Заметки о культурных впечатлениях
Несмотря на то, что погода не располагала к прогулкам, я все-таки вытащила себя из дома и выгуляла в музей, даже дважды: сперва на выставку графики Нади Рушевой, а на следующий день по случаю Ночи Искусств - в тот же художественный на основную экспозицию и выставку работ Студии Грекова.
О графике Рушевой могу повторить написанное ранее под личным замком: эта девочка была гением и притом была именно девочкой, чистым, искренним, непосредственным ребенком, наделенным чуткостью, зрелым чувством юмора, строгостью в творчестве. Она была очень наблюдательна (замечательны ее зарисовки повседневной жизни), восприимчива к прочитанному и увиденному (среди ее рисунков - балет, выставка искусства стран Африки, иллюстрации к многочисленным литературным произведениям, попытки раскрытия темы войны). Она ни в чем не была поверхностна.
"Скорбящая"
Цикл, связанный с биографией Пушкина, поразителен и, пожалуй, мой любимый: Надя как будто заглянула за завесу времени и так непосредственно, с таким задором, с таким знанием, будто видела всё собственными глазами. И ведь это было не поверхностным - она изучала, искала, обдумывала. Вообще-то пушкинский цикл заказал ей Гессен для иллюстрирования начальных глав своей книги, но после, восхитившись результатов, от рисунков почему-то отказался. У меня возникло подозрение, что писатель побоялся превосходства графики над текстом. А я бы хотела иметь не просто альбом этих рисунков, а именно книгу, в которой тесно переплетены текст и эти лаконичные живые картинки.
Кюхля - прелесть на всех лицейских рисунках:
На выставке меня поразили и три рисунка к шекспировскому "Гамлету": профили Офелии и Гамлета и некий условный персонаж в черном.
Интересной показалась параллель, скорее всего, интуитивная, Отелло и Пушкина:
Здесь интересно и то, что через два года после появления этой иллюстрации вышел советский мультфильм "Русалочка", героиня которого так похоже на нарисованную Надей Дездемону.
Видимо, в шестидесятые стала популярна тема раскопок в Помпеях, потому есть у художницы серия рисунков и на эту тему. Мне понравился парный портрет по мотивам античных фресок.
"Маленького принца" она, одна из немногих, осмыслила как художник свободнее многих иных иллюстраторов: сохраняя дух Экзюпери, она нарисовала какого-то собственного принца, без камзола, ей современного, но при этом невесомого, светящегося. Трогательный, беззащитный, одинокий получился у нее герой. И работа, на которой Летчик держит тело Маленького принца, поразительна как раз не качеством рисунка, а смыслом: это уже не умерший ребенок, а сияние, которое растворяется в мире и отправляется в самые дальние его уголки, но вместе с тем - туда, где оно родилось, домой.
А вот иллюстрации к "Мастеру и Маргарите" мне никогда особенно не нравились. Вернее, все, что касается Ершалаима и проделок Воландовской свиты, замечательно, а вот взгляд на Маргариту и Мастера слишком юный. Там - нежность, возвышенная любовь, бесконечно счастье за увитым виноградом венецианским окошком в финале, но это существует, когда тебе пятнадцать, а в тридцать, перечитывая роман, поражаешься собственной былой наивности: любви там нет. нет и счастья, вечной чистилище и вечный страж - ведьма Маргарита.
Что бы она могла создать, став взрослой? Мне кажется, Надя сказала все, что могла и должна была донести. Она и жизнь свою прожила согласно собственному идеалу: сгорела звездочкой, чтобы другие хотя бы затлели.
(Я сфотографировала все выставленные рисунки, поэтому, если вам будет интересно, могу сделать дополнительный пост. Должна отметить, что знакомы мне были немногие рисунки - всего-то их несколько тысяч.)
После такой выставки (а я бродила по ней больше часа) не хотелось растрачивать силы на что-либо иное, и прочие выставки я отложила на понедельник. Конечно, мокрый снег, первый этой осенью, мог бы помешать, но у меня был стимул: в Ночь искусств в художественном музее всегда работает книжный развал, где можно выбрать какой-нибудь каталог выставок совершенно бесплатно. Я выбрала посвященный выставке русского пейзажа из тверской коллекции, давний альбом о самом музее и два толстых иллюстраированных журнала по искусству, явно выписанных для музейной библиотеки, но даже не распечатанных. А за прохождение квеста по экспозиции мне еще вручили блокнот, посвященный году семьи.
