Оттепель
Что-то оттепель затянулась.
Будто мы не в России живем, а в каком-нибудь кошмарном Альбионе. Бурая трава под ногами и серое небо над головой.
Вспоминаются в эти дни другие оттепели, пережитые на своем веку.
Мне было совсем немного лет во время Хрущевской оттепели.
Запомнилось немногое - очереди в булочных, куда меня посылали за хлебом. Давали по два батона в одни руки - какие-то сложности тогда были с хлебом, правда недолго. Наверное, поэтому потом он стал кукурузу сажать всюду.
Кукурузу не помню совсем, хотя я к ней, как вы знаете, неравнодушен.
Бабушка поехала в США в командировку от своего союза писателей в 61 году, и привезла мне оттуда техасы. Но они почему-то были бежевые, и скоро куда-то делись (вероятно я из них просто вырос). Бабушка была непрактична и себе привезла шубу из искусственного меха, мухобойку на ручке, и газовый пробочник - все вещи совершенно неслыханные, но не остродефицитные.
Помню как после визита Никиты в Америку появилась картошка в пакетах (чипсы по нынешнему) они и до сих пор продаются под названием "Московский картофель" и с той же девочкой на картинке.
Ну и квартиру отец получил в новенькой пятиэтажке. Пятиэтажки были все разноцветные - желтые, розовые, зеленые, синие, так что ориентироваться было несложно в микрорайоне. Это было настоящее чудо - отдельная двухкомнатная квартира с балконом.
Полы были дощатые, настеленные на лаги поверх бетона, так что между плитой перекрытия и полом было пространство. В середине большой комнаты из доски выпал большой сучок и образовалась дырка, в которую я тайком вставлял макаронину, чтобы предполагаемые мыши под полом обгрызали. Еще я туда благополучно уронил несколько чайных ложек и пинцет. А достать было невозможно никак. Ругали помню меня за них.
Хорошее было время, по ощущениям. Теплое.
Потом уж я понял, что церковь, которую взорвали на Преображенской площади была одна из тысяч, снесенных в те годы. Я ее помню, церковь эту - около нее был пешеходный переход, на котором пытались украсть мою маленькую сестренку. Какой-то молодой человек подлетел к маме, выходившей из трамвая с сестрой на руках и со мной за руку,
- Давайте помогу!
Подхватил Светку и пустился с ней бежать по переходу (тогда мало было машин). Мама, хорошо, не остолбенела, а бросилась за ним, я стал орать, похититель испугался, бросил ребенка на руки матери и скрылся.
С другой стороны, в это же время были напечатаны первые вещи Солженицина, как я узнал впоследствии.
Я определился при помощи писательской бабушки в английскую школу в Сокольниках и ездил туда на трамвае по полчаса в одну сторону. Мама меня отвозила первые годы, а забирала тетя Зина - мама моего одноклассника, жившего неподалеку в такой же пятиэтажке.
Гагарина в космос запустили, а я на балконе смотрел - не видать ли.
А Титова летом запустили, когда мы были на даче в Малаховке. Дядька приезжает на велосипеде и орет:
- Человека в космос отправили, а вы меня за хлебом посылаете!
Помню.
Но Малаховка - это уже совсем другая история.
Будто мы не в России живем, а в каком-нибудь кошмарном Альбионе. Бурая трава под ногами и серое небо над головой.
Вспоминаются в эти дни другие оттепели, пережитые на своем веку.
Мне было совсем немного лет во время Хрущевской оттепели.
Запомнилось немногое - очереди в булочных, куда меня посылали за хлебом. Давали по два батона в одни руки - какие-то сложности тогда были с хлебом, правда недолго. Наверное, поэтому потом он стал кукурузу сажать всюду.
Кукурузу не помню совсем, хотя я к ней, как вы знаете, неравнодушен.
Бабушка поехала в США в командировку от своего союза писателей в 61 году, и привезла мне оттуда техасы. Но они почему-то были бежевые, и скоро куда-то делись (вероятно я из них просто вырос). Бабушка была непрактична и себе привезла шубу из искусственного меха, мухобойку на ручке, и газовый пробочник - все вещи совершенно неслыханные, но не остродефицитные.
Помню как после визита Никиты в Америку появилась картошка в пакетах (чипсы по нынешнему) они и до сих пор продаются под названием "Московский картофель" и с той же девочкой на картинке.
Ну и квартиру отец получил в новенькой пятиэтажке. Пятиэтажки были все разноцветные - желтые, розовые, зеленые, синие, так что ориентироваться было несложно в микрорайоне. Это было настоящее чудо - отдельная двухкомнатная квартира с балконом.
Полы были дощатые, настеленные на лаги поверх бетона, так что между плитой перекрытия и полом было пространство. В середине большой комнаты из доски выпал большой сучок и образовалась дырка, в которую я тайком вставлял макаронину, чтобы предполагаемые мыши под полом обгрызали. Еще я туда благополучно уронил несколько чайных ложек и пинцет. А достать было невозможно никак. Ругали помню меня за них.
Хорошее было время, по ощущениям. Теплое.
Потом уж я понял, что церковь, которую взорвали на Преображенской площади была одна из тысяч, снесенных в те годы. Я ее помню, церковь эту - около нее был пешеходный переход, на котором пытались украсть мою маленькую сестренку. Какой-то молодой человек подлетел к маме, выходившей из трамвая с сестрой на руках и со мной за руку,
- Давайте помогу!
Подхватил Светку и пустился с ней бежать по переходу (тогда мало было машин). Мама, хорошо, не остолбенела, а бросилась за ним, я стал орать, похититель испугался, бросил ребенка на руки матери и скрылся.
С другой стороны, в это же время были напечатаны первые вещи Солженицина, как я узнал впоследствии.
Я определился при помощи писательской бабушки в английскую школу в Сокольниках и ездил туда на трамвае по полчаса в одну сторону. Мама меня отвозила первые годы, а забирала тетя Зина - мама моего одноклассника, жившего неподалеку в такой же пятиэтажке.
Гагарина в космос запустили, а я на балконе смотрел - не видать ли.
А Титова летом запустили, когда мы были на даче в Малаховке. Дядька приезжает на велосипеде и орет:
- Человека в космос отправили, а вы меня за хлебом посылаете!
Помню.
Но Малаховка - это уже совсем другая история.