времена или времечки
умные люди пишут: Пушкин, мол, гений - потому что не только ухватил за хвост вечность, но и отразил свое время.
Хорошо было Пушкину, скажем честно. У него сперва соседями были всякие пущины с кюхельбекерами, потом осиповы да вульфы с керной. И до ближайших соседей было версты три, не меньше. И на десерт - сказки про русский народ от Арины Родионовны.
А между этим, в интерлюдиях - южные курорты, Бессарабия с ее винами, Петербург да Москва. Сиречь: моды, сплетни, рестораны, театры, карты и балы. Ну, бабы и дуэли еще. А по службе его раз послали в экспедицию, следить за саранчой - так он вообще обиделся, уволился и стал фрилансером. И что непонятного в том, почему Пушкин - наше все? Это ж и по сей день - энциклопедия русской жизни! Непонятно другое: почему журналы вог и джи-кью не стали нашим всем, пишут же, в общем, про то же самое, нет? И с картинками цветными. Тряпки, бабы и балы. Неужели все дело в сказках старенькой няни да в пущине с кюхельбекером?
Но я не про то вообще. Я тоже хочу, как Пушкин - рассказать о вечном, и при этом описать свое время. Оно тут тянется, как вечность.
Поэтому расскажу вам о соседях во времени.
Слева от меня живут соседи, которые с утра начинают воспитывать свою собаку. Толстого маленького щенка породы лабрадор. Такого маленького, что лаять он еще не умеет, зато скулить и стонать научился на уровне 25 децибел.
Здоровенный амбал (хозяин дома) уже воспитал по своей методе свою маму, жену, тещу и сына - малолетнего амбала с задатками серийного убийцы. А еще домоправительницу и садовника. Вот уже месяц он учит жить щенка лабрадора, часов с шести утра, перед работой (где, без сомнения, он воспитывает еще и своих подчиненных, или сам воспитывается вышестоящим начальством).
Педагогическая поэма имеет четкую структуру и сценарий. В первой главе амбал волочет упирающуюся псину во двор. Потом привязывает к перилам во дворе коротким поводком. А потом наступает кульминация: амбал нещадно, со всей дури, пиздит лабрадорского терпилу тапком. И уходит. Видимо, досыпать. И тут типа должен быть финал, но нет!
Несчастный щен, отпизженный и привязанный, остается скулить снаружи. А именно - прямо под моим окном.
И длится это долго, по моим меркам - целую вечность, как в аду прожарка до стадии well. Каждое утро, с 6 до 9, я слушаю плач этой ярославны на соседской стене. Потому что щен и правда на стену лезет - насколько позволяет короткий поводок.
Поэтому амбал, может, и спит спокойно после акта обучения чему-нибудь и чем попало. А я каждое утро просыпаюсь с рассветом - и с тяжелыми, как мельничный жернов, мыслями о нещасной судьбе русского человека крепостных щенков человеческих и собачьих, попавших в эту зазаборную систему макаренко.
Потом просыпаются рабочие со стороны моря, и начинают сверлить. Это самая общечеловеческая и вечная тема моего рассказа, удивительно, что Пушкин нигде об этом не написал. Впрочем, версты между Михайловским и Тригорским многое могут объяснить пытливому уму. Но кто может похвастать сейчас, что до ближайшего соседа, который стучит, сверлит, колотит и роняет шкафы и гири - пять верст? три версты? Разве что бедуины, но они не знают ни про версту, ни про километр, у них расстояние измеряется словом "бокра". Бокра означает "завтра". Сколько раз бокра до соседей, бедуин определяет не по звукам, а по следам на песках пустыни. Но расплачивается бедуин за это - отсутствием водопровода, канализации и кондиционированного воздуха. Короче, живет как Пушкин в Кишиневе, и оттого не слишком счастлив. Хотя, определенно, способен напеть что-то вечное на непонятном никому языке, и выглядит дерзким и независимым.
Но я отвлеклась.
У кого нет соседа сверлящего, тот либо глух, либо свят, либо бедуин. Не думаю, что среди моих френдов такие есть. Так вот, загорелые ребята со стороны моря сверлят от забора и до обеда, щенок плачет, а где-то к полудню просыпается соседка слева.
Левая соседка представляет собой популярный в литературе конца XIX - первой половины ХХ века образец, обобщающее название - "мадам Бойко". Впрочем, этот вид существ оказался крайне живучим, и я думаю, что они способны пережить третью мировую без особого ущерба, по принципу -всех убью, одна останусь.
Мадам Бойко это специальная порода демонов в женском облике, постоянно стоящих в позе "родина-мать зовет", с предъявами ко всему белому свету. При этом они - идеальные матери, идеальные хозяйки, и вообще идеальны - потому что именно они и есть пуп Земли. Не только нашей, но и вообще. (Человек не поехавший мозгами от собачьего визга, сверления и попыток читать классику под эту музыку сфер, то есть не-я, сказал бы поросто и коротко: хабалка. Но я уже ку-ку, и вот какую полову развела.)
