И вот мой вклад в общее дело:
Безмерность в мире мер: Искусство быть хорошим
Эх, когда бы не Александр Сергеевич - с его дьявольской способностью сращивать слова в формулы.
Сказал в своё время, как припечатал: «Гений и злодейство, мол, - две вещи несовместные.» С тех пор это и сидит в русском литературоцентричном сознании на правах самоочевидности, совершенно независимо от того, что с тех пор мы успели узнать (да и раньше знали) множество примеров обратного. Формула!
Но самоочевидности тем и хороши, что провоцируют в них усомниться. Хорошо, со злодейством гений, предположим, не совместен - а как быть с его традиционной противоположностью, добродетелью? Что, так уж хорошо уживается?
Ответ не так самоочевиден, как кажется. Для начала хорошо бы понять, а что такое вообще добродетель? Нет, не всеобщее благо (которое и само-то по себе вещь проблематичная), не созидательный и преображающий труд ради него (тут проблематичности тоже немало), а именно добродетель - как качество личности, как стиль её поведения. Как набор типовых, рутинных для данного общества характеристик, позволяющих считать человека правильным, удобоприемлемым… словом, вписывающимся в ожидания.
Первое, что приходит на ум: да ни за что. Гений - и удобоприемлемость? Внутренняя крупность (даже - безмерность, ведь именно ей, кажется, прежде всего отличается гений от вещи более обыденной и кроткой - таланта) - и умещаемость в рамки? Да не смешите меня. Ведь, казалось бы, гений прежде всего - в какой бы области он ни сказывался - это огромная, распирающая человека изнутри сила. Что ему делать «с этой безмерностью в мире мер», как убедительно спросила - и тоже как припечатала - в своё время ещё одна бессмертная изобретательница формул?
Гений, пожалуй - если понять его как ту самую распирающую человека, превосходящую, может быть, самого человека силу («он мал, как мы, он мерзок, как мы…» - это «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон») может быть поставлен перед добродетелью (понятой, в свою очередь, как смиряющий, укрощающий принцип) - как перед своей задачей. Которую надо выполнить. Которая требует усилий. Которая внешняя ему так же, как и всем нам.
Добродетель (то есть совокупность принципов поведения, вписывающих человека в сообщество) недаром всегда - вещь исторически и социально конкретная. Представления о том, каков должен быть «хороший» и «правильный» человек, о принципах его поведения, в разных сообществах от сотворения мира были достаточно различными. Но в каждом они - были: совокупность таких принципов необходима, чтобы оберегать человека. От природы, от мира, от самого себя.
Гений и добродетель соотносятся как Природа и Культура, Природа и Цивилизация. Как (всепорождающая, всепреображающая) природа - и способ уживаться с ней, включить её в социальное пространство. Как Солнце и солнечные батареи. Как вода и гидроэлектростанция. Как строение вещества и ядерный реактор. (Да, и взорваться может. А как же.)
Гений и добродетель не предполагают друг друга с непременностью, но и не противоречат друг другу. Они должны быть друг другом дополнены. Друг другом скорректированы.
Гений, как мощная порождающая и преображающая сила, - конечно, всегда будет превосходить любую исторически данную добродетель. Он, по определению избыточный, как нарочно создан, чтобы взрывать её (и все прочие условности) изнутри. Но именно потому его присутствие в межчеловеческом пространстве должно - если уж говорить об идеальном устройстве мироздания - быть скорректировано добродетелью: императивом оберегания ближнего (любого ближнего, независимо от того, насколько он восприимчив к данному конкретному гению, к его трудам и плодам) - просто уже потому, что он живой.
Добродетель - искусство быть хорошим - это техника безопасности. Которой каждому, живущему меж людей, стоило бы владеть.
Это как язык. Противоположен ли гений языку? Может ли он осуществиться помимо него? Он и не противоположен ему, и не тождествен, и не привязан к нему накрепко: язык - всего лишь один из его инструментов. Правда, такой, без которого с высокой вероятностью ничего не получится. И который, кстати, можно по ходу дела создавать: простым фактом своего участия в нём. (Не будь Солнца - никаких солнечных батарей бы не было.)
