…мне ведь до сих пор кажется (так в юности казалось - и это не заросло, это осталось, как рана-глаз), что в поражениях (а потеря, по невнимательности и небрежности, важного предмета - тоже ведь поражение) и в создаваемой ими незащищённости человеку открывается куда большая правда - более крупная, более важная, более глубокая - чем всё, что способно открыться в (маленьких и преходящих по определению) победах, устроенностях и защищённостях.
(Не в этом ли отчасти коренится и кроется не совсем подспудная, широким краем сознания всё-таки осознаваемая тяга разрушать, разрывать, запускать - чтобы само разрушилось - даже то, что кажется страшно важным? Работу вот не выполнять важнейшую, жёстко обещанную, от которой зависят не одни только мои обстоятельства, да мои в наименьшей степени, - со сладостным замиранием создавать все возможности для того, чтобы ничего не состоялось, чтобы всё рухнуло, и не одной только мне на голову, - терпеливо, упрямо приманивать эти возможности? - Там, в разрывах, разломах, - всем существом чуешь - Настоящее. Оно слаще всех сладостей. Оно больше и серьёзнее всего, что ты видишь. Всех этих оберегающих и заслоняющих (выжигающее) солнце картонных декораций.
Эта вот, глубоко сидящая и вечно рвущаяся на поверхность «страсть к разрывам» не только не противоречит дрожащей, сентиментальной, избыточной нежности к хрупким вещам и подробностям мира, не только связана с нею, но даже оказывается её условием: ведь их уязвимость ты как будто создаёшь - пусть по большей части и потенциально - собственными руками.
This entry was originally posted at
https://yettergjart.dreamwidth.org/441498.html. Please comment there using
OpenID.