А что же сказал библиофаг,
будучи спрошен альманахом "Артикуляция" о соотношении ума и красоты в нашей печальной женской доле? - Сейчас узнаем.
Разговор состоялся вот такой:
Опрос: умная или красивая, активная или женственная
Артикуляция. - Выпуск №11. = http://articulationproject.net/7179
В 2017 году в Челябинске во время литературного фестиваля был начат проект «Некрасивая девочка. Кавер-версии», для которого современные поэты написали свои версии известного стихотворения Николая Заболоцкого. Затем мне наряду с другими критиками и литературоведами предложили проанализировать получившийся сборник. Именно тогда я к большому своему удивлению выяснила, что восприятие этого стихотворения у поэтов-мужчин и поэтов-женщин абсолютно разное. Мужчины как-то пытались обыгрывать описанную Заболоцким ситуацию, а женщины - абсолютно все - переживали это стихотворение как наглядное воплощение травмы объективации. После чего я подумала о том, что вопрос отношения к своей внешности для женщины имеет не прикладную, а сущностную природу. Именно так его и следует понимать в рамках этого опроса. Кроме того, совсем недавно выяснилось, что вот эта гендерная атрибуция - девочка красивая, мальчик умный - возникает уже на уровне младшей группы детского сада. То есть в возрасте возникновения рефлексии это представление уже нужно преодолевать при помощи каких-то дополнительных мыслительных усилий. Вот откуда появились эти два вопроса, на которые я и предложила ответить всем желающим.
1. Существовало ли для Вас противопоставление умная/красивая? Чувствовали ли Вы необходимость сделать выбор? Если да, в каком возрасте Вы это осознали? Пытались ли Вы как-то преодолеть эту оппозицию?
2. Чувствовали ли Вы свое отличие от окружающих? В чем оно выражалось? Возникали ли в связи с этим какие-то проблемы? Можно ли сказать, что в этом могло присутствовать неприятие именно женской активности?
И что ж сказала старая совица?
Ольга Балла
1. Не совсем как противопоставление - скорее как две разные задачи разной степени выполнимости, в принципе не отменяющие друг друга, поскольку людей, которые умны и красивы одновременно, можно было видеть вокруг во множестве. В моём случае выбора не было совсем, поскольку с красотой не задалось. Это стало очевидно, пожалуй, в первом классе, когда моя отчаянная нескладность и неуклюжесть стала бросаться в глаза со страшной силой (не помню, чтобы я задумывалась об этом раньше, хотя, может быть, просто не помню, а вот первый класс помню прекрасно). Очевидно это стало настолько, что мысль о преодолении оппозиции - о том, чтобы систематическими усилиями самопреодоления вогнать себя, так сказать, в эстетическую норму (сжав зубы, заставлять себя «красиво одеваться» - мучительно не любила! - сжав их ещё сильнее, бегать и соблюдать жёсткую диету, чтобы похудеть, - нет, ну это невыносимо) всерьёз в голову не приходила. Приходила же мысль о том, что надо использовать имеющиеся ресурсы. (Кстати: оппозиции «девочка красивая - мальчик умный» в моих глазах не было. Я наблюдала вокруг себя множество красивых и умных одновременно и девочек и мальчиков. У меня была другая оппозиция, сформулировавшаяся к последним классам школы: «гармоничность - дисгармоничность». Гендерной привязки она для меня никогда не имела.)
