Борис Немцов: Политика в России делается только на улице
Boris Nemtsov: Politics in Russia is done only in the streets
Павел Шипилин: Скоро очередное 31 число - 31 октября. И вы, видимо, опять пойдете на этот митинг. Зачем он вам?
Борис Немцов: Да он не мне даже нужен.
ПШ: А кому?
БН: Детям моим. Моим товарищам. Соратникам. Всем людям, у которых есть
достоинство.
Ведь что такое 31-е? 31-е - это борьба за наши с вами конституционные права. Причем самые такие очевидные, банальные: право на мирное собрание, право на свободную прессу, право избирать на честных выборах власть и т.д. и т.п. Право на справедливый суд... Эти права были растоптаны Путиным. И его теперь партнером продолжают растаптываться. Вместе с ним, естественно. Кто-то же за это должен бороться. Это первое.
Второе. Эта акция показывает истинное лицо режима. Вот когда человек едет на «Ладе Калине» такой весь белый и пушистый, такой весь гламурный, или скачет на лошади по тувинским степям - это все дешевый пиар. Так же как и тушение на самолете-амфибии пожаров. Это все дешевая разводка для тех, кто ничего не понимает. А истинное его лицо вот, Триумфальная площадь.
ПШ: То есть Вы считаете, что это как в капле воды - эта концентрация.
БН: Вот это он и есть. В этом он, кстати, в этом признался в своем абсолютно откровенном и саморазоблачительном интервью с Колесниковым. Это действительно откровенная и очень разоблачительная вещь: «Отоварить всех дубиной по башке». В этом и ненависть, и боязнь, и презрение к собственному народу. Все в одном флаконе. И кроме того презрение к закону. Потому что бить безоружных людей по голове - это преступление.
А третья вещь очень важная - это единственная акция, которая имеет мировой резонанс. Об этом говорят в мире. Это значит, что проблемы нарушения наших с вами прав волнуют не только москвичей, нижегородцев или калининградцев. Они волнуют мир.
Что еще важно? Это малочисленные акции, и они не будет массовыми. Объясню почему. Очень мало людей, которые сознательно готовы идти под дубины. Я их не осуждаю. Понимаете: дети, работа, здоровье, возраст. Не все пассионарии. Не все такие сильные и такие бесстрашные. Все разные. Поэтому это все-таки акция людей убежденных и довольно сильных. Пассионарных.
Поэтому я считаю, что одной «Стратегии-31» мало. Нужны еще и другие акции. Массовые.
ПШ: Если говорить о пассионарности, Гумилев придумал этот термин, и он имел в виду пассионарность этноса. А вы говорите теперь о пассионариях. То есть отдаете себе отчет в том, что этнос, наше общество, сообщество людей как раз пассивно, а не пассионарно. То есть вы все-таки индивидуализируете это участие.
БН: Конечно, так оно и есть. Смотрите, в акциях участвует от тысячи до двух тысяч человек. После того как обещал так называемый лидер всех «отоварить по башке», число участников не уменьшилось. Было около тысячи человек. Но это очень мало. И это, конечно, для нас закалка. Понимаете, нас дерут, а мы крепчаем. Но требовать, чтобы это все было в стотысячный митинг превращено, невозможно.
Поэтому моя позиция такая: если мы хотим от Путина избавиться, от того беспредела и воровства, которое он учинил в нашей стране, то нам надо параллельно со «Стратегией-31» заниматься подготовкой массового стотысячного митинга в Москве с требованием «Россия без коррупции и произвола». Или, говоря по-простому, «Россия без Путина».
ПШ: То есть вы не скрываете своих планов? Это же почти как революция.
БН: Я абсолютно не скрываю своих планов. Я считаю, что у нас политика
делается только на улицах. У нас уничтожен парламент. У нас не избраны ни губернаторы, ни мэры - никто. Они нас вытолкали на улицу, и мы поэтому на улице занимаемся политикой. А что нам остается делать?
ПШ: Вы потом увидите, какие будут комментарии вот к этой беседе: не все будут вас поддерживать.
БН: А где революция-то? Давайте вспомним. Вот был Калининград. Был митинг в 12 тысяч человек. Прошел мирно?
ПШ: Ну, более-менее нормально.
БН: Я там был. Он прошел мирно. Милиция смеялась, хлопала в ладоши, когда кричали «Педросы-кровососы» все милиционеры смеялись. Бооса сняли? Революция случилась?
ПШ: Случилась.
БН: В чем?
ПШ: Сняли бедного губернатора.
БН: Нет, это не революция. Это мы заставили власть прислушаться к людям.
ПШ: Это понятно.
БН: Второе: Шевчук на Пушкинской. Пять тысяч человек. Звука нет, ничего нет. Тем не менее Медведев издает решение приостановить вырубку (Химкинского леса). Это революция?
