III
Между Катиным увольнением из той московской конторы и открытием знаменитой школы был еще один период в ее жизни. Тот период, о котором Катины ученики услышали впервые, и в очередной раз подивились многогранности жизни пожилой учительницы и самой ее натуре. Впрочем, зная Екатерину Васильевну...
Двадцатичетырехлетняя Катя уволилась "в никуда". И, как это часто случается у авантюристов-смельчаков, очень быстро получила новое увлекательное предложение. Катин знакомый открывал фирму в Германии и позвал ее - хорошо знающую немецкий и обладающую каким-никаким опытом в области продаж - на работу. С визой было нелегко, Катя все же не являлась незаменимым сотрудником, но как-то все разрешилось.
Началась новая жизнь в спокойном и домашнем (после Москвы-то) Мюнхене. Катя снимала небольшие аппартаменты (где готовишь, там и спишь), и совсем не жалела оставленной трехкомнатной квартиры в родном городе. Жила аскетично, но уютно. Летом перед работой пила на балконе кофе и каждый раз немного огорчалась, что зимой с разлапистых кудрявых деревьев упадут все листья, и столь приятный вид из окна (а оно было во всю стену) превратится в верхушку церкви слева и пустоту справа (высоких домов там не было), а на фоне сего - голые печальные ветви... "Нужно купить занавески", думала Катя, занося пустую чашку в квартиру, но каждый раз забывала. Да и ни к чему это мещанство.
Фирма ее приятеля стремительно выросла, а затем так же стремительно прогорела, оставив Катю со вскоре истекающей визой и небольшими сбережениями.
Было нерабочее для Кати летнее утро вторника. Девушка сидела у прачечной (со стиральной машинкой вышло так же, как и с занавесками), пила гадкий (впрочем, бывает и хуже) кофе из автомата, вполглаза читала книгу, вполмысли думала, "что делать". Она чувствовала, что уезжать из Мюнхена не то, чтобы не хочется, а нельзя, просто категорически нельзя. Ибо что-то еще пока не оформившееся, но уже витающее в воздухе, скоро даст о себе знать. Какой-то шанс, какая-то перспектива... И даже ключевое слово "какое-то" Катю не пугало. Нужно только дождаться. А для этого нужна виза. Бля. Мимо прошла пожилая пара. "Может ты и не талантливый", говорила женщина по-русски, "но очень способный". "Я могу писать...", отвечал мужчина. Дальше Катя уже не слышала. Она улыбнулась, глядя на все те же разлапистые деревья, и с грустью подумала, что этой зимой уже не увидит, как с них облетят листья, и теперь занавески уж точно ни к чему. Этот ничего не значащий эпизод, подсмотренный ею, отвлек от обычных мыслей, и решение не заставило себя ждать. Катя отнесла домой выстиранное белье и отправилась в банк. Так и есть, на сберегательном счету - около десяти тысяч. Это была именно та, необходимая сумма.
Вечером Катя встретилась с любовником...
Разумеется, она завела в этом городе любовника. В меру красивого, в меру мужественного Владимира, который переехал в Германию в возрасте тринадцати лет, а посему представлял собой смесь немца и русского, чем выгодно отличался и от Катиных соотечественников, живущих на родине, своей последовательностью и собранностью, и от коренного населения Катиного теперешнего места жительства, легкостью в общении и здоровой долей распиздяйства. Владимир работал звукотехником на телевидении, а в свободное время писал музыку. Последнее, правда, поначалу казалось Кате весьма сомнительным. Музыку Володя делал электронную, и девушка некоторое время не могла принять, что эти "тыц-тыц" еще и сочиняют... Потом, конечно, по-женски поняла, привыкла и даже влилась в Володину клубную тусовку, хотя и дальше предпочитала музыку более мелодичную.
Катя с Володей встретились в их любимом ресторанчике. Девушка сразу же, не ходя вокруг да около, выпалила:
- Володь, женись на мне, а?
Тот поперхнулся, но Катя снова заговорила, прежде чем он успел что-то сказать:
- Я предлагаю тебе десять тысяч. Это стандартная расценка, я слышала.
Она замерла, а Володя расхохотался:
- Катюня, я прекрасно понимаю твое положение, и мне тоже не хочется, чтобы ты уезжала...
