О турке и лишениях пармезановых: Салтыков-Щедрин пророчествует
Оригинал взят у breviarissimus в О турке и лишениях пармезановых: Салтыков-Щедрин пророчествует
Читаем бессмертного классика. 1878 год на дворе, а как современно звучит!
("болдом" выделил самую прелесть)
М.Е.Салтыков-Щедрин. "В среде умеренности и аккуратности. Отголоски. III. Тряпичкины-очевидцы."
"Как и следовало ожидать, настроение нашего вагона было отличное. Пассажиры были точно на подбор, молодец к молодцу! Все имели вид уверенный, бодрый, и как только прошли первые минуты обычной суматохи усаживания, так тотчас же, разумеется, выступил на сцену животрепещущий восточный вопрос. Насчет участи, ожидающей турок, судили разно, но замечательно, что ни в ком не было ни тени колебания или сомнения; напротив того, всех воодушевляла твердая решимость не полагать оружия до тех пор, пока самое имя Турции существует на карте Европы. Никому из нас лично не приходилось участвовать в военных действиях, но тем не менее большинство высказывало такую отвагу, что я без труда понял, чего можно бы было ожидать от этих людей, если бы их не стесняли пределы вагона, подобно тому как меня стесняют пределы газетной статьи. Многие буквально рвались на поле битвы. Например, один почтенный мещанин (он содержит в Углицком уезде питейный дом и мелочную лавку) сказал мне:
- Кажется, пусти меня теперича в стражение, так я один десяти туркам-чуркам головы поснесу!
А сидевший тут же поблизости духовный пастырь, движимый похвальным соревнованием, присовокупил:
- Духовно мы, сударь, давно уж за Дунаем, а некоторые даже и далее.
Разумеется, я охотно воспользовался этим случаем, чтоб вступить в собеседование.
- Так за чем же дело стало? - спросил я.
- А за тем и стало, что дома своих делов много, - ответил мещанин.
... кто-то в углу вагона крикнул:
- Что долго разговаривать! идем все против турка - и сказ весь!
Что произошло в эту минуту - я не берусь описать. Представьте себе поезд, несущийся на всех парах, представьте грохот колес, тяжелое дыхание паровоза - и что ж? даже всего этого оказалось недостаточным, чтоб заглушить гул
наших голосов, слившихся в одном общем чувстве!.. Да, нужно иметь перо Немировича-Данченко, чтоб передать эту картину! все поздравляли друг друга, обнимались, целовались, а одна старушка, сидя в углу, тихо плакала.
... Часов в одиннадцать началось в вагоне другого рода движение: пассажиры принялись разгружать свои дорожные мешки и вынимать из них всевозможную провизию. Опять прекрасная бытовая картина, но на этот раз уже совершенно мирного свойства. Не видно ни пармезанов, ни анчоусов, ни гомаров, ничего такого, что напоминало бы утонченности иноземной гастрономии. Русский человек понимает, что теперь не такая минута, когда следовало бы поощрять ввозную торговлю. Но зато на всех коленях вы заметите рыжеватую паюсную икру, нашу родную углицкую колбасу и в особенном изобилии печеные яйца. Во всех углах слышится деятельная работа зубов, на всех лицах написано неподдельное удовольствие, которое, в настоящем случае, тем более законно, что все эти припасы суть результат усидчивого труда."
Читаю и плачу. Верно" выразился в своё время К.Крылов про автора "Истории одного города": "скорпионий талант". Другое дело, что крыловские обвинения в адрес сатирика XIX века ("сглазил", мол, Расеюшку на веки вечные, гадёныш змееустый) кажутся мне нелепыми, словно бы русский националист ревнует остроте ума и наблюдательности/прозорливости щедринской. Ты попробуй напиши так, чтобы и через 140 лет текстик злободневность сохранял. Даже про лишение россиян "гомаров" и пармезану провидел, умище какой!
Читаем бессмертного классика. 1878 год на дворе, а как современно звучит!
("болдом" выделил самую прелесть)
М.Е.Салтыков-Щедрин. "В среде умеренности и аккуратности. Отголоски. III. Тряпичкины-очевидцы."
"Как и следовало ожидать, настроение нашего вагона было отличное. Пассажиры были точно на подбор, молодец к молодцу! Все имели вид уверенный, бодрый, и как только прошли первые минуты обычной суматохи усаживания, так тотчас же, разумеется, выступил на сцену животрепещущий восточный вопрос. Насчет участи, ожидающей турок, судили разно, но замечательно, что ни в ком не было ни тени колебания или сомнения; напротив того, всех воодушевляла твердая решимость не полагать оружия до тех пор, пока самое имя Турции существует на карте Европы. Никому из нас лично не приходилось участвовать в военных действиях, но тем не менее большинство высказывало такую отвагу, что я без труда понял, чего можно бы было ожидать от этих людей, если бы их не стесняли пределы вагона, подобно тому как меня стесняют пределы газетной статьи. Многие буквально рвались на поле битвы. Например, один почтенный мещанин (он содержит в Углицком уезде питейный дом и мелочную лавку) сказал мне:
- Кажется, пусти меня теперича в стражение, так я один десяти туркам-чуркам головы поснесу!
А сидевший тут же поблизости духовный пастырь, движимый похвальным соревнованием, присовокупил:
- Духовно мы, сударь, давно уж за Дунаем, а некоторые даже и далее.
Разумеется, я охотно воспользовался этим случаем, чтоб вступить в собеседование.
- Так за чем же дело стало? - спросил я.
- А за тем и стало, что дома своих делов много, - ответил мещанин.
... кто-то в углу вагона крикнул:
- Что долго разговаривать! идем все против турка - и сказ весь!
Что произошло в эту минуту - я не берусь описать. Представьте себе поезд, несущийся на всех парах, представьте грохот колес, тяжелое дыхание паровоза - и что ж? даже всего этого оказалось недостаточным, чтоб заглушить гул
наших голосов, слившихся в одном общем чувстве!.. Да, нужно иметь перо Немировича-Данченко, чтоб передать эту картину! все поздравляли друг друга, обнимались, целовались, а одна старушка, сидя в углу, тихо плакала.
... Часов в одиннадцать началось в вагоне другого рода движение: пассажиры принялись разгружать свои дорожные мешки и вынимать из них всевозможную провизию. Опять прекрасная бытовая картина, но на этот раз уже совершенно мирного свойства. Не видно ни пармезанов, ни анчоусов, ни гомаров, ничего такого, что напоминало бы утонченности иноземной гастрономии. Русский человек понимает, что теперь не такая минута, когда следовало бы поощрять ввозную торговлю. Но зато на всех коленях вы заметите рыжеватую паюсную икру, нашу родную углицкую колбасу и в особенном изобилии печеные яйца. Во всех углах слышится деятельная работа зубов, на всех лицах написано неподдельное удовольствие, которое, в настоящем случае, тем более законно, что все эти припасы суть результат усидчивого труда."
Читаю и плачу. Верно" выразился в своё время К.Крылов про автора "Истории одного города": "скорпионий талант". Другое дело, что крыловские обвинения в адрес сатирика XIX века ("сглазил", мол, Расеюшку на веки вечные, гадёныш змееустый) кажутся мне нелепыми, словно бы русский националист ревнует остроте ума и наблюдательности/прозорливости щедринской. Ты попробуй напиши так, чтобы и через 140 лет текстик злободневность сохранял. Даже про лишение россиян "гомаров" и пармезану провидел, умище какой!