ПШ: По крайней мере добились своего.
БН: Это революция?
ПШ: Конечно, нет.
БН: Дальше - в Абакане был митинг против строительства кремниевого завода Дерипаски. Это там, где я был 16 июня. Семь тысяч человек. Завод этот ядовитый. С использованием трихлорсилана. Это отравляющее боевое вещество. Завод закрыли. Революция? Вы даже не слышали про нее.
Дальше - Нижний Новгород. Город Дзержинск. В городе Дзержинске три тысячи человек вышли и сказали, что "мы не дадим отменить всенародные выборы мэра". И едросы были вынуждены согласиться с этой позицией. В итоге там сейчас будут прямые выборы мэра. Это революция?
ПШ: Так это хорошо все, что вы рассказываете! Это замечательно!
БН: Конечно. Я предлагаю так хорошо его убрать. Вот ровно так же прийти на площадь Революции, чтобы уж было совсем понятно, или на Пушкинскую (там, правда, мало места), на Театральную. Куда угодно, хоть на Болотную… Прийти сто тысяч человек, сказать, что он нас уже достал, как Лукашенко белорусский народ. Мы хотим без коррупции, без произвола, без беспредела и без резиновых дубинок по башке хотим жить как нормальная европейская страна. Пошел вон отсюда. И сто тысяч человек будет стоять. Где здесь революция? Где?
ПШ: Но это не демократия.
БН: Это абсолютная демократия.
ПШ: Демократия?
БН: Демократия - это возможность гражданам напрямую влиять на власть.
ПШ: А как же тогда с опросами, где Путина поддерживает большинство?
БН: Правильно. Опросы формируются за счет вот этой пропагандистской зомбомашины. Называется первый-второй канал плюс НТВ-телевидение. В авторитарных странах опросы никакого отношения к жизни не имеют. Это, скорее, слепок с телеэкрана.
ПШ: Ну а давайте Гэллапу закажем.
БН: А я считаю, что Гэллап то же самое покажет. Я Вам говорю еще раз, что дело не в цифрах. Дело в том, что в стране, где нет конкуренции политической и где нет свободы слова для наиболее значимых СМИ… Мы не берем «Особую букву» - вы не наиболее значимое СМИ…
ПШ: Ну зачем же нас так?
БН: Ну просто это вот... В стране такой нет общественного мнения. Оно полностью зомбировано с помощью телеящика. Если бы у нас были альтернативные, серьезные, конкурирующие источники информации, то мы могли бы говорить о рейтинге Путина. А так его рейтинг - это количество минут, которые он провел в эфире. Вот сейчас Путина уберите, а меня поставьте. У меня будет ровно такой же рейтинг. Понимаете? Это вот так все делается.
ПШ: А меня?
БН: И вас тоже. Тем более еще. У вас более благодушный вид. Поэтому вы еще быстрее завоюете симпатию наших неискушенных избирателей.
Поэтому все это мне понятно как божий день. Эта манипуляция называется общественным сознанием с помощью зомбоящика. Зомбоящик - это не средство информации. Это пропагандистская машина для промывания мозгов. Поэтому с этим все ясно.
Я за то, чтобы в парламенте обсуждать вопрос импичмента или отставки правительства. Ровно так, как предусмотрено в нормальных демократических странах. Но они уничтожили парламент. «Это не место для дискуссий». Поэтому выяснилось, что место для дискуссий - это улица. Когда они скажут: «Ой, ребята, мы все перепутали. Мы не хотим, чтобы вы на улице нас снимали. Давайте мы сейчас вам зарегистрируем оппозиционную партию. Идите участвовать в выборах. Вот цензуру отменим на телевидении. «Черные списки», в которых вы там все фигурируете, мы тоже отменим. Приходите и будете там участвовать в политической борьбе». Вот это будет наша победа. Мы скажем: «Да, хорошо. Годится». И не надо митинги собирать.
ПШ: То есть вы все-таки пойдете 31 октября и будет отстаивать свою точку зрения?
БН: А у меня есть выбор какой-то? У меня есть только один вопрос - это не 31 октября, а 31 декабря. Потому что, если я не буду во время Нового года сидеть за праздничным столом, то это какая-то просто кошмарная история моей семье. О 31 декабря я реально буду думать. Я, конечно, уверен, что они меня захотят «принять», чтобы я Новый год встретил где-нибудь в Тверском отделении либо в Таганском, Арбатском. Мы уже все их знаем. Я все это изучил. Не хотелось бы, честно говоря. А насчет 31 октября - у меня даже вопросов нет. Это, очевидно, по-моему.
ПШ: Пожелаю вам успехов.
