Виктор Тиссо, «Русские и немцы» (1882), часть вторая, заключительная. Перевод мой:
«...Невозможно говорить о каком-либо национальном прогрессе среди народа, столь разделенного, как русские, на два абсолютно противоположных мира. С одной стороны - цивилизованные люди, с другой - чернь. Миллион привилегированных людей перед лицом 79 миллионов, которые не в счет, которые только делают первые шаги в цивилизованной жизни Запада и пока лишь слегка затронуты ею.
"Небольшое число русских, воспитанных на французский манер, - говорил фельдмаршал фон Мольтке, - живущих в роскоши, одетых в мундиры и украшенных орденами, идут бок о бок, не замечая этого, с плотной массой бородатых людей, в сто раз более многочисленных, более невежественных, более набожных и более покорных, чем они сами".
И г-н фон Мольтке добавляет:
"Повсюду самые поразительные контрасты! Хижины рядом с дворцами, великолепные города посреди пустынных равнин, железные дороги, не касающиеся ни одного города, ананасы, созревающие в оранжереях в климате, где не растет хлеб! Утонченность соседствует с варварством и грубостью!"
Нет среднего класса; правление лежит на плечах одного человека - царя, чья власть безгранична. Государство подобно огромной семье, подчиненной патриархальной власти императора. "Как, - говорят русские, - могут человеческие законы ограничить божественное право отца?" У народа нет политических идей; что бы они поняли в теории представительной конституции? Абсолютная власть кажется необходимостью в этой стране, где ничего не делается, если приказ не поступает сверху. Не основано ли самодержавие на слепом повиновении, одном из следствий того отсутствия активности и личной инициативы, которое так заметно у славянских народов?
Организация государства не прочна и не стабильна.
"Наше правительство, - говорит Герцен, - любит новшества до степени, граничащей с безумием. Ничто не долговечно в его руках; все должно беспрестанно меняться и преобразовываться. Каждый новый государь ставит под сомнение действия своего предшественника. Сегодня разрешено то, что было запрещено вчера!"
Западные народы удивляются этим противоречиям и не могут понять эти явления, потому что пренебрегают обращением к истокам, к происхождению. Все русские второй половины девятнадцатого века - сыновья и внуки крепостных или дворян, которые обращались с этими крепостными с дикой жестокостью. Все русские лавочники имели отцами крепостных, которые купили у своих господ право покинуть поместья и поселиться в городе. Внутри элегантного и лощеного гвардейского офицера таится азиатский деспот; поскребите умелого московского или петербургского торговца, и вы обнаружите фанатика, религиозного безумца, который калечит себя и предается неописуемым религиозным практикам. Дикие чувства, гораздо более жестокие, чем у черкеса или турка, порой пробуждаются в мужике, столь спокойном на вид. Поэтому на берегах Невы, Волги и Москвы-реки происходят вещи, невозможные в остальной Европе.
Нигилизм - сугубо русское учение. Стремления западной демократической социальной революции не имеют ничего общего с теорией всеобщего разрушения. Ничто в этом мире не может быть более абсурдным, более безумным, но русский ум считает это великолепным.
Взволнованная и обеспокоенная, раздираемая с одной стороны самодержавием, а с другой - революцией, Россия должна выбрать между двумя путями, открытыми перед ней: путем прогресса или путем реакции. Если она отдастся славянофильским мечтаниям, если отвергнет все западные идеи, она обречет себя на застой, как это сделали монголы. Она станет не более чем одиноким островом, отрезанным от цивилизованного мира».