Этот ваш СМЕРШ и всё прочее
Читая последние пару дней ленты, думаю: как же забавно, что единственный ветеран Второй Мировой, с которым мне довелось единственный раз в жизни беседовать о войне (если не считать вечно пьяного соседа дядю Мишу, то и дело оравшего «Танки справа!» и падавшего в траву), оказался ветераном именно СМЕРШа. И рассказывал он как раз о расстрелах. То есть, никаких расследований или чего-то такого лично он не вёл. Только получал приказы, конвоировал, расстреливал. Всё. Вся грудь в медалях, между прочим. «За освобождение», «За взятие» и т.п.
Бабушка моя иногда рассказывала о войне. Но она в войну была ребёнком. С точки зрения ребёнка и рассказывала. В основном, о том, как её сестричку снарядом убило. Ну и вообще, в её рассказах война - это была беда, без границ сливавшаяся с другой большой бедой - большой бедой всего этого времени, с подбираемыми тайком колосками, с охотой на воробьёв ради пропитания, с жмыховыми лепёшками, с расстрелом близкого человека за то, что выдал голодающим хлеб и т.п. Она в состоянии беды выросла, война для неё была закономерным продолжением этой кромешной беды.
Прадед мой с войны не вернулся. Причём, как я понял из бабушкиных рассказов, односельчанин в окопах настучал на него, что он, мол, ещё до войны однажды отказался в автолавке значок со Сталиным покупать для дочки, сформулировав как-то так: «На хрена б он ей нужен, Сталин тот, у неё вон уже Киров есть». И как раз из окопов его будто бы после этого доноса увели. Впрочем, всё это на уровне слухов и намёков. Потом пришло извещение, что пропал без вести. Бабушка предполагает, что его, возможно, расстреляли. А уж как там на самом деле было, Бог знает. Не вернулся.
Мама, не видевшая своего деда никогда, ветеранов всегда недолюбливала. А уж ветеранов небоевых и, особенно, так называемых тружениц тыла вообще открыто ненавидела. Особенно в очередях. И чем дальше, тем больше. Несколько лет назад прочла в газете историю о том, что, мол, некий ветеран живёт в сарае. Дескать, государство ему давало квартиру, но он оставил её детям, а сам переехал в какое-то другое бывшее у него жильё. Потом внук подрос, он отдал это жильё внуку, а сам сошёлся с женщиной и стал жить у неё. Но она умерла, а её дети его из этого жилья выселили, и вот он, мол, живёт в сарае, какой ужас, государство должно дать ему квартиру. Это в статье так написано. А мама моя так сказала: «Значит, ветеранам дают квартиры как ветеранам. Они оставляют их детям, получают другие - как ветераны, оставляют внукам, им третьи должны дать, то есть, выходит, что дети и внуки тех, кто вернулся, те, у кого были родители, полные семьи, кому после войны было легче, всю дорогу получают льготы, а за чей счёт? За счёт всех, то есть, в том числе за счёт нас - детей и внуков тех, кто не вернулся».
Папин отец в войну не воевал. У него была бронь, т.к. он был большой начальник и ценный специалист. В 50-м он умер от инфаркта. Папе было три года. Папа, к слову, к ветеранам всегда относился с уважением. Под его началом работало несколько ветеранов. Уже когда они вышли на пенсию, он всегда сам лично ездил к каждому из них, поздравлял с разными праздниками, как-то помогал. И когда мама возмущалась теми или иными льготами ветеранам, он обычно ей возражал. Но вот на эту выкладку даже он ей ничего не сказал.
Ветераном, причём боевым, был ведший у меня введение в литературоведение профессор Чмыхов. Но, когда я однажды в курилке спросил его что-то о войне, он отмахнулся. Сказал что-то вроде: «Что там рассказывать? Война и война. Ничего хорошего или интересного».
В общем, для меня вся эта ветеранская тема - это, в основном, два воспоминания: тот самый ветеран-смершевец - первое, а второе - это когда я захожу с мамой в магазин, она видит какой-нибудь продукт на прилавке, мы становимся в очередь, выстаиваем её, она просит: мне, мол, вот это, а продавщица отвечает:
- Это только для ветеранов, по удостоверению.
Мама тихо ругается себе под нос и мы уходим. А потом как-то мы всей семьёй идём в гости, там нас угощают замечательной говядиной. До того момента я не пробовал никогда такую.
- А где вы такое мясо берёте? - Спрашивает мама хозяйку.
- А, - отвечает та, - в ветеранском магазине. Мне мать своё удостоверение отдала. Она ж в деревне живёт - ей не надо. А мы пользуемся.
В общем, я не то чтобы придерживаюсь какого-то взгляда на всю эту войну, победу и т.п. Для меня это дела дней, минувших столь давно, что я не вижу смысла вырабатывать к ним эмоционально окрашенное отношение. Сталин, Гитлер, прочий хуитлер - персонажи комиксов, художественных фильмов, легенд и мифов. Но вот людей, яростно требующих от остальных иметь по поводу всего этого некое чёткое и незыблемое мнение и не отступать о него ни на шаг, осуждаю. Чуваки, если ваш дедушка или прадедушка погиб или, допустим, дошёл до Берлина, выжил и воспитал вас, это не даёт вам никаких моральных оснований требовать от остальных какого-то почитания в его адрес, а уж тем более - в адрес всей этой глобальной катастрофы целиком и победы СССР в ней в частности. И уж подавно - в адрес подразделений СМЕРШ. У людей, понимаете ли, опыт - различный. И эмоциональные потребности тоже - различные. Если исходить из вашей логики, я, по идее, должен бы ненавидеть этот ваш СМЕРШ (ну, или НКВД) и того же требовать от вас. Но я не умею ненавидеть мертвецов. Да и стариков. И ненавидеть скопом, соборно не умею. Да и вообще ненавидеть не люблю. Более того, считаю, что вы имеете полное и незыблемое право обмазаться этим самым смершем (а также СС, МИ-5, К-9, КВ-2) с ног до головы и радоваться. Ну, или грустить. Это по желанию.
Ну или, если кто-то в самом деле считает, что «аниме лучше ветеранов», он тоже имеет право этим обмазаться.
Запись опубликована Записки Дениса ЯЦУТКО. You can comment here or there.