Источник: "Особая буква" 28.10.2010 с исправлениями.
Click to viewПавел Шипилин: Скоро очередное 31 число - 31 октября. И вы, видимо, опять пойдете на этот митинг. Зачем он вам?
Борис Немцов: Да он не мне даже нужен.
ПШ: А кому?
БН: Детям моим. Моим товарищам. Соратникам. Всем людям, у которых есть
достоинство.
Ведь что такое 31-е? 31-е - это борьба за наши с вами конституционные права. Причем самые такие очевидные, банальные: право на мирное собрание, право на свободную прессу, право избирать на честных выборах власть и т.д. и т.п. Право на справедливый суд... Эти права были растоптаны Путиным. И его теперь партнером продолжают растаптываться. Вместе с ним, естественно. Кто-то же за это должен бороться. Это первое.
Второе. Эта акция показывает истинное лицо режима. Вот когда человек едет на «Ладе Калине» такой весь белый и пушистый, такой весь гламурный, или скачет на лошади по тувинским степям - это все дешевый пиар. Так же как и тушение на самолете-амфибии пожаров. Это все дешевая разводка для тех, кто ничего не понимает. А истинное его лицо вот, Триумфальная площадь.
ПШ: То есть Вы считаете, что это как в капле воды - эта концентрация.
БН: Вот это он и есть. В этом он, кстати, в этом признался в своем абсолютно откровенном и саморазоблачительном интервью с Колесниковым. Это действительно откровенная и очень разоблачительная вещь: «Отоварить всех дубиной по башке». В этом и ненависть, и боязнь, и презрение к собственному народу. Все в одном флаконе. И кроме того презрение к закону. Потому что бить безоружных людей по голове - это преступление.
А третья вещь очень важная - это единственная акция, которая имеет мировой резонанс. Об этом говорят в мире. Это значит, что проблемы нарушения наших с вами прав волнуют не только москвичей, нижегородцев или калининградцев. Они волнуют мир.
Что еще важно? Это малочисленные акции, и они не будет массовыми. Объясню почему. Очень мало людей, которые сознательно готовы идти под дубины. Я их не осуждаю. Понимаете: дети, работа, здоровье, возраст. Не все пассионарии. Не все такие сильные и такие бесстрашные. Все разные. Поэтому это все-таки акция людей убежденных и довольно сильных. Пассионарных.
Поэтому я считаю, что одной «Стратегии-31» мало. Нужны еще и другие акции. Массовые.
ПШ: Если говорить о пассионарности, Гумилев придумал этот термин, и он имел в виду пассионарность этноса. А вы говорите теперь о пассионариях. То есть отдаете себе отчет в том, что этнос, наше общество, сообщество людей как раз пассивно, а не пассионарно. То есть вы все-таки индивидуализируете это участие.
БН: Конечно, так оно и есть. Смотрите, в акциях участвует от тысячи до двух тысяч человек. После того как обещал так называемый лидер всех «отоварить по башке», число участников не уменьшилось. Было около тысячи человек. Но это очень мало. И это, конечно, для нас закалка. Понимаете, нас дерут, а мы крепчаем. Но требовать, чтобы это все было в стотысячный митинг превращено, невозможно.
Поэтому моя позиция такая: если мы хотим от Путина избавиться, от того беспредела и воровства, которое он учинил в нашей стране, то нам надо параллельно со «Стратегией-31» заниматься подготовкой массового стотысячного митинга в Москве с требованием «Россия без коррупции и произвола». Или, говоря по-простому, «Россия без Путина».
ПШ: То есть вы не скрываете своих планов? Это же почти как революция.
БН: Я абсолютно не скрываю своих планов. Я считаю, что у нас политика
делается только на улицах. У нас уничтожен парламент. У нас не избраны ни губернаторы, ни мэры - никто. Они нас вытолкали на улицу, и мы поэтому на улице занимаемся политикой. А что нам остается делать?
ПШ: Вы потом увидите, какие будут комментарии вот к этой беседе: не все будут вас поддерживать.
БН: А где революция-то? Давайте вспомним. Вот был Калининград. Был митинг в 12 тысяч человек. Прошел мирно?
ПШ: Ну, более-менее нормально.
БН: Я там был. Он прошел мирно. Милиция смеялась, хлопала в ладоши, когда кричали «Педросы-кровососы» все милиционеры смеялись. Бооса сняли? Революция случилась?
ПШ: Случилась.
БН: В чем?
ПШ: Сняли бедного губернатора.
БН: Нет, это не революция. Это мы заставили власть прислушаться к людям.
ПШ: Это понятно.
БН: Второе: Шевчук на Пушкинской. Пять тысяч человек. Звука нет, ничего нет. Тем не менее Медведев издает решение приостановить вырубку (Химкинского леса). Это революция?
