Про детские воспоминания. Про больницу
Я крайне бережно отношусь к своим детским воспоминаниям. Буду наверное периодически их записывать. И очень часто нахожу общие черты с собой-ребенком и собой-взрослой. Меня волнуют те же вопросы, у меня то же поведение. Я не очень люблю свой подростковый возраст - тогда я была очень другой. Но в целом, я совершила спираль и снова такая, какой была в детстве, только взрослая.
Я считаю, что ребенок - не чистый лист бумаги. Человек уже появляется в этот мир с грузом своего характера и своих интересов.
Мне нравилось детство, тогда все было интересное. Мне нравилось познавать этот мир. Приходили разные мысли, и мне было дозволено спрашивать про все, про все на свете! Я доставала всех вокруг, но получала ответы на вопросы. Мои игрушки часто были разобраны и собраны вновь (иногда с помощью изоленты). Игрушечную швейную машину так и не починили.
Мне нравились и нравятся звезды. По дороге из садика я вещала маме про звезды и луну. Я придумала свою теорию. Луна убывает, потому что ее поели звезды, их много, они маленькие и острые.
Мне нравилось дружить с мальчишками, как сейчас нравится работать в мужской компании. Мальчики занимали мне место, на них можно было положиться, с ними весело играть в войнушку, и они всегда поделятся "патронами". Девочки зажимали свои дурацкие куклы и сдавали воспитательнице (и как с ними дружить?). Например, я один раз слепила по весне замечательный снежок из остатков снега, спрятала его во дворе. На следующий день его нашла другая девочка, я попросила свой снежок обратно, так она пожаловалась воспитательнице, что я пытаюсь отобрать ее снежок. Стерва. На чью сторону встала воспитательница? Еще одна стерва.
До 5 лет я исправно лежала в больнице, в кожном отделении из-за диатеза. Это все продолжалось ровно столько, сколько у папы длилась командировка. Мне ставили систему. Самое отвратительное в системе - не инъекция, она еще терпимая. Невыносимо было лежать два часа подряд и не шевелиться! С этим у меня постоянно были проблемы. Можно было держать руку в одном месте, и двигаться всем остальным телом. У меня были плохие вены (карьера наркомана мне не светила), и иногда систему ставили в ногу. С ногой было еще круче: нога на месте, и руками можно шевелить!
По возможности я исследовала всю больницу. Каждый раз границы исследований отодвигались по мере ослабевания бдительности мед персонала.
Большим развлечением для меня был Букварь. Мне его подарили в 3 года, и я очень уважала эту книгу. Наверное, так я и научилась читать. Я постоянно его листала и повторяла буквы и слоги. В 5 лет я читала, чему никто не верил, и меня постоянно проверяли. В Нюрбе мои первые прочитанные надписи: "Гастроном", "Столовая" (ул. Степана Васильева) и "Телефон" (в аэропорту).
Однажды у меня был сосед в больнице, я ему страшно завидовала, потому что к нему приходили родители. А он взял и порвал мой Букварь. Я плакала от обиды и возмущения. Во-первых, кто ему дал право держать в руках мой Букварь? Во-вторых, как можно портить книгу? Злой и плохой мальчик. Терпеть его не могла. К тому же у него была слишком темная кожа, и он был старше меня на 2 года. И еще родители жгли спички и давали ему есть. Не-нор-маль-ный!
Самая классная девочка в больнице была Алёна. Я ее обожала. Во-первых, у этой девочки было самое замечательное имя - Алёна. Во-вторых, она никогда не унывала, несмотря на страшный диагноз и что-то у ней не так было с родителями. В-третьих, я очень хотела поселить Алёну у нас! Замечательная была идея, но мама сказала, что это невозможно. В-четвертых, Алёна лучше всех прыгала на одной ноге и всегда выигрывала у всех прыжки на одной ноге. Дело в том, что правой ноги ниже колена у Алёны не было. Я видела, как ей обрабатывают обрубок, и спросила: тебе больно? Она сказала, конечно, нет, немного щиплет только. Я никогда не видела ее грустной или злой.
Меня никто не приходил навещать. И я никогда не знала, когда я освобожусь из тюрьмы. Мама работала в соседнем здании. Ей звонили медсестры: "Надежда, Лена уснула, можете приходить". И она приходила менять мне одежду, обновить морс и поцеловать спящую дочь. Я просыпалась, замечала новую одежду и ощущала, будто меня обманули или я упустила что-то очень важное. Обещала себе больше никогда в жизни не засыпать.
