Пересматривала тут по одной надобности стихи Окуджавы - чистые тексты, освобождённые даже от голоса и интонаций, в которых, по-моему, там 90 % дела, если не больше, - и вдруг застала себя за обескураживающим, обезоруживающим чувством, что не могу, не в силах всего этого - всех этих не отделимых от собственной персональной памяти текстов - не любить
(
Read more... )
Я и к собственному спорадическому стихосложению отношусь так же: оно хорошее или плохое? Оно по ту сторону хорошего и плохого. Иногда какое-то "окно в Париж" вдруг приоткрывается, а потом вдруг закрывается наглухо, на годы.
И вообще, поэзия совершенно по ту сторону объективных оценок, она раз и навсегда не от мира сего, не от его мерок. Меня может тронуть самая простая и безыскусная строка, и оставить равнодушной самая изысканная метафора. А главное, это соверешенно неизвестно - почему? Для меня то, что "ночь тиха, пустыня внемлет Богу" - очень сильнодействующее средство. Оно действует, и всё. И "Вот и лето прошло" - тоже действует. И "Брента, рыжая речонка" - тоже действует. И чем ближе к молитве, к "умному деланию", тем действеннее.
Reply
Reply
То есть, я, конечно, понимаю, что к поэзии применимы объективные критерии оценки, и я вполне могу их применить и отделить овец от козлищ=лебядкиных=асадовых и т.д. Но действует на меня совсем что-то другое. И даже сама возможность помыслить что-либо в рифму действует как.... возможность прокатиться на коньках (в отличие от прозы=ходьбы пешком) или на велосипеде. Не всё можно и должно выносить в мир из своих опытов, но сама возможность полетать (когда никто не видит) необыкновенно расширяет собственные эвристические возможности.
Reply
Но я одновременно психофизически чувствую, ещё, наверно, до понимания, что, скажем, Елена Шварц - принципиально значительнее, "антропологически" мощнее, как Шубинский выразился.
И притом совершенно не хочу мыслить себя без них обоих и ещё много без кого.
Reply
Reply
Leave a comment