За день до 10 швата у нас был фарбренген, который вёл Леви Вайнберг, шалиях в Претории в Южной Африке. Это тот, который на пару с братом перевёл уроки по Тании, которые на идише вещал по радио когда-то его отец Йосеф Вайнберг.
Я работал поздно и первые полтора часа фарбренгена пропустил. Когда пришёл, он рассказал такое дело. Будучи учеником йешивы, он отправился на два года в так называемый учебный шлихус в Мельбурн. Это бохеры приезжают куда-нибудь и делают мивцоим, но главное - они должны учиться так, чтобы атмосфера в городе духовно очистилась. И Леви договорился с родителями, что каждую неделю будет им писать. И попросил их сохранить его письма, чтобы по приезде перечитать их как дневник и, может быть, какие-нибудь выводы сделать. И так он и делал - каждую неделю писал обо всём, что происходило. А по приезде родители отдали ему письма. И вдруг он видит, что на его письмах - пометки рукой Ребе! Он спрашивает родителей: откуда??? кака???
И отец рассказал ему, что Ребе любил получать отчёты о деятельности его организаций от людей со стороны, не от руководителей организаций, чтобы картина была более объективной. Отец, соответственно, давал Ребе почитать отчёты сына, не сказав сыну, что даёт их читать Ребе, чтобы это не повлияло на то, как сын пишет.
И вот Леви пишет в хол-амоэд Песаха.
Он живёт в семье по фамилии Фридман. Отец идёт домой в первую ночь Песаха, по дороге говорит: "Знаешь, зайдём-ка на минутку тут по соседству". Они заходят в местный hэкдеш - общежитие для шлепперов и бездомных. Там сидят с тем, что Б-г послал, 30 или 35 дурно пахнущих и не совсем нормальных личностей, которым Фридман говорит: "мужики, пошли ко мне, седер справим". Они приходят домой. А жена у Фридмана такая вся очень правильная и всё у неё организовано и по струночке и в доме всегда идеальный блеск и порядок. Приходят Фридман, постоялец Леви, заранее приглашённые гости плюс неожиданно ещё 35 бомжей. Тут происходит главное чудо: вместо того, чтобы взлететь в ступке с метлой через потолок, оставляя дымный след, жена Фридмана как-то исхитряется подать ещё ложек-вилок, скребёт по сусекам и кое-ка сварганивает на всех, чтобы провести седер. И еле-еле, подтянув животы, им хватает впритык еды до конца Песаха. И Ребе пишет резолюцию: Тшуойс хен! Тшуойс хен! (Типа, Огромное спасибо за чудесные новости).
Затем письмо после Рош-Ашоно. После всех Рош-Ашоно, проведённых в 770, для Леви как-то не по себе в другом месте. В 770 суровая атмосфера, все целиком погружены в серьёзность и торжественность момента, ничего лишнего, страх Страшных дней (ну, или трепет дней Трепета) пробирает до костей и глубже, чему способствует строгое и сосредоточенное лицо Ребе. Давка, все в едином порыве проживают Голову года. А в Мельбурне вдруг посреди всего перед вечерней молитвой останавливаются и начинают продавать всяческие вызовы - кого к Торе, кого - занавес Ковчега открыть, кого - свиток поднять и т.д. и т.п. Понятное дело, участвуют важные люди, беднякам там деалть нечего. И ладно бы это быстро, но тут ещё один ставит и ставит свои ставки, прямо жить ему невмоготу без того, чтобы какую-то важную честь не поиметь, и это ещё затягивается и затягивается. Наконец этот один получает свой подход к Торе, молитва продолжается.
На следующий день этого типа начинают звать к Торе, но он машет на вызывающего руками и говорит - это не мне, это вон вызови вон того. Этот тот - нищий парикмахер, который полулегально стрижёт людей у себя дома, и вообще он никто и зовут его никак. Так бы ему и в диком сне не приснилось в такой большой общине, чтоб его вызвали в Рош-Ашоно.
И на это Ребе тоже пишет: Тшуойс хен! Тшуойс хен!
