Малаховка велосипедная

Jan 15, 2014 09:11


- Когда это было?
- В Малаховке.
Так говорили у нас в семье. Это означало - на даче. То есть летом. То есть счастье.

Дачный поселок Малаховка значит для нас многое. Сюда перебрались после войны наши предки по материнской линии, здесь спокон века отдыхали летом предки по линии отцовской. Тут и пересеклись обе линии, плодом которого пересечения и явился я сам.

Тут я рос, тут набирался представлений о мире, в котором мне предстояло жить.


Не знаю точно в каком возрасте я начал кататься на велосипеде - не стану утверждать, что  раньше чем ходить -  но раньше чем плавать, определенно. (Плавать я выучился только в бассейне, куда ходил самостоятельно, будучи уже школьником, следовательно много позже).
Помню как мой дядька, сам пацан тогда, старше меня на 8 лет, бегал за мной, придерживая за седло, так я поехал самостоятельно на двух колесах. Но, безусловно, на трехколесном я ездил задолго до этого, в тот отрезок детства, который не отпечатался в памяти.

Это, пожалуй, наилучший способ обучить ребенка ездить. Я сам впоследствии учил так своего сына. Велосипед - настолько гениальное изобретение, что каждый человек от природы умеет ездить, просто до поры до времени не знает об этом. Нужно только помочь ему преодолеть страх неуверенности - неверие в свои силы - поддержав на первых порах за седло.

Хорошо делать это на мягкой земле, а не асфальте, так как падать на землю приятнее.
А на мягкой песчаной Малаховской почве падать вообще удовольствие! Я вкусил его сполна - на большой скорости влетая в песок, переднее колесо зарывается, и ты летишь через руль как птица!
Коленки и локти вечно драные до кости и замазаны зеленкой. Мордочка красна от солнца там где нет веснушек, волосенки взъерошены, глаза пьяные от скорости и восторга - таким я вижу себя тогдашнего.

Когда привыкаешь постоянно ездить на велике, перемещение на своих двоих становится пыткой медлительности, поэтому стараешься слезать с седла как можно реже - проезжаешь в калитки, открывая их ударом переднего колеса; заранее наметив точку парковки, подъезжаешь к ней как можно ближе, чтобы, не дай Бог, не сделать лишнего шага. В идеале подъезжаешь к самому крыльцу, чтобы шагнуть с железного коня прямо на ступеньку. Эти, и подобные им, навыки ожили полвека спустя, когда я снова плотно сел в седло.

Вероятно, бритый дедушка с закатанной штаниной, неуклюже выделывающий пируэты на велосипеде, вызывает иронию в зрителях, но меня это мало волнует. Ведь душа не имеет возраста, и сам я ощущаю себя все тем же что и тогда, с драными коленками.

Мой прадед не стеснялся ездить на велосипеде до 90 лет, и только слепота заставила его спешиться. Мы с ним ездили по Малаховке в Генеральский магазин, названный так потому, что он находится рядом с дачей Косарева.

Да, я принадлежу к тому поколению, у которого был полный набор бабушек и дедушек. Это редкость в наше время, ведь до меня  изрядно народу выкосила череда: война - революция - репрессии - снова война -  снова репрессии; а после меня - сексуальная революция, когда дети и отцов не знают, не то что дедушек.

И прадедушка был у меня, и прабабушка, и были они малаховскими старожилами. И ждут они Страшного Суда в сыпучем песочке на тамошнем кладбище. Прадед прожил так много, что мог наблюдать своего правнука (меня), поступающим в университет, и даже дал мне денег (откуда-то из кубышки) на подготовительные курсы.
Это было полной неожиданностью для всех. Дедушка доживал последние годы в московской квартире дочери - моей бабушки - и был почти полностью слеп и глух.

А в Малаховке он был в свое время заметной и уважаемой фигурой - фельдшер. Суровый был мужик, и я его побаивался.
Однажды я убежал из дома (разумеется на велосипеде) и приехал к нему на Лунный просек. Дело было под вечер. И просился переночевать. Дед меня выгнал. Велел домой на дачу ехать к родителям.
Но я ведь тоже был его правнуком - и переночевал под кустом в начале ОбРабПроса, где деревянные ворота и расходятся три просека. Мне было около 8 лет в то лето, и это была моя первая ночь под открытым небом. В общем понравилось, хотя и холодно было на рассвете.