У левой соседки все большое. Большой дом, большой джип, большие амбиции. Сын - живой центнер, муж - два центнера. У мадам Бойко большие руки, груди, глаза. Задница - пешком не обойти. Объем легких равный половине мирового запаса чистого воздуха. И, главное, у нее очень большой рот. Даже на фоне остальных составляющих этой крупной фигуры, рот мадам Бойко просто феномен. Это не рот, это Марианская впадина, тем более, что соседку так и звать, Марианна Иосифовна.
А еще у нее по-оперному "большой голос": густой, как борщ, глубокий, как ночь, громкий, как маяк-ревун в штормовую погоду.
И вот она, жизнь, как есть, без прикрас: собака плачет, мужики сверлят, мадам орет. Густым, наваристым и однообразным матом, перекрывая даже гул сверхзвукового самолета в бездонном небе:
- А шоб вы все издохли, чурки ебаные! А чтоб вам кишки поперекручивало, молдаване штопаные! А чтоб вам уже позакладывало и не разложило, сраные пидарасы! А ты, кабыздох, чтоб уже повесился со своим хозяином на пару!
Ну, в общем, такой манифест политкорректности и любви ко всему сущему, характерный для современного среднестатистического представителя постиндустриального общества на пространстве бывшей сверхдержавы. Эко я загнула, сама офигела удивилась.
И, чтобы дополнить картину окружающей меня современности, хочу еще сказать: напротив нашего дома, иншаалла, дорога. За дорогой забор, за забором пустырь. Там никто не строит, не сверлит, там нет собак и нет людей.
Там стоит вышка. Нет, не так.
Там, через дорогу за забором на пустыре, стоит Вышка, потому что высоченная - из Тригорского видать, а по ночам она еще и светится. С какими-то ретрансляторами-передатчиками-излучателями. И что там излучает она, и кому что передает - никто не знает. Но вот когда дует северный ветер, Вышка начинает качаться и скрипеть. Мама моя ее ненавидит, сосед-воспитатель ее ненавидит, левая мадам Бойко, Марианна Иосифовна, во всю свою впадину ее ненавидит, и только тем, кто сверлит, на Вышку похуй.
Потому что соседи, которые сверлят, знают: если и есть что-то вечное и общее для всех на свете, так это сверление и Источник Вредных Излучений. А если не будет ни того, ни другого, ни остальных - жизнь наша станет пуста и бессмысленна. как бессарабская степь, как журнал джи-кью, июльский номер, как моя попытка читать (и писать!) нетленку в вечность на фоне этой нашей современности.
Хорошо было Пушкину, скажем честно. У него сперва соседями были всякие пущины с кюхельбекерами, потом осиповы да вульфы с керной. И до ближайших соседей было версты три, не меньше. И на десерт - сказки про русский народ от Арины Родионовны.
А между этим, в интерлюдиях - южные курорты, Бессарабия с ее винами, Петербург да Москва. Сиречь: моды, сплетни, рестораны, театры, карты и балы. Ну, бабы и дуэли еще. А по службе его раз послали в экспедицию, следить за саранчой - так он вообще обиделся, уволился и стал фрилансером. И что непонятного в том, почему Пушкин - наше все? Это ж и по сей день - энциклопедия русской жизни! Непонятно другое: почему журналы вог и джи-кью не стали нашим всем, пишут же, в общем, про то же самое, нет? И с картинками цветными. Тряпки, бабы и балы. Неужели все дело в сказках старенькой няни да в пущине с кюхельбекером?
Но я не про то вообще. Я тоже хочу, как Пушкин - рассказать о вечном, и при этом описать свое время. Оно тут тянется, как вечность.
Поэтому расскажу вам о соседях во времени.
Слева от меня живут соседи, которые с утра начинают воспитывать свою собаку. Толстого маленького щенка породы лабрадор. Такого маленького, что лаять он еще не умеет, зато скулить и стонать научился на уровне 25 децибел.
Здоровенный амбал (хозяин дома) уже воспитал по своей методе свою маму, жену, тещу и сына - малолетнего амбала с задатками серийного убийцы. А еще домоправительницу и садовника. Вот уже месяц он учит жить щенка лабрадора, часов с шести утра, перед работой (где, без сомнения, он воспитывает еще и своих подчиненных, или сам воспитывается вышестоящим начальством).
Педагогическая поэма имеет четкую структуру и сценарий. В первой главе амбал волочет упирающуюся псину во двор. Потом привязывает к перилам во дворе коротким поводком. А потом наступает кульминация: амбал нещадно, со всей дури, пиздит лабрадорского терпилу тапком. И уходит. Видимо, досыпать. И тут типа должен быть финал, но нет!
Несчастный щен, отпизженный и привязанный, остается скулить снаружи. А именно - прямо под моим окном.
И длится это долго, по моим меркам - целую вечность, как в аду прожарка до стадии well. Каждое утро, с 6 до 9, я слушаю плач этой ярославны на соседской стене. Потому что щен и правда на стену лезет - насколько позволяет короткий поводок.
