Что ни говори, а субъективный идеализм - отличная штука!
Невозможно же убедиться на практике, что кроме тебя что-либо реально существует. Всегда можно счесть любое явление своим представлением о нем. И считать, что это Создатель тебя испытывает - а как поведешь себя?
В первый раз я встретил Мишу Наймарка в Канзанаволоке, когда перегонял свою надувную лодку от рыбацкого стана к причалу около Кирилловского дома. Там и ехать-то двести метров по прямой, только мыс обогнуть. Но фокус в том, что видимая, надводная, часть этого мыса всего лишь десятая его часть, а под водой он выдается далеко в озеро, угрожая лодкам и моторам большими камнями.
Водлозеро особенно тем, что его уровень сильно изменяется в течении лета. Весной воды много и над мелями можно проплывать без опаски. Но летом водица постепенно сбрасывается двумя плотинами на вытекающих из озера реках - Ваме и Сухой Водле, и на свет Божий показывается множество отмелей - по местному, луд - и отдельных камней, некоторые размером с автобус. Появляются даже целые островки и наводятся сухопутные мосты между островами. Нужно знать такие опасные места и постоянно делать поправку на уровень воды.
Я никогда не отличался особой осторожностью, и обогнул мыс по минимальной, по моим прикидкам, траектории. Оттолкнул лодочку от берега, быстро дернул шнур запуска, перескочил на нос, ухватился за носовой леер, и встал на ноги во весь рост, направляя суденышко в нужную сторону наклоном своего тела. Мотор у нас был закреплен достаточно жестко в положении "вперед", чтобы не мог самопроизвольно поворачивать. Стоя на носу, я смещал центр тяжести, лодка мгновенно выходила на глиссирование и летела по пленке воды со скоростью хорошего катера.Мы всегда так ездили при спокойной погоде, когда не было волны.
За мыс я повернул очень быстро, но все-таки успел заметить какого-то рыжего парня на берегу, размахивающего руками и что-то кричащего явно мне.
Надо сказать, что в тех местах обычно видишь людей только когда сильно этого захочешь. Можно за все лето не встретить ни души, если избегать населенных мест. А уж новый человек и подавно интересен.
Повернув за мыс, я подрулил к причалу и привязывал лодку, когда парень успел подойти ко мне. Оказалось, что он хотел меня предупредить о коварстве тамошнего мыса. Так я и узнал Мишу.
Приходилось уже слышать про семейство с нерусской фамилией Наймарк, отца и сына, которые постоянно проводили лето на Водлозере, живя в разных местах. Местные жители, рассказывая о них, переиначивали фамилию на Насморк, так что выходило смешно.
В следующий раз я встретил Мишу едущем на лодке под крохотным моторчиком "Салют" в полторы лошадиные силы. Кажется, он приплыл в магазин с Колгострова.
Трудно в это теперь поверить, но в Канзанаволоке тогда еще был магазин. Два дня в неделю, кажется. Стрекачев-старший привозил с Васькой продукты лодкой. Я, помню, еще сахару взял чуть не мешок, хотя бражку мы тогда еще не ставили.
Мы поговорили немного, причем на мой совет повесить более сильный мотор Миша смешно возразил:
- Тогда это будет вообще сумасшедшее железо!
Помню меня удивила тогда такая неторопливость в человеке явно моложе меня, а ведь мне и самому было чуть за тридцать. Мы же с моим другом тогда были одержимы мыслью повесить на нашу надувнушку тридцатисильный "Вихрь" вместо восьмисильного "Ветерка" и гонять со скоростью света!
Незабываемы были испытания. Их проводил мой друг, как более опытный в обращении со всякой техникой. Вот он заводит мотор (как же рычат эти "Вихри"), отходит от берега на чистую воду,.. добавляет газу...
Некоторое время лодочка летит над водой, касаясь поверхности только винтом...
В следующее мгновение лодка уже замедляясь скользит по воде, на транце непривычно пусто, а Серега лежит на корме, спустив руки в воду...
Мотор соскочил с транца и утонул, а Сергей сумел каким-то невероятным образом удержать его за румпель...
Мотор мы взяли чужой, и еще немного, и лежать бы ему на дне, усеянном, по словам местных жителей, моторами...