Он на секунду замолчал.
- Конечно, я женюсь на тебе. И не нужно мне никаких десяти тысяч.
- Ну, уж нет, - вдруг смело и нагло ответила Катерина, - тебе же нужен был... - Катя забыла, как называется то, что ему нужно, - нужна была... аппаратура. Вот и купишь.
Любовник отнекивался. Но Катя сама перевела ему деньги на счет, и детский его восторг по поводу новой игрушки (очередная какая-то диджейская лабуда) взял верх.
Свадьбы как таковой не было. Была роспись, ужин вчетвером (новобрачные плюс свидетели) в ресторане, прогулка по городу. Единственное, на чем не стали экономить, так это на фотографе, и потом радостно совали всем знакомым и незнакомым фотоальбом: Катя в джинсах, белой шелковой тунике и (все таки) фате, Володя в кедах и цветастом галстуке поверх смешной футболки... целуются, скачут... и любимая фотография - хохочушие рожицы на заднем плане, а в фокусе - два кулачка, изображающие неприличный жест. Только вместо средних пальцев - безымянные. С обручальными кольцами, ага.
Они не съехались после свадьбы, Володя остался жить в своей двухкомнатной квартире в центре Мюнхена, а Катя - в прежних аппартаментах.
Знакомые пробовали поначалу злословить. Но хорошая сплетня получается в случае, если один - козел. А тут Катька устроилась на ПМЖ, а Володя отхватил бабла. Вроде оба - скоты меркантильные, но ведь бегают - черти красивые! - за ручки по тусовкам, бесстыдно целуются у всех на глазах, а Катя - необремененная ответственностью и семейными заботами - еще и имеет наглость выкрикивать: "Му-у-уж, принеси-ка мне винчика!". "Счет по почте прислать или можно э-мейлом?", отвечал Володя, наливая в бокал вино. Моральные уроды! На десятой минуте сплетни стухали. Ведь если продолжать, придется признаться в том, что это простая зависть. Да, зависть к этой сумасбродной влюбленной паре, которая не скрывала ни свою страсть, ни корысть...
Катя устроилась в (на этот раз) немецкую фирму - не совсем то, чего хотелось, но деньги зарабатывала. А через год очередной знакомый позвал в Москву. Он открывал школу - новые методики изучения иностранных языков. У него - методики, у Кати - языки, обаяние и хватка. И Катя вцепилась в эту возможность, быстро уволилась и легко, как бы в шутку, так что Володя даже не успел осознать, что произошло, укатила в Москву.
Несколько месяцев Володя работал, писал музыку, выступал на вечеринках, а потом... ну, да, тормоз... понял, что Катька "это" всерьёз. Он полетел к ней в Москву, и Катерина скакала как раньше, хихикала, лезла каждые три минуты целоваться. Все вроде по старому, но ведь послезавтра придется вернуться. Володе придется вернуться...
- Катя, - Володе трудно давалась заготовленная речь. Он смотрел на Катькину белокурую голову, покоящуюся на подушке... лукавые глаза, губа закушена, родинка над ключицей и... там под одеялом, каждый сантиметр знаком, каждый сантиметр исцелован...
- Кать, возвращайся обратно.
Катя поднялась на локтях и удивленно посмотрела на Володю, но тот в темноте не видел её взгляда.
- Конечно, мы женились так... понарошку... без обязательств, и все такое... Но ведь... Но я ведь... В общем, я люблю тебя. Я всегда это говорил. Но, кажется, я не так тебя люблю, как говорил, - "Бред какой-то получается!", - в общем, я хочу, чтобы мы жили вместе, создали семью, рожали детей, и все такое... Ну, в общем, как обычно это бывает...
"Как обычно", повторила про себя Катя. Вот оно ключевое слово.
Нет смысла передавать весь их разговор. Но через два дня Володя улетел в Мюнхен. Один. Нет, они совсем не поссорились, и сердечно прощались в аэропорту. Катя никогда не ссорилась с бывшими любовниками, и все они оставались в её жизни. Можно сказать, скапливались в её окружении. И становились для нее якобы закадычными друзьями, кухонными собеседниками. И каждый потом норовил помогать, заботиться, высказываться по поводу "новенького" и пить с ним - с "новеньким" - водку. И каждый считал, что был и остается главным в Катиной жизни человеком, в чем безбожно ошибался. Главной была как раз Катя.