Затем р. Леви начал топить за то, что в общине нуже машпия, что машпия создаёт общину и духовную динамику в ней. Для нас это актуально с тех пор, как рабби Гурари сломался и уехал из Буффало. С одной стороны создался некий дефицит доверия. У меня, скажем, в понимании шалиях и вообще хосид не может оставить задачу, данную Ребе. И если этот хосид и шалиях - машпия, так он должен быть типа леhавдил как МакМёрфи в "Над кукушкиным гнездом": он пошёл на месирус нефеш и отдал жизнь за то, чтобы сделать сумасшедших нормальными. И, кстати, сделал. Хоть он об этом и не узнал. Дефицит доверия, в результате, все высокие слова и идеи и хасидус - тот, кто их говорит, с него и спрос выше. Подобно истории Шмуэля Мункеса, который сказал Алтер Ребе - пускай даст себя арестовать. Если он настоящий ребе, ничего с ним не будет, а если ненастоящий - так ему и надо, нефиг у хасидов наслаждения этого мира отнимать своими проповедями любви к Всевышнему с исключением всего остального. С другой стороны, пробыв столько времени без машпии (и да, ещё и при дефиците доверия) уже битуль к чьим-либо наставлениям не пойдёт так, как шёл при раннем энтузиазме.
Сендер Коhен говорит: Давай вот ты у нас и оставайся, будешь машпией.
Р. Леви замялся. Ясное дело, как же он оставит свои обязанности. В последующий шабос мы с Сендером поспорили. Я ему говорю: это принципиально невозможно, чтобы Вайнберг стал машпией в Буффало. Если бы он сказал да и переехал сюда, он бы тем самым нарушил то, на что он был послан, и тем самым был бы уже не шалиях и не хосид, а такой машпия не машпия, подобно тому, как Ребе Рашаб в детстве играл со старшим братом Залманом Аароном в хасида и ребе, и Рашаб был хосид, сказал, что не знал, что Алтер Ребе запрещает лущить орехи в шабос, и он ел орехи, как исправить? Брат сказал - молиться из сидура, не по памяти. Рашаб сказал - ты не ребе и поэтому твой ответ - ерунда. Почему? Потому что ребе, когда слышит, что кто-то согрешил, он горстно кряхтит. Ты не кряхтел, значит ты не ребе.
Сендер сказал, что согласно гемаре кал вахомер нельзя делать самому. Я сказал, что это не кал вахомер, а асмахта, а аргумент сам по себе.
А ещё р. Леви рассказал анекдот, как в одной синагоге запретили болтовню во время молитвы, и потом община начала резко беднеть, и у всех появилась куча проблем, потому что народ в синагоге обсуждал проблемы друг друга и решали как друг другу помочь, а теперь это прекратилось.
А ещё потом р. Вогель из Рочестера, который приехал вместе с Мочкиным, сказал: вот он даёт уроки по Тании, и вот в 44-й главе говорится о том, как жаждет Б-га моя душа, только Его и ничего больше и это - у каждого еврея. Но ведь не жаждет же до такой степени! И получается, что АЛтер Ребе требует что-то запредельное! Как же я других этому буду учить.
Ну, у меня как всегда проблемы "не говорить перед теми, кто больше тебя". Я говорю: Вот вы тут шалияхи, хосиды Ребе, разве же в указаниях Ребе ничего запредельного нет? Да полным полно! Вот, например, маамар Самах Тесамах -
https://ykh.dreamwidth.org/102461.html - разве так возможно?
Вогель говорит - у Ребе всегда хоть как то чувствуешь, что хоть немножко от его требования можешь выполнить.
Подумалось мне (уже после фарбренгена), что это - что требование Ребе можешь выполнить хоть как-то, а вот от Алтер Ребе - нет - это потому что Ребе - твой Ребе, а Алтер Ребе - нет. Иначе было бы совершенно немыслимо приводить анекдот о том, как болтовня во время молитвы имеет свои положительные стороны, когда в той же Тании в 24-м послании в Игерес Акойдеш Алтер Ребе просто прямо и недвусмысленно накладывает отлучение от общины на каждого, кто болтает с момента, как хазан приступил к молитве, до последнего Кадиша. Ведь если бы Алтер Ребе был наш Ребе, мы бы сказали, как это мы пытаемся делать (иногда) - то, что Ребе говорит - Тора с Синая, и наши оправдания не следовать его указанию - даже самые умные и логичные - читая йецерюга.
This entry was originally posted at
https://ykh.dreamwidth.org/108326.html. Please comment there using
OpenID.