А Наймарки ездили потихоньку на своем полуторасильном трескучем моторчике.
Как-то раз я пролетал мимо Колгострова, когда увидел на песчаном берегу двух человек, то ли моющих там посуду, то ли чистящих рыбу около лодок. Это они и были. Я причалил чтобы узнать дорогу, но разговор как-то не склеился и я вскоре поехал дальше. Они проводили меня неодобрительными взглядами.
Следующий эпизод с Мишей связан со строительством им сруба под дизельный движок, который должен был давать деревне свет во время долгих осенних и зимних ночей. Я пришел на стройку, отмахиваясь от комариных туч, и весьма удивился что Миша работает топором в одной рубашке.
- Если пошевеливаться, то ничего - сказал Миша.
Он рубил сруб под руководством Елисеева - последнего постоянного жителя деревни Канзанаволок.
Был этот Елисеев весьма колоритным мужиком, тогда еще совсем не старым. Он переселился на остров с Пильмасозера, то ли с Келкозера - короче из невероятной глуши, в которой он жил один со своей семьей, имея связь с Водлозером только по мелкой речке Келке, где на лодке-то не везде проедешь. Перебравшись на Канзанаволок, Елисеев поставил дом на холме, чуть в стороне от деревни и выкрасил и дом и забор вокруг масляной яркою краской. На фоне серого дерева остальной деревни взгляд невольно задерживался на его доме чтобы отдохнуть.
Цветной домик на горе был виден за несколько километров, когда плывешь мимо на лодке или на катере. И если у меня глох мотор ввиду этого дома, а моторы часто барахлили, так как мы ездили на невозможном барахле, то я говорил в шутку, что "колдун" смотрит из окна. "Колдуном"звал я Елисеева за его тяжелый взгляд, неспешный и самостоятельный разговор, но, главным образом, за те необыкновенной красоты лодки, которые он делал. Впрочем, мало кто знал, что я его так зову, и было у него местное прозвище "Царь".
Царь славился на всю округу, как непревзойденный мастер-лодочник. Все озеро заказывало лодки ему, и очередь была на несколько лет.
К тому времени еще было несколько человек на всем Водлозере, умеющих шить лодки. Полагаю, что раньше их было намного больше. Местная водлозерка - необыкновенно красивая и простая в изготовлении лодка.
Я так уверенно это говорю, потому что сам одну сделал через год. Может быть моя лодка и в подметки не годилась Елисеевским, но была явно не хуже некоторых аутентичных экземпляров, сделанных порой с кривыми на сторону носами и суковатыми доскам бортов.
Почти все, что нужно для ее изготовления брали в лесу. Давно уже не шили лодки еловым или сосновым корнем, и не конопатили мхом, а применяли паклю и гвозди. которые приходилось покупать, а вернее - доставать.
Тес могли напилить на пилораме за бутылку или даже задаром, как поговоришь. Когда мы с Серегой приехали туда, безо всякой предварительной договоренности, то какой-то мужик, видя нас впервые, просто предложил выбирать доски из кучи и ничего не просил взамен. Кажется, пузырь мы ему после поставили задним числом.
Мы сколотили из досок плот и потащили его за нашим "пароходом" на буксире через все озеро - километров за 30 с лишним. Незабываемая была поездка, мы медленно тащились, мотор тарахтел, солнышко светило ярко, была поздняя весна, воды в озере было всклянь, так что нам не приходилось следить за отмелями. Плыли несколько часов. Серега, большой чаевник, разложил в каком-то ящике костерок и поставил чайник, встречные лодки с изумлением на нас смотрели... Жизнь была прекрасна!
Услышав, что я шью лодку, Миша пришел ко мне в Коскосалму посмотреть. Он очень интересовался всем, что связано с лодками. Еще в предыдущее лето сшил он свою первую лодку под руководством Царя, и как мне казалось, не очень был доволен результатом. Мне его изделие тоже не понравилось, оно сильно отличалось от Елисеевских лодок с безупречными лебедиными линиями.
Убедившись, что я все делаю "неправильно", и поняв, что я ему не конкурент, так как я возился с лодкой около двух месяцев и не имел никакого намерения когда-либо снова браться за подобную работу, Миша вскоре ушел.
