Вернисаж в "Крокин галерее. Алена Иванова-Йохансон "Самые удаленные". Графика.
Самым приятным культурным событием уходящей недели было приглашение на вернисаж Алены Ивановой-Йохансон в галерею Михаила Крокина. Не легкое это дело в кризисное время продавать предметы искусства, но некоторым это все же удается. Думаю, что причина в личной харизме, которая притягивает людей, тонком чутье и увлеченности галериста.
Графические полотна Алены, на мой взгляд, должны очень хорошо смотреться в интерьерах жилых квартир и офисов. Я представляю себе, что ее работы могли бы идеально дополнить и даже увеличить визуальное ощущение пространства небольших по площади помещений. Вот, например, представьте себе длинный, узкий и довольно темный коридор, по которому вы двигаетесь вот к этой картине, которая подсвечена небольшим потолочным прожектером:
или вот такой:
Не возникает ли у вас ощущение, что вы на выходе из тупика? Если бы у меня был коридор, кончающийся тупиком, то я бы пожалуй, купила бы эту работу для себя. В полотнах намеренно нет предметов, за которые, как правило, цепляются желаниями наши бренные тела, но в них есть движение воздуха, эмоции и дрожит паутина ассоциациативных связей. Своего рода кровоток:
В галерее Михаила Крокина царит атмосфера московской квартиры, в которую пригласили друзей. Нет никакой напыщенности и церемонности, но есть ощущение веселья и карнавала:
www.krokingallery.com
info@krokingallery.com
8 (964) 564-0303
МОСКВА, 119017, КЛИМЕНТОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК, 9/1
АЛЁНА ИВАНОВА-ЙОХАНСОН
САМЫЕ УДАЛЁННЫЕ
ГРАФИКА
10. 11. 16 - 04. 12. 16
ИНТЕРВЬЮ С АВТОРОМ (материалы Крокин галереи)
●Алёна, это первая твоя выставка в Крокин галерее, можно сказать, знакомство. Знакомство с пространством, которое на определённое время отдано тебе в почти безраздельное пользование. Выставка называется «Самые удалённые» - это как раз о пространствах. Исходя из твоих слов, пространства эти весьма условны, как, впрочем, и название выставки. И всё же чем определены эти загадочные пространства? Имеют ли они, пусть и отвлечённые, какие-то границы?
А. Мне интересно создавать пространства, и для художника здесь нет ничего необычного. Формальная составляющая (конструкция и композиция) для меня играет не последнюю роль. При этом не важно, лист это или само пространство экспозиции. Одна из моих задач - найти своеобразное соподчинение заданного места, в конкретном случае - залов галереи, моей художественной идее, определяемой внутренними мотивами. Что же касается изображаемых мною «несуществующих пространств», то ситуация с ними не однозначна. С одной стороны, они лишены какого-либо адреса, у них нет никакого географического положения. С другой же, сам факт их возникновения в моих работах всё же определен импульсом, эмоцией, вызванной чем-то весьма конкретным. Вариант сопряжения видимого и невидимого, конкретного и абстрактного. Иногда это компиляция, «внутренний коллаж».
●Если я правильно понимаю, ты ищешь (или выстраиваешь) особое диалоговое пространство двух автономных величин, внутренней и внешней?
А.Да, верно, я ищу взаимодействия, контакта между «внутренним» и «внешним». Эти мои работы лишены нарратива. Здесь сюжетом становится пластическая тема, организующая собственное пространство. Зритель, войдя на территорию выставки, оказывается в особой структуре, он попадает в неё сразу, как попадают в некое действо - это своего рода спектакль, предопределённый мною как автором и как режиссёром. И в этот самый момент акцентируются не столько частные случаи, не конкретные работы, а пространство как целое. В качестве пояснения отмечу, что для меня в создании этой выставки некими путеводителями были два литературных произведения, это произведения о путешествии, о пути героя: «Одиссея» Гомера и «Улисс» Джойса. В одном случае речь идёт об архетипическом, общем, где масштаб больше, по крайней мере, он больше индивидуального. А в другом - о предельно личностном, о личном переживании в человеческом масштабе.
●То есть пространство твоих графических произведений предопределено общей «сценографией» и будет зависеть от неё?
А.Только в определённой степени. Для меня очень важно сделать художественное высказывание наиболее полным и качественным. А выразительных средств хватает всегда. Мне интересен такой формат выстраивания отношения со зрителем, при котором он погружается в созданное мною пространство, причём сразу, как только он оказался внутри экспозиции, пока не разобрался, что к чему - вот такая любовь с первого взгляда, чистая эмоция. Подобного желает абстрактное искусство. Но то, чем занимаюсь я сегодня, всё же балансирует на стыке абстрактного и конкретного. Хотя это достаточно сложный момент. В этой выставке будет много работ из серии «Ghost city», это собирательный образ некого города. Большинство из представленного здесь ближе к чему-то конкретному, когда-то видимому. Мне интересно то, что каждый смотрящий узнаёт в этом своё, создаёт свой образ, погружается в неведомые мне как автору личные ассоциации. И зрители узнают эти несуществующие города как «именно те». Если и возможно говорить о конкретике, то только о конкретике многообразного восприятия. Это что-то, на уровне индивидуального распознавания не определённое (изначально, на уровне импульса, это были мои личные впечатления от окружающего). Меня всегда интересовали состояния. Если сегодня на моих листах ты видишь какой-нибудь условный «пейзаж», то до этого я изображала условных «людей». И, опять же, не людей, а состояния, с ними связанные, и состояния эти вызывали у зрителя активную, но и, на мой взгляд, вполне предсказуемую реакцию. При этом то, что понимается под «иллюстративностью», тогда присутствовало достаточно прямо. Однако мне показалось, что это не совсем то, что я хочу реализовать своим искусством: хотелось уйти с поверхности вглубь, обратиться к иному плану переживания - к области памяти. Хотелось усложнить себе задачу. Ведь прежняя иллюстративность была изначально обречена на предсказуемую реакцию. Хотелось чего-то иного.
