О насущных иллюзиях
На самом-то деле, для выживания, хоть сколько-нибудь приближенного к полноценному (полному внутренних витальных сил), коренным образом необходима убедительная иллюзия того, что «всё будет хорошо», даже если (а) ни фига не будет, (б) ничего надёжного знать об этом невозможно в принципе. Без такой иллюзии начинаешь задыхаться. (И тому, кто не умеет верить во «всё хорошо», кто чует в этом самообман и невротически боится самообмана как этически недостойного действия, а другого «будет» боится ещё пуще и не бояться тоже не умеет, приходится довольно несладко.)
Вообще, «жить настоящим» при любых мыслимых качествах этого настоящего совершенно невозможно: слишком тесно, в настоящем как таковом исчезающе мало пространства - не того, на котором можно телесно развернуться (без него, в принципе, при всей любви к большим перемещениям, к самому процессу перемещения, при всей грусти по нему - получается обходиться довольно легко; домашнее пространство достаточно насыщено, чтобы не чувствовать сенсорного голода, по крайней мере на долгих первых порах, - насыщено всем, от чувственных стимулов до воспоминаний, которых тут в избытке и которые сами по себе - чувственные стимулы), но психологического, иллюзии (расположенных к тебе, благоприятных для тебя) перспектив. Без них - как в комнате без окна: начинается временнАя клаустрофобия.
Куда больше, чем пространств и вообще всяких экстатических (в смысле экстатики - исступления из пределов обыкновенного) радостей вроде дальних поездок в никак не связанные с нами, спиной повёрнутые к нам жизни - хочется «простой нормальной» жизни, рутинной и стандартной, с обыкновенными иллюзиями её (знамо дело, тем острее хочется, чем с меньшей вероятностью, чувствуешь, она будет возможна). Мнится, будто в ней - именно в рутинной и стандартной, полной инерций и автоматизмов - много-много воздуха. Тоже, разумеется, самообман: стоит человеку чего-нибудь лишиться, как он тут же со страшной силой начинает нуждаться в утраченном и идеализировать его. «Думали, нищие мы, нету у нас ничего». Как же, как же.
Вообще, «жить настоящим» при любых мыслимых качествах этого настоящего совершенно невозможно: слишком тесно, в настоящем как таковом исчезающе мало пространства - не того, на котором можно телесно развернуться (без него, в принципе, при всей любви к большим перемещениям, к самому процессу перемещения, при всей грусти по нему - получается обходиться довольно легко; домашнее пространство достаточно насыщено, чтобы не чувствовать сенсорного голода, по крайней мере на долгих первых порах, - насыщено всем, от чувственных стимулов до воспоминаний, которых тут в избытке и которые сами по себе - чувственные стимулы), но психологического, иллюзии (расположенных к тебе, благоприятных для тебя) перспектив. Без них - как в комнате без окна: начинается временнАя клаустрофобия.
Куда больше, чем пространств и вообще всяких экстатических (в смысле экстатики - исступления из пределов обыкновенного) радостей вроде дальних поездок в никак не связанные с нами, спиной повёрнутые к нам жизни - хочется «простой нормальной» жизни, рутинной и стандартной, с обыкновенными иллюзиями её (знамо дело, тем острее хочется, чем с меньшей вероятностью, чувствуешь, она будет возможна). Мнится, будто в ней - именно в рутинной и стандартной, полной инерций и автоматизмов - много-много воздуха. Тоже, разумеется, самообман: стоит человеку чего-нибудь лишиться, как он тут же со страшной силой начинает нуждаться в утраченном и идеализировать его. «Думали, нищие мы, нету у нас ничего». Как же, как же.