Впрочем, я бы удовольствовалась и просто прогулкой по этой экспозиции - у нас прекрасная коллекция изобразительного искусства XX века, причем выставлена малая ее часть (и малая часть моих любимых картин). В правом крыле здания как раз недавно закрылась кофейня, и было бы здорово, если бы там организовали дополнительное выставочное пространство, но вряд ли так будет.
Вот одно из самых-самых для меня полотен - "Лупинусы и гранаты" Г. М. Шегаля. Очень напоминает мне Сухум моего детства, наш дом на Калинина, 31, наши картины на стенах.
С некоторым картинами, которые я люблю, "пообщаться" как-то не получилось - ни с "Под липами" Яблонской", ни с "Отцом Михаилом" (не помню автора). Они обе - живительное зеленое свечение, счастье, покой, но вчера они мне улыбнулись и будто сказали "Сейчас - иди".
Выставку Юрия Данченко я вниманием не удостоила - та часть, которая размещена на первом этаже, меня не тронула, а вот масштабную экспозицию в выставочном зале осматривала долго. В целом она мне не понравилась, и вот почему.
Все представленные картины, графические листы и плакаты - работы художников Студии военных художников имени М. Б. Грекова, поэтому и темы - Афганистан, Сирия, СВО. Качество живописи, конечно, высокое, но мне кажется, то, что мы уже видели на фото в сводках, не трогает в виде масштабных полотен. Прошло время, когда художники-баталисты документировали увиденное на поле боя, чтобы сохранить это для истории. Работа той же артиллерии или беспилотчиков на снимках военкоров выглядит куда более впечатляюще и эффектно, чем в перерисованном виде. Собственно, с фотографиями времен Великой Отечественной всё обстояло так же, и большие художники не копировали их, а перерабатывали и создавали картины, которые брали за самое сердце.
Работы же на выставке механистичны. Конечно, и то, что военные, в основном, в полной экипировке, с закрытыми балаклавами лицами, не добавляет полотнам жизни, но проблема не ином - в кризисе жанра, кризисе искусства вообще. Что-то должно быть другое: не раздача гуманитарки, не вооружение, сложенное перед самолетами, не стоящие красиво саперы, не пункт пропуска в Перекопе или танки в Сирии, а живое, то, что отзывается, должен быть сюжет, история, характеры, лица (ну хотя бы глаза), жеста, порывы - все то, что мы видим на полотнах соцреалистов или у Верещагина. А тут что-то выхолощенное. И я, признаться, не могу объяснить в полной мере мастерством художником то, что перед картинами, изображающими штурмовиков, у меня внутри что-то задрожало - скорее это эмоциональный отклик на то, что я уже видела и читала в сводках, напоминание о тех ребятах, с которыми общалась, и еще о том, в чем мы здесь живем.
И еще одна проблема: фигуры людей не стоят у художников на земле. Они будто подвешена, нет твердости, весомости нет. Вот нарисовано точно, а левитируют. Но они же живые, из плоти, крови, пота, дыма, они же - наши. Так что же не так на картинах?! В них нет истории, нет живого и нет настоящего. Нет переосмысления визуального ряда и превращения его в произведение искусства, то есть в то, что оперирует категориями более масштабными и универсальными. Ах да, и личностей художников нет - не видно ни одной.
Видимо, сейчас такой момент - точка отсчета, нулевая координата, и всё сейчас - "на нуле".
О графике Рушевой могу повторить написанное ранее под личным замком: эта девочка была гением и притом была именно девочкой, чистым, искренним, непосредственным ребенком, наделенным чуткостью, зрелым чувством юмора, строгостью в творчестве. Она была очень наблюдательна (замечательны ее зарисовки повседневной жизни), восприимчива к прочитанному и увиденному (среди ее рисунков - балет, выставка искусства стран Африки, иллюстрации к многочисленным литературным произведениям, попытки раскрытия темы войны). Она ни в чем не была поверхностна.