Он меня заставлял читать ему газеты и научил выпрямлять старые бэушные гвозди. Недавно, когда, я очень сильно болел и собирался уже к праотцам, от слабости не имея возможности ничего делать, я навыпрямлял килограммов десять разномастных гвоздей, которые никогда не выбрасываю по дедушкиным заветам. И хранятся они у меня в таких же ржавых дырявых кастрюлях и банках как когда-то у деда в сарае. Только сарай у меня просторнее...

Ах, дедушка, дедушка... Помогают ли тебе мои молитвы?

Прабабка прожила намного меньше мужа, и отпечаталась на самом краю памяти.  Была она мягкой и  рыхлой, и любила меня тискать на руках, чего я избегал. Но с нею связано другое воспоминание.

Мы с дядькой задумали ловить рыбу. А удочек у нас не было. В то время это не было поводом расстраиваться, удочку можно срезать на ближайшем кусте орешника. Тут нас порадовала прабабка (дядьке она, естественно, доводилась бабкой). Она сказала, что какие-то дачники (они сдавали комнаты) оставили у них свои удочки. Мы, пацаны, уже вообразили себе шикарные бамбуковые (писк тогдашней технологии) удилища, но обрели только несколько ржавых крючков огромного акульего размера, которые бабушка называла удочками...

Именно с рыбной ловлей связан эпизод, про который я, собственно, и собирался рассказать.

Я никогда не был заядлым рыбаком и получал рыбацкие эмоции читая "Записки рыболова". В книге как-то все лучше, складнее чем в жизни...
Но в тот раз я выбрался на рыбалку на малаховский пруд. Пруд расположен далеко от тех мест, где мы тогда снимали дачу, и поездка была целым путешествием. Через весь поселок (а он немал был даже тогда), через железную дорогу, и там по берегу пруда до речки, из него вытекающей...
Удочка, привязанная к раме, помню, сильно мне докучала, выступая спереди и сзади.

В тот день  я случайно поймал окунька. Клева ни у кого не было, и я от скуки стал доставать концом удилища какую-то дохлую рыбку из воды, как вдруг у меня клюнуло (я не озаботился вытащить снасть). Попался полосатый окушок с палец величиной. Но у  других и того не было, и на меня стали обращать внимание.

Тут ко мне и подошел этот паренек.
Разговорились.
- Как твой велик называется?
- Орлик.
- А не Орленок?
- Орлик - это и есть "Орленок"! Сокращенно.
Думаю, валенок какой-то деревенский, не знает простых вещей! (Я ведь был москвичом, и свысока относился к местным, они враждовали с дачниками).
- Дай прокатиться!
- Катайся, только недолго!
Парень поручил мне свою удочку, сел на мой велосипед и уехал.

Через час я почувствовал неладное. Паренек не возвращался. Я решил ждать его, ведь у меня была его удочка из кривой палки. Я тогда не мог заподозрить дурного, так как прокатиться мы все давали друг другу, сравнивая таким образом достоинства разных моделей велосипедов.

Вечером я понял, что нужно идти домой. Пешком обратный путь с двумя удочками был ужасен. Из последних сил добрел я до нашей калитки.
Обгоняя меня полз мерзкий слух:
- У сынка дачников велосипед украли, а он у них удочку украл!

Так я в один день познакомился с грехом воровства и с грехами осуждения и злословия...

Потом мы с мамой ходили в милицию. Мама была очень красивой, поэтому сонный жирный мент лениво открыл сарай и предложил смотреть содержащиеся там отобранные у каких-то неизвестных воров велосипеды. Моего среди них не было. Видимо, подразумевалось, что можно взять себе любой понравившийся, но мы с мамой на это не пошли.

Велосипед мне потом отец купил новый, снова Орленок. Остались только эти воспоминания.

Интересно, какую жизнь прожил мой воришка? Храни тебя Господь!

Грех, Графомания, Мемуары, Велосипедия

Previous post Next post
Up