лимонаде спасибо.
Что еще вам сказать, сейчас они уже улетели. Но через год обещали вернуться. Милые. Милые...
Поэтому вчера, когда мне наконец пришлось с ним расстаться, приняли его со скрипом.
На вопрос старушки, что же я с ним такое делал что он теперь так выглядит, я скромно потупил глаза и соврал что нечаянно постирал его с одеждой.
Мне удалось встать в десяти метрах от сцены, поэтому всю красоту звука я смог оценить вполне.
Когда барабанщик отбивал дежурный ритм я еще держал себя в руках, но когда перед припевом он вскинул обе руки высоко-высоко, я вытянул вперед ладошку и взмолился:
- Мамочка, не надо!
- Я тебе не мамочка, а Ларс Ульрих, актер и музыкант, американец датского происхождения. 44 года, разведен, - сказал он, и, - Нннааа!
И я на левую сторону поседел.
Нннна! Отслоение сетчатки.
Нннннна! Минус барабанные перепонки.
Вообщем организм адаптировался и после этого стало более менее терпимо.
А потом, перед началом композиции The One, когда по всей сцене пошли взрывы и всполохи огня, я чуть было не совершил огромный поступок для одного человека, но маленький для всего человечества. Я от неожиданности, друзья мои, чуть не высрал свое огромное, благородное и сентиментальное сердце.
Воистину, комбинации безумной любви и страха не хватило какой то ничтожной малости, чтобы восторжествовать над анатомией.
Чуть позднее сам Кирк Хаммет снизошел до общения со мной и дважды (дважды) облил меня своим недопитым лимонадом, хотя я ждал от него совсем не этого.
Весь концерт я настойчиво кричал ему: "Кирк! Сплюнь на меня! Ради всего святого!". Но он делал вид, что меня для него просто не существует.
Я понимаю конечно, что когда весь стадион скандирует твое имя, и тысячи рук тянутся к тебе, начинаешь думать о себе бох знает что, но надо же оставаться человеком и не забывать о элементарном уважении к публике, к людям которые отстояли четыре часа в очередях чтобы прийти к тебе.
Но я не держу на него зла, и на лимонаде спасибо.
Что еще вам сказать, сейчас они уже улетели. Но через год обещали вернуться. Милые. Милые...