Ничего нет слаще домашней одинокой работы и мечтания о недоступном мире. Доступность мира, схлопывание дистанций снижает, упрощает, профанирует его.
Вообще, самое сладкое в событиях ли, в работе - приготовления к ним да воспоминания о них
(молодость да старость всякого дела, ранняя его весна и всё более поздняя осень. Внешняя его, по сути, оболочка. Самое крепкое. А зрелость-сердцевина - промелькнёт театрального капора пеной).
(В работе приготовительная стадия точно сладка, она даже терапевтична: снижает страх перед предстоящей работой, заговаривает зубы чувству неминуемого бессилия перед нею. Да, наверное, и детство с молодостью делают то же самое - очаровывая нас миром вопреки и параллельно всем страхам перед ним, делая мир не просто выносимым и приемлемым, но, пуще того, страстно желаемым). Но воспоминания, конечно, слаще, потому что случаются - созревают, разворачиваются - тогда, когда событие уже отпускает нас на волю.
Это сладко (и насыщено жизнью, сильной, сложнодифференцированной!) настолько, что впору поддаться соблазну думать - вот бы проживать события сразу в статусе и модусе воспоминания, минуя их «актуальную» (припирающую человека к стенке) стадию.
Ну, или проскакивать её поскорее, претерпевая, как неизбежное зло.
(Сколь же сладка, подумаешь, в таком случае старость, когда в статусе воспоминания оказывается вся жизнь.)
Даже оплакивание утраченного, осмелюсь признаться, - сладко. (Именно потому, что, будучи утрачено, оно ничего от нас не требует. Оставляет на свободе, свободе, свободе.)
И всё это, заметим, - сладости неприсутствия, неучастия, непринадлежности.
И некому молвить: из табора улицы тёмной…
This entry was originally posted at
https://yettergjart.dreamwidth.org/413202.html. Please comment there using
OpenID.