да, а что же сказал библиофаг,
когда 26 июня сего года на круглом столе «Несбывшееся как источник творческого вдохновения» в Твери, в рамках литературного фестиваля «Из Калинина в Тверь» и презентации «Антологии ненаписанных текстов», обсуждались статус и судьбы ненаписанного в литературе и культуре?
А примерно вот что:
1. Существует или нет ненаписанный текст?
Разумеется, существует: ведь формы существования не исчерпываются теми, которые можно увидеть глазами или пощупать руками. Он существует, по меньшей мере, как идея (совокупность таковых), как внутренняя форма своего (потенциального) автора. (Больше того, тут мыслимы разные степени зрелости: от общего предтекстового чувства, которое ещё не нащупало себе слов для выговаривания, от разных степеней внятности этого чувства - до ясной системы идей и даже прямо-таки уже готовых словесных формулировок: бери и записывай, - просто мы этого по каким-то причинам не делаем.) Более того, он существует и как общее беспокойство, нарушенность внутреннего равновесия, которое не уточнило себя как следует даже на уровне «предтекстового чувства» (тексты, осуществляясь, как известно, проясняют такие состояния); как взрыхлённость почвы, на которой текст мог бы расти.
И ещё того более: он, - будучи. как сказано, беспокойством, - во всяком случае, существует как совокупность стимулов к, так сказать, текстозаместительным действиям (и это уже подступы к ответу на второй вопрос). Не осуществившись как текст, читаемый глазами, замысел ищет себе других путей к тому, чтобы состояться, - иноосуществления. Пребывая во внутреннем мире своего изготовителя, замысел давит на другие замыслы, отпечатывается в них (вообще - во всей, так сказать, внутренней географии человека; поскольку внутреннее пространство имеет сильную тенденцию к цельности, все его части чувствуют друг друга). Цитаты из него, заготовленные для него формулировки становятся частями написанных текстов, намеченные в нём направления внимания сказываются на поведении носителя замысла. Во внешнем мире остаётся пустота, не занятая несостоявшимся текстом, и она взывает к заполнению.
2. Может ли ненаписанный текст влиять на задуманные или уже написанные произведения?
Как мы уже поняли, он только это и делает. - Вообще, несбывшееся, совокупность нереализованных замыслов насущно необходимо и человеку, и культуре в целом как ресурс, запас возможностей, к которым можно постоянно обращаться.
3. Известно выражение Льва Толстого: «Можешь не писать - не пиши». Стоит ли специально воздерживаться от написания текстов, которые остались только в замысле?
Я вообще категорически против насилия над естеством - как над собственным, так и над естеством текстов. Если текст настойчиво просится быть написанным - есть смысл его написать, потому что, как показывает практика, в таком «самонапрашивающемся» состоянии он жизнеспособнее всего, и возможность качественных, ярких, витальных, плодотворных результатов существенно выше среднего. (Вообще, не стоит убивать живое. Тексты - а особенно ненаписанные - существа безусловно живые, и к тому, чтобы вести себя так или иначе, у них всегда есть достаточные основания.) Совсем другая ситуация, когда текст категорически уклоняется от написания и всячески ему противодействует. Можно, конечно, выволочь его на белый свет за волосы, так сказать, принудить к бытию, - но при этом слишком велика возможность получить нечто мертворождённое. Тут, я думаю, опять-таки стоит пойти у текста на поводу и разрешить ему - так он будет существенно живее! - быть внутренним беспокойством, системой стимулов, резервуаром ресурсов для других текстов, которым предстоит сбыться.
4. Могут ли ненаписанные тексты влиять на существующие культурные процессы?
Поскольку мы уже выяснили, что ненаписанное / неосуществлённое постоянно влияет на осуществившееся на осуществляющееся, на его восприятие, - то, вне всяких сомнений, они опять-таки только это и делают.