Впрочем, не-гениев это касается ровно в той же степени. Просто гениям, скорее всего - труднее.
http://improvvisazione.livejournal.com/16279.html
Эх, когда бы не Александр Сергеевич - с его дьявольской способностью сращивать слова в формулы.
Сказал в своё время, как припечатал: «Гений и злодейство, мол, - две вещи несовместные.» С тех пор это и сидит в русском литературоцентричном сознании на правах самоочевидности, совершенно независимо от того, что с тех пор мы успели узнать (да и раньше знали) множество примеров обратного. Формула!
Но самоочевидности тем и хороши, что провоцируют в них усомниться. Хорошо, со злодейством гений, предположим, не совместен - а как быть с его традиционной противоположностью, добродетелью? Что, так уж хорошо уживается?
Ответ не так самоочевиден, как кажется. Для начала хорошо бы понять, а что такое вообще добродетель? Нет, не всеобщее благо (которое и само-то по себе вещь проблематичная), не созидательный и преображающий труд ради него (тут проблематичности тоже немало), а именно добродетель - как качество личности, как стиль её поведения. Как набор типовых, рутинных для данного общества характеристик, позволяющих считать человека правильным, удобоприемлемым… словом, вписывающимся в ожидания.
Первое, что приходит на ум: да ни за что. Гений - и удобоприемлемость? Внутренняя крупность (даже - безмерность, ведь именно ей, кажется, прежде всего отличается гений от вещи более обыденной и кроткой - таланта) - и умещаемость в рамки? Да не смешите меня. Ведь, казалось бы, гений прежде всего - в какой бы области он ни сказывался - это огромная, распирающая человека изнутри сила. Что ему делать «с этой безмерностью в мире мер», как убедительно спросила - и тоже как припечатала - в своё время ещё одна бессмертная изобретательница формул?
Гений, пожалуй - если понять его как ту самую распирающую человека, превосходящую, может быть, самого человека силу («он мал, как мы, он мерзок, как мы…» - это «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон») может быть поставлен перед добродетелью (понятой, в свою очередь, как смиряющий, укрощающий принцип) - как перед своей задачей. Которую надо выполнить. Которая требует усилий. Которая внешняя ему так же, как и всем нам.
Добродетель (то есть совокупность принципов поведения, вписывающих человека в сообщество) недаром всегда - вещь исторически и социально конкретная. Представления о том, каков должен быть «хороший» и «правильный» человек, о принципах его поведения, в разных сообществах от сотворения мира были достаточно различными. Но в каждом они - были: совокупность таких принципов необходима, чтобы оберегать человека. От природы, от мира, от самого себя.
Гений и добродетель соотносятся как Природа и Культура, Природа и Цивилизация. Как (всепорождающая, всепреображающая) природа - и способ уживаться с ней, включить её в социальное пространство. Как Солнце и солнечные батареи. Как вода и гидроэлектростанция. Как строение вещества и ядерный реактор. (Да, и взорваться может. А как же.)
Гений и добродетель не предполагают друг друга с непременностью, но и не противоречат друг другу. Они должны быть друг другом дополнены. Друг другом скорректированы.
Гений, как мощная порождающая и преображающая сила, - конечно, всегда будет превосходить любую исторически данную добродетель. Он, по определению избыточный, как нарочно создан, чтобы взрывать её (и все прочие условности) изнутри. Но именно потому его присутствие в межчеловеческом пространстве должно - если уж говорить об идеальном устройстве мироздания - быть скорректировано добродетелью: императивом оберегания ближнего (любого ближнего, независимо от того, насколько он восприимчив к данному конкретному гению, к его трудам и плодам) - просто уже потому, что он живой.
Добродетель - искусство быть хорошим - это техника безопасности. Которой каждому, живущему меж людей, стоило бы владеть.
Это как язык. Противоположен ли гений языку? Может ли он осуществиться помимо него? Он и не противоположен ему, и не тождествен, и не привязан к нему накрепко: язык - всего лишь один из его инструментов. Правда, такой, без которого с высокой вероятностью ничего не получится. И который, кстати, можно по ходу дела создавать: простым фактом своего участия в нём. (Не будь Солнца - никаких солнечных батарей бы не было.)
Впрочем, не-гениев это касается ровно в той же степени. Просто гениям, скорее всего - труднее.
http://improvvisazione.livejournal.com/16279.html