Пишучи «Скоропись», на полях

[yettergjart]

Города способны врастать человеку под кожу - и только этим и занимаются. А ещё они способны (и тоже горазды этим заниматься) навевать человеку фантомные воспоминания (должно быть, их навевает из скопившегося там времени, из его избытка). Так про Венецию (вроде совсем бы не должной быть «моим» городом, «моё» биографически - совсем в иных краях, «моё» эстетически - совсем другое по выделке и координатам, север да северо-запад, хмурь да пасмурь, шершавость и неуют, сдержанность и холод - с внутренним глубоким огнём - чтобы долго привыкать, брать их терпеливой осадой) - ну так вот, про Венецию упорно кажется, будто мы там были много раз (она вспоминается как множественная, повторяющаяся, узнаваемая), хотя были всего раз и всего (целых) пять дней (после чего она упорно и навязчиво снилась, несколько снов подряд - так, как ни один город никогда не делал) - и по сию минуту, хотя тем пяти дням уже почти девять лет, навязывается воспоминаниям, чувствуется в ноздрях и на губах, прикидывается чувственной реальностью, притворяется не фигурой, но фоном, старая обманщица.

Ни Прага такого не делает, ни Будапешт, ни Петербург, хотя у них, казалось бы, куда больше оснований.

Оснований-то больше - да материи не те.

Ну, или же она, город-наваждение, город-морок, настолько уже состоит из чужих снов, что обладает избытком даже онейрогеничности и исхитряется сниться и наяву, впитываться под веки, проступать световыми пятнами под ними.

Морали у этой басни нет, сплошное удивление.



(фотография из интернета, не помню, чья)