Поэтому амбал, может, и спит спокойно после акта обучения чему-нибудь и чем попало. А я каждое утро просыпаюсь с рассветом - и с тяжелыми, как мельничный жернов, мыслями о нещасной судьбе русского человека крепостных щенков человеческих и собачьих, попавших в эту зазаборную систему макаренко.
Потом просыпаются рабочие со стороны моря, и начинают сверлить. Это самая общечеловеческая и вечная тема моего рассказа, удивительно, что Пушкин нигде об этом не написал. Впрочем, версты между Михайловским и Тригорским многое могут объяснить пытливому уму. Но кто может похвастать сейчас, что до ближайшего соседа, который стучит, сверлит, колотит и роняет шкафы и гири - пять верст? три версты? Разве что бедуины, но они не знают ни про версту, ни про километр, у них расстояние измеряется словом "бокра". Бокра означает "завтра". Сколько раз бокра до соседей, бедуин определяет не по звукам, а по следам на песках пустыни. Но расплачивается бедуин за это - отсутствием водопровода, канализации и кондиционированного воздуха. Короче, живет как Пушкин в Кишиневе, и оттого не слишком счастлив. Хотя, определенно, способен напеть что-то вечное на непонятном никому языке, и выглядит дерзким и независимым.
Но я отвлеклась.
У кого нет соседа сверлящего, тот либо глух, либо свят, либо бедуин. Не думаю, что среди моих френдов такие есть. Так вот, загорелые ребята со стороны моря сверлят от забора и до обеда, щенок плачет, а где-то к полудню просыпается соседка слева.
Левая соседка представляет собой популярный в литературе конца XIX - первой половины ХХ века образец, обобщающее название - "мадам Бойко". Впрочем, этот вид существ оказался крайне живучим, и я думаю, что они способны пережить третью мировую без особого ущерба, по принципу -всех убью, одна останусь.
Мадам Бойко это специальная порода демонов в женском облике, постоянно стоящих в позе "родина-мать зовет", с предъявами ко всему белому свету. При этом они - идеальные матери, идеальные хозяйки, и вообще идеальны - потому что именно они и есть пуп Земли. Не только нашей, но и вообще. (Человек не поехавший мозгами от собачьего визга, сверления и попыток читать классику под эту музыку сфер, то есть не-я, сказал бы поросто и коротко: хабалка. Но я уже ку-ку, и вот какую полову развела.)
У левой соседки все большое. Большой дом, большой джип, большие амбиции. Сын - живой центнер, муж - два центнера. У мадам Бойко большие руки, груди, глаза. Задница - пешком не обойти. Объем легких равный половине мирового запаса чистого воздуха. И, главное, у нее очень большой рот. Даже на фоне остальных составляющих этой крупной фигуры, рот мадам Бойко просто феномен. Это не рот, это Марианская впадина, тем более, что соседку так и звать, Марианна Иосифовна.
А еще у нее по-оперному "большой голос": густой, как борщ, глубокий, как ночь, громкий, как маяк-ревун в штормовую погоду.
И вот она, жизнь, как есть, без прикрас: собака плачет, мужики сверлят, мадам орет. Густым, наваристым и однообразным матом, перекрывая даже гул сверхзвукового самолета в бездонном небе:
- А шоб вы все издохли, чурки ебаные! А чтоб вам кишки поперекручивало, молдаване штопаные! А чтоб вам уже позакладывало и не разложило, сраные пидарасы! А ты, кабыздох, чтоб уже повесился со своим хозяином на пару!
Ну, в общем, такой манифест политкорректности и любви ко всему сущему, характерный для современного среднестатистического представителя постиндустриального общества на пространстве бывшей сверхдержавы. Эко я загнула, сама офигела удивилась.
И, чтобы дополнить картину окружающей меня современности, хочу еще сказать: напротив нашего дома, иншаалла, дорога. За дорогой забор, за забором пустырь. Там никто не строит, не сверлит, там нет собак и нет людей.
Там стоит вышка. Нет, не так.
Там, через дорогу за забором на пустыре, стоит Вышка, потому что высоченная - из Тригорского видать, а по ночам она еще и светится. С какими-то ретрансляторами-передатчиками-излучателями. И что там излучает она, и кому что передает - никто не знает. Но вот когда дует северный ветер, Вышка начинает качаться и скрипеть. Мама моя ее ненавидит, сосед-воспитатель ее ненавидит, левая мадам Бойко, Марианна Иосифовна, во всю свою впадину ее ненавидит, и только тем, кто сверлит, на Вышку похуй.
Потому что соседи, которые сверлят, знают: если и есть что-то вечное и общее для всех на свете, так это сверление и Источник Вредных Излучений. А если не будет ни того, ни другого, ни остальных - жизнь наша станет пуста и бессмысленна. как бессарабская степь, как журнал джи-кью, июльский номер, как моя попытка читать (и писать!) нетленку в вечность на фоне этой нашей современности.