(Не) начинаться
На ФБ, в сообществе «Москва моя», сыскалась вдруг фотография соседнего двора - Ломоносовский, 23 - образца 1984 года, года моих девятнадцати лет. - Двор с тех пор не очень изменился, что только усиливает воздействие этого снимка, полного воздухом совсем другого времени. - Сокрушающее чувство присутствия там, даже не схлопывание дистанции, а просто отсутствие её. Прорви тонкую плёнку не-знаю-даже-чего - и окажешься там. Уже там.
Это, конечно, чистая катастрофа. Я не чувствую - вопреки всем очевидностям - никакой дистанции между (своим; понятно, что не социальным) «сейчас» и «тогда». Всё, прохоженное и проговоренное и прочувствованное и провоображённое и тогда и раньше в этом и окрестных дворах, - для меня живое, жгучее настоящее. Чувствую шорохи и запахи этого времени, угловатость его предметов в руках (так и хочется сказать: косматых предметов; позднесоветские вещи были дики и безлюбы, не рады самим себе). Родную угловатость, архетипическую. Я сама такая. - Я не могу понять эти неведомо откуда взявшиеся пятьдесят один, но с мельчайшей точностью чувствую девятнадцать. Злой, пасмурный, сумеречный возраст; я не тоскую по нему, я не хочу в него обратно (вообще обратно - хочу, но в другие возрасты), не о том речь. Речь о немыслимости, невместимости и невозможности времени. Мне странно и невместимо не начинаться, - быть ближе к выходу из жизни, будучи настолько - всем самоощущением, всем воображением - ещё в её начале. «Работа убывания», которая идёт вовсю, старательная, внимательная, подробная, как осенняя тишина, - она, вот что самое потрясающее, никак этого всего не отменяет, - она разворачивается параллельно этому.
Это, конечно, чистая катастрофа. Я не чувствую - вопреки всем очевидностям - никакой дистанции между (своим; понятно, что не социальным) «сейчас» и «тогда». Всё, прохоженное и проговоренное и прочувствованное и провоображённое и тогда и раньше в этом и окрестных дворах, - для меня живое, жгучее настоящее. Чувствую шорохи и запахи этого времени, угловатость его предметов в руках (так и хочется сказать: косматых предметов; позднесоветские вещи были дики и безлюбы, не рады самим себе). Родную угловатость, архетипическую. Я сама такая. - Я не могу понять эти неведомо откуда взявшиеся пятьдесят один, но с мельчайшей точностью чувствую девятнадцать. Злой, пасмурный, сумеречный возраст; я не тоскую по нему, я не хочу в него обратно (вообще обратно - хочу, но в другие возрасты), не о том речь. Речь о немыслимости, невместимости и невозможности времени. Мне странно и невместимо не начинаться, - быть ближе к выходу из жизни, будучи настолько - всем самоощущением, всем воображением - ещё в её начале. «Работа убывания», которая идёт вовсю, старательная, внимательная, подробная, как осенняя тишина, - она, вот что самое потрясающее, никак этого всего не отменяет, - она разворачивается параллельно этому.