Тайны Ивановского монастыря и источники тайн
Рассказывая про Ивановский монастырь, что находится на Ивановской горке в Москве, почти все краеведы и эскурсоводы обязательно раскажут 3 истории. Про то, что монастырь переведён сюда из Замоскворечья, про то что тут жила старится Досифия, которая была, вероятно дочерью царицы Елизаветы, и то что здесь содержалась душегубица Салтычиха. И если последнее не вызывает сомнений, то две первые истории, похоже, не совсем верны. Просто часто краеведы пересказывают безусловно красивые истории....
Выяснил я это заглянув в библию Ивановской горки - книгу "Церковная археология Москвы. Храмы и приходы Ивановской горки и Кулишек.". Написана глава про Ивановский монастырь Андреем Леонидовичием Баталовым - известным историком архитектуры и искуствоведом.
Был ли перенос Ивановского монастыря на Кулишики из Замоскворечья?
Почти во всех книгах и рассказах про Ивановский монастырь сообщается, что монастырь был перенесён сюда из-за Замоскворечья, из района Черниговского переулка, где остался храм Иоана Предтечи. Однако по пути монастырь меняет половую принадлежность - становится женским. Кроме того подозрительно сохраняется указание на место монастыря, которое обычно призвано различать разные объекты. Таким образом, скорее всего речь идет о разных монастырях с одим именем.
Мы оставляем открытым вопрос о том, когда была упразднена или перенесена существовавшая некогда в Замоскворечье Ивановская обитель. Но, допуская существование этого монастыря, необходимо ответить на вопрос, связано ли его упразднение с переносом на Кулишки? При этом наиболее существенное значение имеет топоним «под Бором», который присутствовал и в названии церкви, находящейся ныне в районе Пятницкой улицы, и В названии монастыря на Кулишках, начиная с его самого раннего упоминания в Ладанных книгах: ладан был выдан «к празнику, к Ивану Предотечи под Бор, что У Володимера в Садех» 24 августа 1585 года. Аналогичным образом местонахождение монастыря обозначено в Ладанной книге 1619 года: « . . . к Иван ну Предотечи что под Бором на КулишкаХ». Такое же название содержит вкладная надпись на серебряном кадиле 1660/61 года: «Сие кадило Ивановского девича монастыря, что на Кулишках под бором . . . ». При этом нельзя не обратить внимания на то, что если по отношению к строениям равнинного Замоскворечья топоним «под Бором» требует дополнительных объяснений, то монастырю на Кулишках, стоящему на склоне горы, он вполне соответствует по характеру рельефа.
О существовании соснового леса над склоном Ивановской горы говорит и название церкви Илии Пророка на Воронцовом поле - «под сосенками». Возникает вопрос: не связано ли совпадение топонимов с тем, что обитель перенесли на новое место, сохранив ее первоначальное название? Вероятнее всего, на него следует дать отрицательный ответ. Подобной практики копирования топонимов, имеющих природное происхождение, в московской сакральной топографии не было. Характерный пример, связанный с выводом из Кремля монастыря Спаса на Бору, показывает, что название новой обители, располагавшейся вблизи Крутиц, на берегу Москвы-реки, не только не включало прежний топоним «на Бору», но содержало определения «на новом», «у нового», подчеркивавшие, что обитель была перенесена на новое место.
С другой стороны, в сакральной топографии Москвы существуют многочисленные примеры идентичных наименований, включающих аналогичные природные топонимы, а часто - и совпадающие посвящения престолов. Например, известно несколько храмов «на Песках», из которых два были посвящены Преображению Господню. Наименования нескольких московских храмов включали в себя топоним «Глинищи». Во всех случаях речь шла не о перенесении подобных названий, а об их естественном образовании. Повторяющиеся топонимы «под Бором», как и подобные им - «на Песку», «на Глинищах», - должны были возникать независимо друг от друга.
Таким образом, Ивановский монастырь за Москвой-рекой под Бором и Ивановский монастырь на Кулишках под Бором не связаны друг с другом преемственностью, и речь должна идти о двух разных монастырях во имя св. Иоанна Предтечи, основанных независимо друг от друга и в разное время. Существование двух монастырей с одинаковым посвящением престолов и с одним и тем же топонимом, включенным в их название, могло стать причиной их контаминации в летописании.
Загадка Досифеи.
Загадка Досифеи обычно строится на том, что эта насельница Иоано-Предтеченского монастыря пользовалась особым почётом. К ней приезжали знатные люди, а похоронена она была в Новоспасском монастыре - родовой усыпальнице Романовых. Обычно так и пишут что инокиня Досифея - это Августа Тараканова. Но Баталов, написавший главку о этом в монастыре в этой книге считает, что скорее всего, это была просто почитаемая старица и за годы пересказов эта история обрасла тайной как корабль ракушками.