ПШ: По крайней мере добились своего.
БН: Это революция?
ПШ: Конечно, нет.
БН: Дальше - в Абакане был митинг против строительства кремниевого завода Дерипаски. Это там, где я был 16 июня. Семь тысяч человек. Завод этот ядовитый. С использованием трихлорсилана. Это отравляющее боевое вещество. Завод закрыли. Революция? Вы даже не слышали про нее.
Дальше - Нижний Новгород. Город Дзержинск. В городе Дзержинске три тысячи человек вышли и сказали, что "мы не дадим отменить всенародные выборы мэра". И едросы были вынуждены согласиться с этой позицией. В итоге там сейчас будут прямые выборы мэра. Это революция?
ПШ: Так это хорошо все, что вы рассказываете! Это замечательно!
БН: Конечно. Я предлагаю так хорошо его убрать. Вот ровно так же прийти на площадь Революции, чтобы уж было совсем понятно, или на Пушкинскую (там, правда, мало места), на Театральную. Куда угодно, хоть на Болотную… Прийти сто тысяч человек, сказать, что он нас уже достал, как Лукашенко белорусский народ. Мы хотим без коррупции, без произвола, без беспредела и без резиновых дубинок по башке хотим жить как нормальная европейская страна. Пошел вон отсюда. И сто тысяч человек будет стоять. Где здесь революция? Где?
ПШ: Но это не демократия.
БН: Это абсолютная демократия.
ПШ: Демократия?
БН: Демократия - это возможность гражданам напрямую влиять на власть.
ПШ: А как же тогда с опросами, где Путина поддерживает большинство?
БН: Правильно. Опросы формируются за счет вот этой пропагандистской зомбомашины. Называется первый-второй канал плюс НТВ-телевидение. В авторитарных странах опросы никакого отношения к жизни не имеют. Это, скорее, слепок с телеэкрана.
ПШ: Ну а давайте Гэллапу закажем.
БН: А я считаю, что Гэллап то же самое покажет. Я Вам говорю еще раз, что дело не в цифрах. Дело в том, что в стране, где нет конкуренции политической и где нет свободы слова для наиболее значимых СМИ… Мы не берем «Особую букву» - вы не наиболее значимое СМИ…
ПШ: Ну зачем же нас так?
БН: Ну просто это вот... В стране такой нет общественного мнения. Оно полностью зомбировано с помощью телеящика. Если бы у нас были альтернативные, серьезные, конкурирующие источники информации, то мы могли бы говорить о рейтинге Путина. А так его рейтинг - это количество минут, которые он провел в эфире. Вот сейчас Путина уберите, а меня поставьте. У меня будет ровно такой же рейтинг. Понимаете? Это вот так все делается.
ПШ: А меня?
БН: И вас тоже. Тем более еще. У вас более благодушный вид. Поэтому вы еще быстрее завоюете симпатию наших неискушенных избирателей.
Поэтому все это мне понятно как божий день. Эта манипуляция называется общественным сознанием с помощью зомбоящика. Зомбоящик - это не средство информации. Это пропагандистская машина для промывания мозгов. Поэтому с этим все ясно.
Я за то, чтобы в парламенте обсуждать вопрос импичмента или отставки правительства. Ровно так, как предусмотрено в нормальных демократических странах. Но они уничтожили парламент. «Это не место для дискуссий». Поэтому выяснилось, что место для дискуссий - это улица. Когда они скажут: «Ой, ребята, мы все перепутали. Мы не хотим, чтобы вы на улице нас снимали. Давайте мы сейчас вам зарегистрируем оппозиционную партию. Идите участвовать в выборах. Вот цензуру отменим на телевидении. «Черные списки», в которых вы там все фигурируете, мы тоже отменим. Приходите и будете там участвовать в политической борьбе». Вот это будет наша победа. Мы скажем: «Да, хорошо. Годится». И не надо митинги собирать.
ПШ: То есть вы все-таки пойдете 31 октября и будет отстаивать свою точку зрения?
БН: А у меня есть выбор какой-то? У меня есть только один вопрос - это не 31 октября, а 31 декабря. Потому что, если я не буду во время Нового года сидеть за праздничным столом, то это какая-то просто кошмарная история моей семье. О 31 декабря я реально буду думать. Я, конечно, уверен, что они меня захотят «принять», чтобы я Новый год встретил где-нибудь в Тверском отделении либо в Таганском, Арбатском. Мы уже все их знаем. Я все это изучил. Не хотелось бы, честно говоря. А насчет 31 октября - у меня даже вопросов нет. Это, очевидно, по-моему.
ПШ: Пожелаю вам успехов.
Источник: "Особая буква" 28.10.2010 с исправлениями.