К самопрояснению
Я настолько устойчиво привыкла даже не считать, а просто знать себя виноватым неудачником (опять-таки - устойчиво виноватым неудачником; это воспроизводится как норма и, как всякая норма, обзавелось множеством приёмов для существования в этом неустранимом климате), что редкие неожиданные (другими быть и не могут) ожоги удачи и успеха оказывают действительно обжигающее действие, выбивают из равновесия, дают живое и грозное чувство чуда (потому что, совершенно очевидно - не моими усилиями достигается, не моими добродетелями даётся), некоторого разлома в мировой ткани и долго, долго сохраняются как - небольшие, но странно-властные - резервуары внутреннего огня.
Ну и, разумеется, как не сопровождаться им стойкой, неотменимой горечью от того, что «этого больше не будет», - сопровождающей каждую удачу едва ли не с самого начала и составляющей непременную её часть; не будь изначальной печали - любая радость, мнится, стала бы слишком легковесной и моментально улетела бы от малейшего дуновения ветра, - но, по счастью, без печали никогда не обходится, и весомость радости надёжно обеспечена.
Кто имеет потребность печалиться - тот уж печалиться будет. Утешаясь, впрочем, той давней и уверенной мыслью, согласно которой печаль обо всём сущем - не что иное, как форма благодарности ему и чувства его ценности.
Ну и, разумеется, как не сопровождаться им стойкой, неотменимой горечью от того, что «этого больше не будет», - сопровождающей каждую удачу едва ли не с самого начала и составляющей непременную её часть; не будь изначальной печали - любая радость, мнится, стала бы слишком легковесной и моментально улетела бы от малейшего дуновения ветра, - но, по счастью, без печали никогда не обходится, и весомость радости надёжно обеспечена.
Кто имеет потребность печалиться - тот уж печалиться будет. Утешаясь, впрочем, той давней и уверенной мыслью, согласно которой печаль обо всём сущем - не что иное, как форма благодарности ему и чувства его ценности.