ОТЗВУК ВЕЛИКОГО ВЫСТРЕЛА

Apr 15, 2017 13:04

14 апреля 1930 года раздался исторический выстрел.
Это покончил с собой поэт Владимир Маяковский.

30 июля 1992 года принял смертельную дозу снотворного литератор Юрий Карабчиевский (родился в 1938), которому, казалось, удалось сбросить Маяковского с парохода современности.
Но это только казалось.



В конце восьмидесятых годов прошлого века не было в русской поэзии фигуры несноснее, чем Маяковский. Его никто не читал, но он всем надоел.
Советское образование поднимало на щит худшие вещи поэта. Начиналось с детства: как хотите, но нельзя счесть для ребенка увлекательными агитки «Кем быть?» или «Что такое хорошо и что такое плохо». Они, не спорю, ориентируют в мире, задают правильный вектор, но… на меня от них веяло скукой. А такие стихи как «История Власа - лентяя и лоботряса» и «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий» просто вызывали отвращение.
А в школе? «Прозаседавшиеся», «Стихи о Советском паспорте», «Товарищу Нетте», «Во весь голос» откуда с удовольствием декламировалась строчка про «б…. с хулиганом да сифилис», почему эти стихи и не заставляли, слава богу, учить наизусть. Особняком стояло «Сергею Есенину», но оно было одно, и погоды не делало.
Около Маяковского кормилась сотня литературоведов, выяснявших его отношения с революцией. Написанные суконным языком книги сдавались в макулатуру, не раскрываясь.
Маяковский стал объектом пародий, а также источником для вяловатой брезгливости, как «продавшийся Советской власти».
Все забыли гениальное «Облако в штанах».

В этот момент появилась и стала бестселлером книга Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковского», которая формулировала накопившиеся у общества претензии к поэту.
На нее набросились, как на горячие пирожки. Помню, что в районной библиотеке у книги, которая вышла три месяца назад при мне сменили корешок выдачи, поскольку прежний был исписан. Представьте себе, у безумно интересно написанной, но литературоведческой книжки!

Карабчиевский был литератором, который сознательно не хотел касаться советского издательского процесса. То есть, по молодости лет он печатался в «Московском комсомольце» и даже в «Юности», но опубликовать за десять лет всего четыре стихотворения (результат Карабчиевского) это антирекорд.
Карабчиевского выдавили в русские закордонные издания. Его с удовольствием приняли журналы «Грани», «Время и мы», «22».
В бытовой жизни Карабчиевский специализировался на ремонте электронных приборов. Пятнадцать лет он просидел на одном заводе, откуда заставил уволиться только международный успех.

Слава подкрадывалась к Карабчиевскому неспешно, на цыпочках. Поэту было за сорок, когда он принял участие в вызвавшем международный скандал альманахе «Метрополь».
В 1985 году, в Мюнхене, вышло «Воскресение Маяковского». В Париже книгу удостоили премии имени Владимира Даля.
Карабчиевский пришелся ко двору перестройке и либеральным веяниям. Начиная с 1988 года, он триумфально завоевывает толстые литературные журналы. После публикации «Воскресения Маяковского» косяком пошли встречи с читателями, интервью, выступления по телевизору. Робкие голоса защитников Маяковского тонули в восторженном гуле отрицания.
Что ж, Карабчиевский написал пряную, интересную, парадоксальную книгу. Просто не надо забывать, что она принадлежит к жанру памфлета. Это не отнимает ее достоинств, но не делает истиной в последней инстанции.
И сам Карабчиевский, кстати, не ожидал реакции, при которой на Маяковского стали вешать всех собак. Выплескивать вместе с водой ребенка.
Он обескураженно признался:

«Вот, написал я про Маяковского. Пригвоздился. А как представлю его - вечно простуженного, хлюпающего носом...»

Карабчиевский вообще очень трезво оценивал происходящее. Одним из первых он почувствовал, что литературоцентрическое время последних десятилетий СССР подходит к концу:

«Никому сегодня не нужна литература. Мой Маяковский нужен потому, что скандален. Остальное не прочтут»

Карабчиевскому многое, да почти все не нравилось при советской власти. Но и новое время сворачивало не туда.

«Я стал выездным, побывал в Канаде и Америке, но сказать, что у нас демократия, и это хорошо, я не могу. Потому, что для матери, у которой убит сын в Карабахе, такая демократия - это ужасно».

Начало девяностых было депрессивным. Народ повалил за бугор пачками.
Сначала в Израиль уехал старший сын поэта. Затем туда собралась жена.
Юрий сказал подруге Ларисе Миллер: «Наверное, она права, тут нечем гордиться, но я не могу уехать».
Однако, что ему оставалось?
Не разводиться же с любимым человеком.

Предчувствия поэта не обманули. В Израиле он не прижился. Элементарно задыхался без московской среды, воздуха, тени. Писать, а, значит, жить Карабчиевский мог только в России.
Жена же болела, нуждаясь в тамошнем уходе.
Карабчиевский метался между двумя странами, не в силах сделать выбор.
Дело усугублялось тем, что конкретно в Израиле его мало кто знал, а мировой ажиотаж постепенно сходил на нет.
В России же проза Карабчиевского не вышла за уровень восхищения знатоков.
На волне успеха «Воскресения Маяковского» Карабчиевский издал том «Тоска по дому». После похорон нераспроданный большой тираж пошел под нож.
Книжку стихов с говорящим названием «Прощание с друзьями» пришлось выпускать за свой счет тиражом 500 экземпляров. Сборник открывался портретом поэта в черной рамке, которую успели втиснуть в последний момент.

Узнав о кончине Карабчиевского, Василий Катанян занес в дневник:

«О мертвых или хорошо или ничего. Ю. Карабчиевский не придерживался этой мудрости и написал о самоубийствах Маяковского (и его предсмертном письме) и Л. Брик с достаточной долей неправды. У меня есть теория - с тяжелой руки Вознесенского, назвавшего Л.Ю. "Пиковой дамой советской литературы" - Л.Ю., как пиковая дама, проявляет свою недоброжелательность к тем, кто ей причинял или продолжает (посмертно) причинять зло...»

Годом позже, также наглотавшись таблеток, ушла из жизни жена Карабчиевского.
Есть в этих смертях какая-то щемящая загадка.
Словно потревожив покойные тени Карабчиевский завязал нешуточные узелки драмы. И закончил земной путь, подобно герою своих пристальных наблюдений.

А для Маяковского продолжается очередной виток жизни.
Что доказано увесистым томом ЖЗЛ от Дмитрия Быкова и многотомным повествованием от Эдуарда Филатьева.
Телесериалом «Маяковский. Два дня».
Постоянными переизданиями.
Много чем…

литература, черная метка

Previous post Next post
Up