В начале жизни (глубоком, еще допражском) отчаяннее всего хотелось уехать - все равно куда, ради самого жеста уезжания-освобождения, csak innen el, innen el. (Пражский опыт акценты немного переставил, но тоски по жесту уезжания, потребности в нём не отменил, - вечный лейтмотив-спутник пражских дней: уеду, уеду.)
(Уехать далеко. Набраться опыта [близко-то не наберешься] - который-де только и делает человека человеком, а до того - так, заготовка. Чтобы жизнь была настоящей.)
Теперь всё чаще, все кореннее, все упорнее хочется вернуться. Не в Прагу, конечно, и не в Прагу 1981-1982 года, хотя почему бы и не туда, там мне было 15-16 лет и много будущего впереди, а нынче-то что, - а вообще - к началу жизни, к ее исходным условиям и обстоятельствам, иных уж нет, а те далече. В Чертаново детских семидесятых, в его хмурь и пасмурь, неприбранность и межеумочность его тогдашних пустырей. На станцию Челюскинская Ярославской железной дороги. В Чертаново, о котором уже тогда знала, что оно не навсегда. В Челюху, в вечности и неотменимости которой была совершенно уверена. В тишину начала. Где задуманы вещи.
Вот почему так тянет стареющего, расцепляющегося с жизнью человека к (как бы то ни было понятым) корням: в них - энергии начала жизни, самой возможности её, её обещаемой полноты.
До оснований, до корней, до сердцевины.
1971. Чертаново. Будущий Парк 30-летия Победы. Вид на Чертановскую улицу.
Станция Челюскинская. Проспект Старых Большевиков.
Прага, Ходов.