А в Балабанове тишина и глубина. Провинция накапливает время плотными слоями, слежавшимися, как ватные одеяла: и семидесятые, и восьмидесятые - все они здесь; есть вкрапления пятидесятых (более раннего пока не попадалось), а вот и девяностые-двухтысячные, уже ностальгически-далёкие - здесь они живы во всей полноте, вплоть до жарких запахов шаурмы в привокзальных киосках, до музыки в них. Маленький городок, полный неторопливых, кажущихся совершенно нетронутыми инерций позднесоветского существования, настолько совпадает с исходными очевидностями человека, росшего в те времена, что автоматически, ещё до рефлексий, воспринимается как уютный.
Меся ногами раскисшую снежную кашу под ногами, оскальзываясь на горбатом льду тротуаров, возвращаешь себе телесное самоощушение детства-юности, тёмных и долгих позднесоветских зим, необозримо-огромного начала жизни.