Когда меня забирали из больницы, это означало, что папа завтра вернется из командировки.
Я считаю, что ребенок - не чистый лист бумаги. Человек уже появляется в этот мир с грузом своего характера и своих интересов.
Мне нравилось детство, тогда все было интересное. Мне нравилось познавать этот мир. Приходили разные мысли, и мне было дозволено спрашивать про все, про все на свете! Я доставала всех вокруг, но получала ответы на вопросы. Мои игрушки часто были разобраны и собраны вновь (иногда с помощью изоленты). Игрушечную швейную машину так и не починили.
Мне нравились и нравятся звезды. По дороге из садика я вещала маме про звезды и луну. Я придумала свою теорию. Луна убывает, потому что ее поели звезды, их много, они маленькие и острые.
Мне нравилось дружить с мальчишками, как сейчас нравится работать в мужской компании. Мальчики занимали мне место, на них можно было положиться, с ними весело играть в войнушку, и они всегда поделятся "патронами". Девочки зажимали свои дурацкие куклы и сдавали воспитательнице (и как с ними дружить?). Например, я один раз слепила по весне замечательный снежок из остатков снега, спрятала его во дворе. На следующий день его нашла другая девочка, я попросила свой снежок обратно, так она пожаловалась воспитательнице, что я пытаюсь отобрать ее снежок. Стерва. На чью сторону встала воспитательница? Еще одна стерва.
До 5 лет я исправно лежала в больнице, в кожном отделении из-за диатеза. Это все продолжалось ровно столько, сколько у папы длилась командировка. Мне ставили систему. Самое отвратительное в системе - не инъекция, она еще терпимая. Невыносимо было лежать два часа подряд и не шевелиться! С этим у меня постоянно были проблемы. Можно было держать руку в одном месте, и двигаться всем остальным телом. У меня были плохие вены (карьера наркомана мне не светила), и иногда систему ставили в ногу. С ногой было еще круче: нога на месте, и руками можно шевелить!
По возможности я исследовала всю больницу. Каждый раз границы исследований отодвигались по мере ослабевания бдительности мед персонала.
Большим развлечением для меня был Букварь. Мне его подарили в 3 года, и я очень уважала эту книгу. Наверное, так я и научилась читать. Я постоянно его листала и повторяла буквы и слоги. В 5 лет я читала, чему никто не верил, и меня постоянно проверяли. В Нюрбе мои первые прочитанные надписи: "Гастроном", "Столовая" (ул. Степана Васильева) и "Телефон" (в аэропорту).
Однажды у меня был сосед в больнице, я ему страшно завидовала, потому что к нему приходили родители. А он взял и порвал мой Букварь. Я плакала от обиды и возмущения. Во-первых, кто ему дал право держать в руках мой Букварь? Во-вторых, как можно портить книгу? Злой и плохой мальчик. Терпеть его не могла. К тому же у него была слишком темная кожа, и он был старше меня на 2 года. И еще родители жгли спички и давали ему есть. Не-нор-маль-ный!
Самая классная девочка в больнице была Алёна. Я ее обожала. Во-первых, у этой девочки было самое замечательное имя - Алёна. Во-вторых, она никогда не унывала, несмотря на страшный диагноз и что-то у ней не так было с родителями. В-третьих, я очень хотела поселить Алёну у нас! Замечательная была идея, но мама сказала, что это невозможно. В-четвертых, Алёна лучше всех прыгала на одной ноге и всегда выигрывала у всех прыжки на одной ноге. Дело в том, что правой ноги ниже колена у Алёны не было. Я видела, как ей обрабатывают обрубок, и спросила: тебе больно? Она сказала, конечно, нет, немного щиплет только. Я никогда не видела ее грустной или злой.
Меня никто не приходил навещать. И я никогда не знала, когда я освобожусь из тюрьмы. Мама работала в соседнем здании. Ей звонили медсестры: "Надежда, Лена уснула, можете приходить". И она приходила менять мне одежду, обновить морс и поцеловать спящую дочь. Я просыпалась, замечала новую одежду и ощущала, будто меня обманули или я упустила что-то очень важное. Обещала себе больше никогда в жизни не засыпать.
Когда меня забирали из больницы, это означало, что папа завтра вернется из командировки.