А через некоторое время пришли по почте документы для развода, и Катя легко подписала. У нее не было времени для посторонних мыслей. Она была не только совладельцем новой школы, но и преподавателем. Так ей нравилось. Жизнь. Новая. С иголочки.
* * *
- А что с Владимиром? - перепуганно спросила студентка Ирочка.
- Все хорошо! - ответила Катя. - В прошлом году у него родился внук.
Ирочка выдохнула с облегчением и разочарованием одновременно. Катя почувствовала настроение, она была хорошим знатоком человеческих душ.
- Если бы я писала роман о себе, то есть с собой в главной роли, наверняка вписала бы для пущей остроты какие-нибудь героические поступки, а то и суицид, - Катя рассмеялась, - но в реальной моей жизни такого не могло бы случиться. Все мои любовники были хотя и довольно эмоциональными, а многие и где-то неуравновешенными людьми, но отходчивыми. Я же по себе подбирала.
- И все таки, - не унималась Ирочка, - вы не жалеете о разводе? У вас же могли быть дети. Неужели вы не хотели детей?
- Я же говорила, - терпеливо объяснила Катя, - что искала легкие пути.
Через неделю Ирочка позвонила бывшей учительнице:
- Я долго думала о ваших словах, - смущенно сказала девушка, - и мне кажется, что легких путей не бывает. В том смысле, что можно идти по прямой пустыне и страдать от палящего солнца, а можно взбираться под гору в тени деревьев. И в том, и в другом случае есть свои преимущества и свои недостатки.
"Поэтическая девочка", саркастично подумала Катя.
- Так, не бывает и правильных или неправильных дорог, - продолжила Ира уже смелее, - когда выходишь на развилку, кажется будто есть масса выборов, а на самом деле, выбор всего один. Это не фатализм, Екатерина Васильевна, - стала оправдываться Ира, хотя Катя молчала, - это не судьба определяет, а мы сами. За километр до развилки мы уже определили, куда свернём, сами об этом не зная. Все дороги правильные, потому что они - наши.
Ира замолчала, а затем простодушно спросила:
- Глупо?
- Нет, Ирочка, - ответила Катя, - это совсем не глупо.
Двадцатичетырехлетняя Катя уволилась "в никуда". И, как это часто случается у авантюристов-смельчаков, очень быстро получила новое увлекательное предложение. Катин знакомый открывал фирму в Германии и позвал ее - хорошо знающую немецкий и обладающую каким-никаким опытом в области продаж - на работу. С визой было нелегко, Катя все же не являлась незаменимым сотрудником, но как-то все разрешилось.
Началась новая жизнь в спокойном и домашнем (после Москвы-то) Мюнхене. Катя снимала небольшие аппартаменты (где готовишь, там и спишь), и совсем не жалела оставленной трехкомнатной квартиры в родном городе. Жила аскетично, но уютно. Летом перед работой пила на балконе кофе и каждый раз немного огорчалась, что зимой с разлапистых кудрявых деревьев упадут все листья, и столь приятный вид из окна (а оно было во всю стену) превратится в верхушку церкви слева и пустоту справа (высоких домов там не было), а на фоне сего - голые печальные ветви... "Нужно купить занавески", думала Катя, занося пустую чашку в квартиру, но каждый раз забывала. Да и ни к чему это мещанство.
Фирма ее приятеля стремительно выросла, а затем так же стремительно прогорела, оставив Катю со вскоре истекающей визой и небольшими сбережениями.
Было нерабочее для Кати летнее утро вторника. Девушка сидела у прачечной (со стиральной машинкой вышло так же, как и с занавесками), пила гадкий (впрочем, бывает и хуже) кофе из автомата, вполглаза читала книгу, вполмысли думала, "что делать". Она чувствовала, что уезжать из Мюнхена не то, чтобы не хочется, а нельзя, просто категорически нельзя. Ибо что-то еще пока не оформившееся, но уже витающее в воздухе, скоро даст о себе знать. Какой-то шанс, какая-то перспектива... И даже ключевое слово "какое-то" Катю не пугало. Нужно только дождаться. А для этого нужна виза. Бля. Мимо прошла пожилая пара. "Может ты и не талантливый", говорила женщина по-русски, "но очень способный". "Я могу писать...", отвечал мужчина. Дальше Катя уже не слышала. Она улыбнулась, глядя на все те же разлапистые деревья, и с грустью подумала, что этой зимой уже не увидит, как с них облетят листья, и теперь занавески уж точно ни к чему. Этот ничего не значащий эпизод, подсмотренный ею, отвлек от обычных мыслей, и решение не заставило себя ждать. Катя отнесла домой выстиранное белье и отправилась в банк. Так и есть, на сберегательном счету - около десяти тысяч. Это была именно та, необходимая сумма.