При игумении Елизавете в монастырь по указу поступила насельница, личность которой до сих пор составляет одну из тайн русской истории. Это была монахиня Досифея, бывшая, как полагает несколько поколений русских историков, дочерью императрицы Елизаветы Петровны от брака с Алексеем Григорьевичем Разумовским. Оставив в стороне вопрос о том, насколько это предположение обоснованно, остановимся на некоторых подробностях жизни новой монахини, которая через некоторое время стала почитаться как старица.
О времени ее появления в монастыре известно из очерка И. М. Снегирева, сообщавшего, что это произошло по секретному указу Екатерины в 1785 году. Однако эта дата не имеет никаких документальных подтверждений, за исключением надписи на надгробии монахини Досифеи в Новоспасском монастыре, где указано, что она подвизалась в монашестве 25 лет и скончалась в 1810 году. При этом остается неизвестным, состоялось ли ее пострижение в Ивановском монастыре, или в какой-то другой обители.
Большинство подробностей жизни таинственной инокини записаны со слов очевидцев теми, кто уже не застал ее в живых. К их числу принадлежит и И.М. Снегирев, который, будучи мальчиком, видел ее погребение. Он пользовался сведениями старого монастырского причетника, имя которого осталось неизвестным, и московского купца Филиппа Никифоровича Шепелева. А. Самгин записал рассказ своей бабушки, Гликерии Ивановны Головиной, которая училась грамоте в Ивановском монастыре у одной из монахинь, знавших старицу Досифею. Исключение составляют лишь сведения, приведенные в письме преподобного Моисея Оптинского, посещавшего старицу Досифею и переписывавшегося с ней. По словам причетника и Ф. Н. Шепелева, записанным И.М. Снегиревым, они застали мать Досифею уже пожилой. Была она среднего роста, худощавая и сохраняла на своем лице «черты прежней красоты, ея приемы и обращение обнаруживали благородство ея происхождения и образованность». Судя по воспоминаниям этих свидетелей и рассказам Головиной, жизнь Досифеи в монастыре была затворнической. Так, по словам Головиной, из всех насельниц Досифея допускала к себе лишь ту монахиню, у которой Головина училась: «... эта монахиня была вхожа в келью матери Досифеи, принимавшей в то время, кроме ея, только игумению, да своего духовника и не выходившей никуда, даже в общую монастырскую церковь». О том же сообщал и И.М. Снегирев - по словам очевидцев, Досифея посещала только надвратную церковь, куда «выходила весьма редко и то в сопровождении приставленной к ней старицы». Богослужение совершал ее духовник с причетником, причем «церковные двери запирались изнутри, чтобы никто не мог войти».
Возможно, что начало этому затворничеству было положено предписаниями, содержавшимися в указе, по которому Досифея была определена в монастырь. То, что такие предписания существовали, доказывает отсутствие ее имени в ведомостях о монашествующих (на что обратил внимание И.М. Снегирев). Вероятно, в этом указе определялся и порядок посещения Досифеей богослужений. Для таких посещений, кроме соборного храма, могла быть выделена надвратная церковь во имя Казанской иконы Божией Матери, где монахиня могла присутствовать на службе, не вступая в общение с другими сестрами и богомольцами. Примечательно, что подобным же образом в суздальском Покровском монастыре надвратная церковь была определена в качестве домового храма для затворницы петровского времени - царицы Евдокии Феодоровны Лопухиной. Кельи опальной царицы находились возле Святых ворот монастыря, благодаря чему она могла проходить в церковь по внутренним переходам.
Досифея также была поселена рядом с монастырским надвратным храмом. Причетник показывал ее покои И. М. Снегиреву, которым бывал в монастыре со своими родителями. По словам Снегирева, Досифея жила в одноэтажной каменной келье, примыкавшей к восточной части монастырской ограды, «близ покоев игуменьи». Келья состояла из двух помещений, перекрытых сводами, в одном из которых обитала старица Досифея, а в другом - ее келейница. Обогревались они изращатой печью с лежанкой. Окна кельи были обращены на монастырь. Для определения ее местоположения существенно то, что, по описанию И. М. Снегирева, «корридор И крытая деревянная лестница от ея келлий вели прямо в надворотную церковь, где духовник ея с причетником совершал богослужение для нее одной». Судя по планам монастыря ХVIII - первой трети XIX века, игуменские кельи примыкали к Святым воротам с севера. С юга к ним был пристроен корпус, показанный как двухэтажный. Восточнее находился одноэтажный корпус с помещениями для сторожей. Где в этих трех корпусах, непосредственно примыкавших к воротам с надвратным храмом, могла находиться одноэтажная каменная келья старицы Досифеи, точно указать невозможно.
