Выкрасить и выбросить
Разбирала очередной раз наросшие завалы на столе (регулярное упражнение в космизации хаоса - лучшее подтверждение его непреодолимости), нашла несколько недописанных блокнотов - из породы «походных», карманных, таскаемых в рюкзаке для уловления мимолетящих мыслей: за 2009-2010-й и 2011 годы. Поставила себе задачей их дописать, заселить жизнью, желательно, плотной, пустые страницы, прежде чем они в результате понятно чего окажутся на помойке. Выкрасить и выбросить.
Рассматривание собственного архива (который тоже уже потихонечку, не хуже книг, становится некуда девать, а выбросить и того жальче) - наилучшее, убедительнее некуда, доказательство того, что всё тщета и суета. Даже от лучших, живейших, самых наполненных светом, воздухом и движением моментов нашей жизни остаётся только груда исписанной бумаги, не интересной никому, кроме самого исписывателя, и утрачивающей смысл и существование вместе с ним.
Вот если бы действительно сохранялось само живое время, в которое можно было бы возвращаться. Вот если бы прекрасность пережитых времён, их переполненность бытием сама по себе преображала все последующие времена, сообщала бы им иное качество. Вот бы ни один осмысленный штрих ручки по бумаге не пропадал впустую - а хоть сколько-нибудь увеличивал гармоничность, осмысленность, конструктивность и смертеустойчивость мира, - не (только) в голове пишущего, а по-настоящему. Добавлял бы миру - и человеку в нём - бессмертия.
С детства упрямо хочется - и до сих пор ведь не перехотелось! - видеть в культуре - реальную, а не метафорическую - фабрику бессмертия, видеть в смысле (которого так всё время хочется, что впору уже говорить о внутренней тирании смысла, о неврозе его, о навязчивости) родство с бессмертием, одну из его возможностей или один из его источников.
Рассматривание собственного архива (который тоже уже потихонечку, не хуже книг, становится некуда девать, а выбросить и того жальче) - наилучшее, убедительнее некуда, доказательство того, что всё тщета и суета. Даже от лучших, живейших, самых наполненных светом, воздухом и движением моментов нашей жизни остаётся только груда исписанной бумаги, не интересной никому, кроме самого исписывателя, и утрачивающей смысл и существование вместе с ним.
Вот если бы действительно сохранялось само живое время, в которое можно было бы возвращаться. Вот если бы прекрасность пережитых времён, их переполненность бытием сама по себе преображала все последующие времена, сообщала бы им иное качество. Вот бы ни один осмысленный штрих ручки по бумаге не пропадал впустую - а хоть сколько-нибудь увеличивал гармоничность, осмысленность, конструктивность и смертеустойчивость мира, - не (только) в голове пишущего, а по-настоящему. Добавлял бы миру - и человеку в нём - бессмертия.
С детства упрямо хочется - и до сих пор ведь не перехотелось! - видеть в культуре - реальную, а не метафорическую - фабрику бессмертия, видеть в смысле (которого так всё время хочется, что впору уже говорить о внутренней тирании смысла, о неврозе его, о навязчивости) родство с бессмертием, одну из его возможностей или один из его источников.