Вечером Катя встретилась с любовником...
Разумеется, она завела в этом городе любовника. В меру красивого, в меру мужественного Владимира, который переехал в Германию в возрасте тринадцати лет, а посему представлял собой смесь немца и русского, чем выгодно отличался и от Катиных соотечественников, живущих на родине, своей последовательностью и собранностью, и от коренного населения Катиного теперешнего места жительства, легкостью в общении и здоровой долей распиздяйства. Владимир работал звукотехником на телевидении, а в свободное время писал музыку. Последнее, правда, поначалу казалось Кате весьма сомнительным. Музыку Володя делал электронную, и девушка некоторое время не могла принять, что эти "тыц-тыц" еще и сочиняют... Потом, конечно, по-женски поняла, привыкла и даже влилась в Володину клубную тусовку, хотя и дальше предпочитала музыку более мелодичную.
Катя с Володей встретились в их любимом ресторанчике. Девушка сразу же, не ходя вокруг да около, выпалила:
- Володь, женись на мне, а?
Тот поперхнулся, но Катя снова заговорила, прежде чем он успел что-то сказать:
- Я предлагаю тебе десять тысяч. Это стандартная расценка, я слышала.
Она замерла, а Володя расхохотался:
- Катюня, я прекрасно понимаю твое положение, и мне тоже не хочется, чтобы ты уезжала...
Он на секунду замолчал.
- Конечно, я женюсь на тебе. И не нужно мне никаких десяти тысяч.
- Ну, уж нет, - вдруг смело и нагло ответила Катерина, - тебе же нужен был... - Катя забыла, как называется то, что ему нужно, - нужна была... аппаратура. Вот и купишь.
Любовник отнекивался. Но Катя сама перевела ему деньги на счет, и детский его восторг по поводу новой игрушки (очередная какая-то диджейская лабуда) взял верх.
Свадьбы как таковой не было. Была роспись, ужин вчетвером (новобрачные плюс свидетели) в ресторане, прогулка по городу. Единственное, на чем не стали экономить, так это на фотографе, и потом радостно совали всем знакомым и незнакомым фотоальбом: Катя в джинсах, белой шелковой тунике и (все таки) фате, Володя в кедах и цветастом галстуке поверх смешной футболки... целуются, скачут... и любимая фотография - хохочушие рожицы на заднем плане, а в фокусе - два кулачка, изображающие неприличный жест. Только вместо средних пальцев - безымянные. С обручальными кольцами, ага.
Они не съехались после свадьбы, Володя остался жить в своей двухкомнатной квартире в центре Мюнхена, а Катя - в прежних аппартаментах.
Знакомые пробовали поначалу злословить. Но хорошая сплетня получается в случае, если один - козел. А тут Катька устроилась на ПМЖ, а Володя отхватил бабла. Вроде оба - скоты меркантильные, но ведь бегают - черти красивые! - за ручки по тусовкам, бесстыдно целуются у всех на глазах, а Катя - необремененная ответственностью и семейными заботами - еще и имеет наглость выкрикивать: "Му-у-уж, принеси-ка мне винчика!". "Счет по почте прислать или можно э-мейлом?", отвечал Володя, наливая в бокал вино. Моральные уроды! На десятой минуте сплетни стухали. Ведь если продолжать, придется признаться в том, что это простая зависть. Да, зависть к этой сумасбродной влюбленной паре, которая не скрывала ни свою страсть, ни корысть...
