старьё
Как и положено всякой старухе, баба Ульяна нежно любит всякое старьё: правда, не любое, а имеющее какую-никакую, а ценность. Ценность, по мнению бабы Ульяны, имеют, во-первых, предметы антикварные, сделанные старым мастером с усердием времени, когда ещё ценилась тонкость работы. Встретив в чудом сохранившемся, но всё же разорённом усадебном доме в глуши, антикварную горку для хрусталя, она ласково гладит её пыльные лаковые бочка, сокрушается про валяющиеся рядом дверцы, вырванные с петель, дивится сохранившимся стёклам и обещает ей однажды встречу с антикваром и счастливое перерождение. Копается в пыли дрожащей рукой, заглядывает в сундуки, трогает ручки дверей и оконных рам и сокрушается, ну как же как же так вышло, всё это разорение.
Во-вторых, до того трепетно баба Ульяна относится к старым настоящим деревенским домам, что может втихаря пустить слезу, глядя на запустелую деревню с проваленными крышами и косыми дворами, а деревень тех великое множество встречается на пути, жмутся в долинках у речек, раскидываются между холмов, сопротивляются наступающим лесным опушкам, окружаются болотами, когда отмирает последняя вена-дорога. С тяжелым сердцем бродит она по такой деревне, заглядывает в окна с малого своего роста, лезет через обрушившееся крыльцо, толкает покосившиеся двери обещая: "не буду ничего ломать, честное слово, только зайду в гости". Дома вздыхают, кто нехотя, кто с тоской, кто с нечаянной радостью, и стоят глухо, нарочито - "вот, гляди, какие мы стали! А и что с того, всё одно - помирать." И крадётся по дому непрошеная гостья, и всё восклицает: "Ах, какая печка, настоящая, добрая, ах что за планировка уютная, вот и сени, и двор, и шкаф с крынками, сирень под окошком", открывает дверки, смахивает мусор, нет нет да и стул перевернутый на место поставит, а в домах всё одно: стылый воздух, птичьи гнёзда в красном углу, половые доски вырваны, печь раскрошилась, мусор и разруха. И как это так получилось оно? Кто допустил, что за беда отвернула хозяина? Кто приходил да переворотил вверх дном оставленные пожитки, что искал в брошенных коробах?
Старьё задаёт вопросы больше, чем ответы, неприятные или печальные, иногда вдруг светлой печалью, но больше с тоской. Бежать бы не оглядываясь, вперед, обратно к насыщенной суете сегодняшней, радостям, создавать свой мельтешащий в будущем хлам, но бродит она оглушенная и носит с собой всё это старьё, виденное-перевиденное, перебирает в памяти крылечки, чердаки, тишину из разрушенных церквей, лики, проступающие через плесневелую штукатурку, птичьи гнёзда, да следы от дорог, теряющиеся в зарослях. Хранит своё старьё бережно, авось пригодится ещё.
Во-вторых, до того трепетно баба Ульяна относится к старым настоящим деревенским домам, что может втихаря пустить слезу, глядя на запустелую деревню с проваленными крышами и косыми дворами, а деревень тех великое множество встречается на пути, жмутся в долинках у речек, раскидываются между холмов, сопротивляются наступающим лесным опушкам, окружаются болотами, когда отмирает последняя вена-дорога. С тяжелым сердцем бродит она по такой деревне, заглядывает в окна с малого своего роста, лезет через обрушившееся крыльцо, толкает покосившиеся двери обещая: "не буду ничего ломать, честное слово, только зайду в гости". Дома вздыхают, кто нехотя, кто с тоской, кто с нечаянной радостью, и стоят глухо, нарочито - "вот, гляди, какие мы стали! А и что с того, всё одно - помирать." И крадётся по дому непрошеная гостья, и всё восклицает: "Ах, какая печка, настоящая, добрая, ах что за планировка уютная, вот и сени, и двор, и шкаф с крынками, сирень под окошком", открывает дверки, смахивает мусор, нет нет да и стул перевернутый на место поставит, а в домах всё одно: стылый воздух, птичьи гнёзда в красном углу, половые доски вырваны, печь раскрошилась, мусор и разруха. И как это так получилось оно? Кто допустил, что за беда отвернула хозяина? Кто приходил да переворотил вверх дном оставленные пожитки, что искал в брошенных коробах?
Старьё задаёт вопросы больше, чем ответы, неприятные или печальные, иногда вдруг светлой печалью, но больше с тоской. Бежать бы не оглядываясь, вперед, обратно к насыщенной суете сегодняшней, радостям, создавать свой мельтешащий в будущем хлам, но бродит она оглушенная и носит с собой всё это старьё, виденное-перевиденное, перебирает в памяти крылечки, чердаки, тишину из разрушенных церквей, лики, проступающие через плесневелую штукатурку, птичьи гнёзда, да следы от дорог, теряющиеся в зарослях. Хранит своё старьё бережно, авось пригодится ещё.