По идее, оставалось - чтобы что-то значить в собственных и чужих глазах - быть «умной», тем более что тут ресурсы как раз были. Однако не менее стремительно я поняла, что и это не приносит совсем никакого счастья - ни, так сказать, женского, ни человеческого. Оно не приносило симпатии, поскольку в этом нет тепла. Умствование и эрудитничанье немедленно снискивали мне ярлык выпендривающейся задаваки - что не соответствовало никакой истине, поскольку я была жгуче застенчива и самооценка у меня была очень низкой. Но примерно к средним классам школы я нашла третий путь, даже, пожалуй, два. Первый состоял в том, чтобы быть «интересной». Наряду с полными драматических страстей дневником и стихами я принялась писать фантастические истории о разумных собаках, путешествующих во времени, в космосе, в параллельных пространствах и вообще претерпевающих разные чудеса. Это оказалось счастливейшим решением - в школе, во всех пионерских лагерях и больницах, куда случалось попадать, я превратилась в популярного персонажа и оставалась таковым до тех пор, пока соответствующее чтение для моих ровесников оставалось актуальным. Ближе к концу школы стало ясно, что интересность пора искать на других путях, и я стала искать её в бравировании неприятием советской власти и высмеивании её глупостей. Это принесло мне куда меньше счастья, чем повести о разумных собаках. И это я ещё про интерпретацию характера по почерку не рассказала…
Однако был и ещё один путь. Пожалуй, я застряла в нём и по сей день. Это быть путь «хорошего человека»: раз красоты нет, а ум скорее отчуждает, кроме как «красивой» и/или «умной», можно быть доброй - понимающей, выслушивающей, сочувствующей, жалеющей… Тепло в этом, в отличие от ума, есть, когда оно не душит в объятиях (и ещё надо было научиться не душить, чему я научилась очень не сразу). В общем, и сейчас для меня актуально примерно такое решение: быть (чтобы расположение других ко мне было возможным) такой, чтобы другим было со мной легко, свободно, просто, по возможности же - уютно и тепло (избави Бог, не жгуче-жарко - такое мы уже проходили), чтобы человек со мной чувствовал себя понятым, принятым и невиноватым, чтобы он чувствовал себя ценным и чтобы ему было интересно (не чтобы я драгоценная была интересна ему, а чтобы ему вообще было интересно: процесс взаимодействия, он сам себе в этом взаимодействии… ну и я немножко. В общем, идея в том, чтобы идти не от себя, а от другого). И слава Тебе Господи, это совсем не связано с красотой, а с умом если и связано, то очень обходными путями.
2. Увы, оно так бросалось во все мыслимые глаза, что и сомнений не оставалось. То был классический случай домашнего книжного ребёнка: толстая девочка в очках, говорившая книжной взрослой речью и совершенно не знавшая, как подступиться к ровесникам, не представлявшая себе, чем (и вообще зачем) они живут. Конечно, с этим возникали сплошные проблемы, потому что вписаться в социум не получалось. Никакой женской активности при этом и быть не могло, поскольку заранее было понятно, что буду отвергнутой. Я как-то заранее смирилась с неудачей, со всеми будущими неудачами в этом отношении, хотя было, конечно, очень горько. И да, начало действительно оказалось катастрофичным и живёт всю жизнь в памяти под именем Первокатастрофы.
Разговор состоялся вот такой:
Опрос: умная или красивая, активная или женственная
Артикуляция. - Выпуск №11. = http://articulationproject.net/7179
В 2017 году в Челябинске во время литературного фестиваля был начат проект «Некрасивая девочка. Кавер-версии», для которого современные поэты написали свои версии известного стихотворения Николая Заболоцкого. Затем мне наряду с другими критиками и литературоведами предложили проанализировать получившийся сборник. Именно тогда я к большому своему удивлению выяснила, что восприятие этого стихотворения у поэтов-мужчин и поэтов-женщин абсолютно разное. Мужчины как-то пытались обыгрывать описанную Заболоцким ситуацию, а женщины - абсолютно все - переживали это стихотворение как наглядное воплощение травмы объективации. После чего я подумала о том, что вопрос отношения к своей внешности для женщины имеет не прикладную, а сущностную природу. Именно так его и следует понимать в рамках этого опроса. Кроме того, совсем недавно выяснилось, что вот эта гендерная атрибуция - девочка красивая, мальчик умный - возникает уже на уровне младшей группы детского сада. То есть в возрасте возникновения рефлексии это представление уже нужно преодолевать при помощи каких-то дополнительных мыслительных усилий. Вот откуда появились эти два вопроса, на которые я и предложила ответить всем желающим.
1. Существовало ли для Вас противопоставление умная/красивая? Чувствовали ли Вы необходимость сделать выбор? Если да, в каком возрасте Вы это осознали? Пытались ли Вы как-то преодолеть эту оппозицию?
2. Чувствовали ли Вы свое отличие от окружающих? В чем оно выражалось? Возникали ли в связи с этим какие-то проблемы? Можно ли сказать, что в этом могло присутствовать неприятие именно женской активности?
И что ж сказала старая совица?