●Это твои собственные «прозрения»?
А.Мои, конечно, но и не совсем. Я училась в Полиграфическом институте у Александра Андреевича Ливанова. Среди всего прочего, он научил меня, как смотреть любую выставку. Оказалось, это большой универсальный принцип восприятия реальности. Он говорил: «Ты не подходи к каждой работе, ты просто иди прямо, включай боковое зрение и останавливайся на том, что тебя привлечёт, смотри, читай, изучай. Это и есть твоё, оно тебе понятно». Так же и в отношении моих работ: зритель волен сам признать их «своим» и «не своим», узнать в них нечто или пройти мимо. Внимание - это такой момент, на котором держится практически всё. Ливанов научил меня различать зрение обыденное и необыденное. Стереотипное, или обыденное зрение «не видит», оно как бы замещает видимое его описанием, навязанной данностью, концепцией, если угодно. Необыденное зрение - зрение как раз внимательное, потому что при его помощи тебе нужно увидеть «по-настоящему». Оно же есть и художественное, поэтическое зрение. То есть когда я что-то рисую, я это ещё не узнаю и не называю: узнать могу только после того, как изображу. Ты знакомишься с предметом или явлением через полное его освоение, с нуля, эмпирически, методом погружения и распознания. Как в первый раз.
●Алёна, а тебе важно быть понятной?
А.Скажу так: понятной - нет, а понятой - да. Я, безусловно, ценю зрителя, ценю его реакцию на произведение - именно это взаимодействие и может породить новый смысл, новое пространство. Делать умышленно понятное я не могу, я далеко не об этом и не для этого. Как раз интересно предоставить зрителю полную свободу перемещения и понимания. Это не игра в «угадайку», у изображённого здесь нет, как я уже говорила, какой-либо географии: это результат некоего образного собирательства, мотивируемого далеко не всегда подвластным описанию переживанием или настроением. Искать здесь чего-то конкретного бессмысленно, однако когда что-то находят - это хорошо, потому что это ведь и есть то самое личное. Неожиданный эффект дежавю, который не может быть заложен изначально. Поэтому как оно сложится, какова будет реакция зрителя, для меня остаётся загадкой.
●Ты как-то упомянула о неких видимых и невидимых сущностях. Тебе как художнику, как мыслителю интересно заглядывать в эту, так сказать, тонкую материю, а может уже и не материю? Что тебе это даёт?
А.Мое первое образование - естественнонаучное. Я биолог, генетик. При этом в науке меня больше всего воодушевляла её внутренняя философия, её теоретические построения. Практика интересовала меньше, в ней больше прозы, прагматизма и педантичности. Полёта мысли значительно больше на уровне теории. В реальности ведь далеко не всё можно увидеть в микроскоп, а в теории можно увидеть гораздо больше, даже «самое удалённое». При этом здесь не столько игра интеллекта, сколько интуитивное прозрение. Порой всё происходит, как в искусстве, самым непонятным образом. И лишь потом это интуитивное прозрение материализуется, оформляется и становится понятным окружающим. Один из основных биогенетических законов биологии - закон Геккеля-Мюллера. В этом законе говорится, что каждое живое существо в своем индивидуальном развитии повторяет этапы, пройденные всем его видом. И работает этот закон не только в физиологической жизни: в каждом индивидууме содержится весь опыт, пройденный его предками - это потрясает! Это говорит о том, что мы сами собой знаем гораздо больше, чем видим и понимаем. Вот к чему выше упомянутые «Одиссея» и «Улисс». Каждый из нас - и Одиссей, и Улисс. И это самое интересное - узнавать через себя весь мир, и моя задача - создать для этого художественное пространство. Наверное, биолог во мне так и сидит, это мой способ познания мира. У учёного, к слову, нет оценочного подхода в познании мира, что-то определить он может только после того, как получит результат исследования (это мне близко). Это не стереотипный подход. И пришла я к Ливанову потому, что подход у него был такой же, но уже художественный. То есть когда ты что-то хочешь увидеть по-настоящему и не можешь это назвать, ты удивляешься и начинаешь это изучать с самого начала, как будто ты никогда этого не видел.
●Можно ли твой художественный метод назвать методом непрерывного распознавания?
А.Да, конечно, именно так. Я всё время нахожусь в поисках уходящей и возвращающейся реальности. Могу пояснить одним из комментариев к трактату Лао Цзи « Дао децзин»
«Великим называется уходящее
Уходящм называется удалённое
А удалённым называется возвращающееся.
А за название этой выставки «Самые удалённые» - спасибо группе «Корабль». Они были и остаются настоящими «даосами».