Катя устроилась в (на этот раз) немецкую фирму - не совсем то, чего хотелось, но деньги зарабатывала. А через год очередной знакомый позвал в Москву. Он открывал школу - новые методики изучения иностранных языков. У него - методики, у Кати - языки, обаяние и хватка. И Катя вцепилась в эту возможность, быстро уволилась и легко, как бы в шутку, так что Володя даже не успел осознать, что произошло, укатила в Москву.
Несколько месяцев Володя работал, писал музыку, выступал на вечеринках, а потом... ну, да, тормоз... понял, что Катька "это" всерьёз. Он полетел к ней в Москву, и Катерина скакала как раньше, хихикала, лезла каждые три минуты целоваться. Все вроде по старому, но ведь послезавтра придется вернуться. Володе придется вернуться...
- Катя, - Володе трудно давалась заготовленная речь. Он смотрел на Катькину белокурую голову, покоящуюся на подушке... лукавые глаза, губа закушена, родинка над ключицей и... там под одеялом, каждый сантиметр знаком, каждый сантиметр исцелован...
- Кать, возвращайся обратно.
Катя поднялась на локтях и удивленно посмотрела на Володю, но тот в темноте не видел её взгляда.
- Конечно, мы женились так... понарошку... без обязательств, и все такое... Но ведь... Но я ведь... В общем, я люблю тебя. Я всегда это говорил. Но, кажется, я не так тебя люблю, как говорил, - "Бред какой-то получается!", - в общем, я хочу, чтобы мы жили вместе, создали семью, рожали детей, и все такое... Ну, в общем, как обычно это бывает...
"Как обычно", повторила про себя Катя. Вот оно ключевое слово.
Нет смысла передавать весь их разговор. Но через два дня Володя улетел в Мюнхен. Один. Нет, они совсем не поссорились, и сердечно прощались в аэропорту. Катя никогда не ссорилась с бывшими любовниками, и все они оставались в её жизни. Можно сказать, скапливались в её окружении. И становились для нее якобы закадычными друзьями, кухонными собеседниками. И каждый потом норовил помогать, заботиться, высказываться по поводу "новенького" и пить с ним - с "новеньким" - водку. И каждый считал, что был и остается главным в Катиной жизни человеком, в чем безбожно ошибался. Главной была как раз Катя.
А через некоторое время пришли по почте документы для развода, и Катя легко подписала. У нее не было времени для посторонних мыслей. Она была не только совладельцем новой школы, но и преподавателем. Так ей нравилось. Жизнь. Новая. С иголочки.
* * *
- А что с Владимиром? - перепуганно спросила студентка Ирочка.
- Все хорошо! - ответила Катя. - В прошлом году у него родился внук.
Ирочка выдохнула с облегчением и разочарованием одновременно. Катя почувствовала настроение, она была хорошим знатоком человеческих душ.
- Если бы я писала роман о себе, то есть с собой в главной роли, наверняка вписала бы для пущей остроты какие-нибудь героические поступки, а то и суицид, - Катя рассмеялась, - но в реальной моей жизни такого не могло бы случиться. Все мои любовники были хотя и довольно эмоциональными, а многие и где-то неуравновешенными людьми, но отходчивыми. Я же по себе подбирала.
- И все таки, - не унималась Ирочка, - вы не жалеете о разводе? У вас же могли быть дети. Неужели вы не хотели детей?
- Я же говорила, - терпеливо объяснила Катя, - что искала легкие пути.
Через неделю Ирочка позвонила бывшей учительнице:
- Я долго думала о ваших словах, - смущенно сказала девушка, - и мне кажется, что легких путей не бывает. В том смысле, что можно идти по прямой пустыне и страдать от палящего солнца, а можно взбираться под гору в тени деревьев. И в том, и в другом случае есть свои преимущества и свои недостатки.
"Поэтическая девочка", саркастично подумала Катя.
- Так, не бывает и правильных или неправильных дорог, - продолжила Ира уже смелее, - когда выходишь на развилку, кажется будто есть масса выборов, а на самом деле, выбор всего один. Это не фатализм, Екатерина Васильевна, - стала оправдываться Ира, хотя Катя молчала, - это не судьба определяет, а мы сами. За километр до развилки мы уже определили, куда свернём, сами об этом не зная. Все дороги правильные, потому что они - наши.
Ира замолчала, а затем простодушно спросила:
- Глупо?
- Нет, Ирочка, - ответила Катя, - это совсем не глупо.