Однако даже если особенности содержания Досифеи в монастыре и были первоначально связаны с императорским указом, то впоследствии они уже определялись ее собственным пониманием монашеского подвига. Об этом можно судить по рассказам Снегирева, слышавшего, вероятно, от Шепелева или от монастырского причетника о том, что все время «своей затворнической жизни она посвящала молитве, чтению духовных книг и рукоделию; вырученныя ею за труды деньги раздавала через свою келейницу нищей братии».
Об известности старицы Досифеи в Москве свидетельствует уже тот факт, что к ней пришли для духовных бесед благочестивые братья Путиловы, Тимофей и Иона. Их она наставила на путь монашества и направила к новоспасским старцам Александру и Филарету. Тимофей, постриженный в монашество под именем Моисея и ставший затем известным оптинским старцем и игуменом, назвал ее в своем письме «духовно-мудрой старицей», послужившей ему «указанием на избрание пути монашеского звания». Брат преподобного Моисея, Иона, постригся с именем Исаии и впоследствии был настоятелем Саровского монастыря. После того как Тимофей и Иона Путиловы направились по совету старца отца Александра в Саровский монастырь, мать Досифея продолжала поддерживать их духовыми советами, отвечая на их письма. В архиве преподобного Моисея сохранился один из ее ответов к нему, написанный 29 октября 1805 года, в котором мать Досифея укрепляет братьев, не получивших родительского благословения на поступление в монастырь и остававшихся там вопреки приказанию отца вернуться под родительский кров: « Но достигши спокойствия совести и будучи наставляемы отцом Александром, не страшитесь мирного возмущения со стороны родственников, имея Отца и Матерь, иже на Небеси. < . . . > Может быть, Бог смирит сердца и ваших родственников, если веры утверждение не поколеблется в сердце вашем и не сделаете отступления, дав себя исхитить волку из стада Христова и растерзать среди прелестьми ослепленных». Узнав из письма Тимофея о том, что он был приставлен ухаживать за парализованным строителем Саровской пустыни иеромонахом Исаией, мать Досифея пишет об этом почитаемом в Сарове и за его пределами подвижнике: «И должно заметить, что на путь правый указует идущим не скитающийся в мирской прелести, ищущий спокойствия телесного, переходя из града в другой; но напутствуемый чрез Христа старец, хоть в разодранном рубище и хладный телом, но теплый верою и, безмолствуя языком в мире, отверст устами в обители внутренней, затворивший уста, как дверь хижины теплой от охлаждения и дабы не вшел тать похитить сокровище, аще дадь ему Господь». Как видно из письма, старица продолжала духовно наставлять ищущих монашества молодых послушников: «Видев же вас, не сетующих и без уныния, благодарящих Господа нашего, прошу вас смиренно писать мне впредь при случаях о продолжении жития вашего».
Братья Путиловы были не единственными посетителями матери Досифеи. Даже отрывочные данные позволяют судить о том, что к ней часто приходили люди, обремененные различными житейскими невзгодами, с просьбой помолиться о них. В их числе, например, была некая помещица Курманалеева, просившая Досифею помолиться об избавлении ее от бесплодия. «Будут у тебя дети, отвечала ей затворница, хоть не твои родные: ты будешь всю жизнь воспитывать сирот». Как и братьям Путиловым, старица указала ей духовного руководителя - старца Ново спасского монастыря отца Филарета.
По воспоминаниям причетника, к затворнице на короткое время были допущены некие «знатные особы», которые вели с ней беседу на иностранном языке. Однако такие посещения совсем не обязательно были связаны с ее таинственным происхождением. Скорее всего, эти старцы, в свою они свидетельствовали о почитании Досифеи как духовной наставницы не только среди купечества и мещан, но и в образованной аристократической среде. Вместе с тем, как и многие другие подвижники, старица бежала мирской известности, скрываясь от любопытных посетителей и соглядатаев (<<к окошкам ея, задернутым занавесками, иногда любопытство и молва, привлекали народ; но штатный служитель, заступавший место караульного, отгонял любопытных». «Иногда на имя ее присылались к игумении от неизвестных лиц значительные суммы денег, которые она употребляла более на украшение церкви, на пособие бедным и на подаяние бедным», - писал И. М. Снегирев.
Судя по воспоминаниям помещицы Курманалеевой, мать Досифея предвидела конец своего земного бытия. Она скончалась 4 февраля 1810 года и была похоронена в Новоспасском монастыре, где находилась усыпальница бояр Романовых, в чем также видели доказательство ее царского происхождения. Однако не менее вероятно, что выбор места погребения Досифеи объяснялся ее давней духовной связью с новоспасскими старцами. Вместо болевшего митрополита Платона ее при большом стечении народа отпевал викарий Московской епархии, епископ Дмитровский Августин. На отпевании присутствовали сенаторы, члены Опекунского совета и многие доживавшие свой век в Москве вельможи екатерининского времени, а также главнокомандующий Москвы граф Иван Васильевич Гудович.