Ольга Балла
1. Не совсем как противопоставление - скорее как две разные задачи разной степени выполнимости, в принципе не отменяющие друг друга, поскольку людей, которые умны и красивы одновременно, можно было видеть вокруг во множестве. В моём случае выбора не было совсем, поскольку с красотой не задалось. Это стало очевидно, пожалуй, в первом классе, когда моя отчаянная нескладность и неуклюжесть стала бросаться в глаза со страшной силой (не помню, чтобы я задумывалась об этом раньше, хотя, может быть, просто не помню, а вот первый класс помню прекрасно). Очевидно это стало настолько, что мысль о преодолении оппозиции - о том, чтобы систематическими усилиями самопреодоления вогнать себя, так сказать, в эстетическую норму (сжав зубы, заставлять себя «красиво одеваться» - мучительно не любила! - сжав их ещё сильнее, бегать и соблюдать жёсткую диету, чтобы похудеть, - нет, ну это невыносимо) всерьёз в голову не приходила. Приходила же мысль о том, что надо использовать имеющиеся ресурсы. (Кстати: оппозиции «девочка красивая - мальчик умный» в моих глазах не было. Я наблюдала вокруг себя множество красивых и умных одновременно и девочек и мальчиков. У меня была другая оппозиция, сформулировавшаяся к последним классам школы: «гармоничность - дисгармоничность». Гендерной привязки она для меня никогда не имела.)
По идее, оставалось - чтобы что-то значить в собственных и чужих глазах - быть «умной», тем более что тут ресурсы как раз были. Однако не менее стремительно я поняла, что и это не приносит совсем никакого счастья - ни, так сказать, женского, ни человеческого. Оно не приносило симпатии, поскольку в этом нет тепла. Умствование и эрудитничанье немедленно снискивали мне ярлык выпендривающейся задаваки - что не соответствовало никакой истине, поскольку я была жгуче застенчива и самооценка у меня была очень низкой. Но примерно к средним классам школы я нашла третий путь, даже, пожалуй, два. Первый состоял в том, чтобы быть «интересной». Наряду с полными драматических страстей дневником и стихами я принялась писать фантастические истории о разумных собаках, путешествующих во времени, в космосе, в параллельных пространствах и вообще претерпевающих разные чудеса. Это оказалось счастливейшим решением - в школе, во всех пионерских лагерях и больницах, куда случалось попадать, я превратилась в популярного персонажа и оставалась таковым до тех пор, пока соответствующее чтение для моих ровесников оставалось актуальным. Ближе к концу школы стало ясно, что интересность пора искать на других путях, и я стала искать её в бравировании неприятием советской власти и высмеивании её глупостей. Это принесло мне куда меньше счастья, чем повести о разумных собаках. И это я ещё про интерпретацию характера по почерку не рассказала…
Однако был и ещё один путь. Пожалуй, я застряла в нём и по сей день. Это быть путь «хорошего человека»: раз красоты нет, а ум скорее отчуждает, кроме как «красивой» и/или «умной», можно быть доброй - понимающей, выслушивающей, сочувствующей, жалеющей… Тепло в этом, в отличие от ума, есть, когда оно не душит в объятиях (и ещё надо было научиться не душить, чему я научилась очень не сразу). В общем, и сейчас для меня актуально примерно такое решение: быть (чтобы расположение других ко мне было возможным) такой, чтобы другим было со мной легко, свободно, просто, по возможности же - уютно и тепло (избави Бог, не жгуче-жарко - такое мы уже проходили), чтобы человек со мной чувствовал себя понятым, принятым и невиноватым, чтобы он чувствовал себя ценным и чтобы ему было интересно (не чтобы я драгоценная была интересна ему, а чтобы ему вообще было интересно: процесс взаимодействия, он сам себе в этом взаимодействии… ну и я немножко. В общем, идея в том, чтобы идти не от себя, а от другого). И слава Тебе Господи, это совсем не связано с красотой, а с умом если и связано, то очень обходными путями.
2. Увы, оно так бросалось во все мыслимые глаза, что и сомнений не оставалось. То был классический случай домашнего книжного ребёнка: толстая девочка в очках, говорившая книжной взрослой речью и совершенно не знавшая, как подступиться к ровесникам, не представлявшая себе, чем (и вообще зачем) они живут. Конечно, с этим возникали сплошные проблемы, потому что вписаться в социум не получалось. Никакой женской активности при этом и быть не могло, поскольку заранее было понятно, что буду отвергнутой. Я как-то заранее смирилась с неудачей, со всеми будущими неудачами в этом отношении, хотя было, конечно, очень горько. И да, начало действительно оказалось катастрофичным и живёт всю жизнь в памяти под именем Первокатастрофы.