Лодку я таки доделал, проконапатил и осмолил, она мне прослужила несколько лет и доставила много удовольствия. Когда я приехал к Елисееву просверлить отверстия в фальшборте для крепления уключин, то Царь тоже осмотрел мое творение и высказался в том смысле, что пошла мода делать все наоборот. Однако дырки просверлил своим буравом - напарией, какого у меня, понятно, не было. Меня еще поразило, что он не доверил мне инструмент и сверлил сам, тшательно проверяя место сверления на предмет гвоздей, чтобы не попортить бурава.
Когда под Вихрем я на своей лодке перепрыгивал с волны на волну, по обе стороны носа на несколько метров летели тучи брызг, в которых мокрое солнце зажигало две радуги. Поэтому я звал ее "Double Rainbow". Мне это нравилось, несмотря на то, что брызги сносило ветром прямо в лицо (я по неопытности сделал слишком острый нос). Еще бы не нравиться - ведь я сделал лодку своими руками, и теперь она возила меня по всему озеру. Это все равно как в Москве сделать напильником и молотком автомобиль.
А Миша продолжал делать лодку за лодкой, и они у него получались все лучше. По слухам, он уезжал на несколько времени в Израиль с отцом, где они трудились в кибуце, но вскоре вернулся оттуда. Таких возвращенцев звали тогда "дважды евреями советского союза". Я его встретил снова на рыбзаводе, где он, ругаясь, сколачивал какие-то ящики под рыбу. Видимо нужно было как-то жить...
Следующий эпизод был самым замечательным. Миша жил в рыбацкой избе Канзанаволока, а я в то лето привез жену с детьми в Колгостров. Возвращаясь из Куганаволока, я попал в сильный ветер и он промочил мне мотор, так что тот заглох, как раз напротив стана. Я причалил, и зашел в избу. Там никого не оказалось, но топилась печка. Я затащил тяжеленный мотор и стал сушить его у печки. Надо сказать, что статус рыбацкого стана - как бы дом для всех, поэтому не требуется разрешения на пребывание в нем. Понятно, что в частный дом не вопрешься со своим двигателем в отсутствие хозяев.
Пришедший вскоре Миша был недоволен моим вторжением, ему не улыбалось ночевать в избе, воняющей бензином. Он что-то горячо и несвязно говорил, а потом убежал в темноту, продолжая возмущаться. Я в душе очень деликатный человек, хотя вида обычно не подаю, и мне стало неудобно. Я забрал мотор, не досушив его, прикрутил на транец, подергал, но завести так и не сумел. Оставшиеся 5 километров я проделал на веслах, и вполне оценил неприспособленность своей посудины к такому передвижению - острый нос глубоко оседал под моим весом, а корма гуляла из стороны в сторону при каждом гребке, и приходилось поминутно корректировать направление. Не доехав до дому с километр, я оставил лодку на берегу, благо был уже на своем острове, и остаток пути проделал пешком.
Миша и по сей день, по рассказам, живет на Водлозере и шьет лодки. Он теперь единственный подобный мастер на всю округу. За эти годы он пробовал много интересного - шил лодки древесными корнями из еловых тесин, собственноручно вытесанных одним топором из бревна, делал всякие большие лодки по поморским образцам и так далее. Это все можно без труда посмотреть в интернете по запросу Миша Наймарк. Да и что мне до лодок, ведь я вряд ли уже снова побываю на Водлозере.
Меня занимает в нем другое.
Редко встретишь человека, предназначение которого на земле читается явно. Вероятно, всяк человек для чего-то предназначен, но обычно этого не разглядишь за повседневностью. Редко, и только в особых ситуациях раскрывается Божий замысел о человеке. А вот Миша целеустремленно идет по своему пути и в его назначении никто, даже он сам, не усомнится.
Я отнюдь не хочу сказать, что Миша рожден для изготовления архаичных лодок. Возможно, его назначение совершенно в другом, например заставить меня задуматься о человеческих предназначениях. Но тут мы уже вплотную подошли к тому, с чего начали.
Субъективный идеализм...
Но это уже другая история...