"Скорбящая"
Цикл, связанный с биографией Пушкина, поразителен и, пожалуй, мой любимый: Надя как будто заглянула за завесу времени и так непосредственно, с таким задором, с таким знанием, будто видела всё собственными глазами. И ведь это было не поверхностным - она изучала, искала, обдумывала. Вообще-то пушкинский цикл заказал ей Гессен для иллюстрирования начальных глав своей книги, но после, восхитившись результатов, от рисунков почему-то отказался. У меня возникло подозрение, что писатель побоялся превосходства графики над текстом. А я бы хотела иметь не просто альбом этих рисунков, а именно книгу, в которой тесно переплетены текст и эти лаконичные живые картинки.
Кюхля - прелесть на всех лицейских рисунках:
На выставке меня поразили и три рисунка к шекспировскому "Гамлету": профили Офелии и Гамлета и некий условный персонаж в черном.
Интересной показалась параллель, скорее всего, интуитивная, Отелло и Пушкина:
Здесь интересно и то, что через два года после появления этой иллюстрации вышел советский мультфильм "Русалочка", героиня которого так похоже на нарисованную Надей Дездемону.
Видимо, в шестидесятые стала популярна тема раскопок в Помпеях, потому есть у художницы серия рисунков и на эту тему. Мне понравился парный портрет по мотивам античных фресок.
"Маленького принца" она, одна из немногих, осмыслила как художник свободнее многих иных иллюстраторов: сохраняя дух Экзюпери, она нарисовала какого-то собственного принца, без камзола, ей современного, но при этом невесомого, светящегося. Трогательный, беззащитный, одинокий получился у нее герой. И работа, на которой Летчик держит тело Маленького принца, поразительна как раз не качеством рисунка, а смыслом: это уже не умерший ребенок, а сияние, которое растворяется в мире и отправляется в самые дальние его уголки, но вместе с тем - туда, где оно родилось, домой.
А вот иллюстрации к "Мастеру и Маргарите" мне никогда особенно не нравились. Вернее, все, что касается Ершалаима и проделок Воландовской свиты, замечательно, а вот взгляд на Маргариту и Мастера слишком юный. Там - нежность, возвышенная любовь, бесконечно счастье за увитым виноградом венецианским окошком в финале, но это существует, когда тебе пятнадцать, а в тридцать, перечитывая роман, поражаешься собственной былой наивности: любви там нет. нет и счастья, вечной чистилище и вечный страж - ведьма Маргарита.
Что бы она могла создать, став взрослой? Мне кажется, Надя сказала все, что могла и должна была донести. Она и жизнь свою прожила согласно собственному идеалу: сгорела звездочкой, чтобы другие хотя бы затлели.
(Я сфотографировала все выставленные рисунки, поэтому, если вам будет интересно, могу сделать дополнительный пост. Должна отметить, что знакомы мне были немногие рисунки - всего-то их несколько тысяч.)
После такой выставки (а я бродила по ней больше часа) не хотелось растрачивать силы на что-либо иное, и прочие выставки я отложила на понедельник. Конечно, мокрый снег, первый этой осенью, мог бы помешать, но у меня был стимул: в Ночь искусств в художественном музее всегда работает книжный развал, где можно выбрать какой-нибудь каталог выставок совершенно бесплатно. Я выбрала посвященный выставке русского пейзажа из тверской коллекции, давний альбом о самом музее и два толстых иллюстраированных журнала по искусству, явно выписанных для музейной библиотеки, но даже не распечатанных. А за прохождение квеста по экспозиции мне еще вручили блокнот, посвященный году семьи.
Впрочем, я бы удовольствовалась и просто прогулкой по этой экспозиции - у нас прекрасная коллекция изобразительного искусства XX века, причем выставлена малая ее часть (и малая часть моих любимых картин). В правом крыле здания как раз недавно закрылась кофейня, и было бы здорово, если бы там организовали дополнительное выставочное пространство, но вряд ли так будет.
Вот одно из самых-самых для меня полотен - "Лупинусы и гранаты" Г. М. Шегаля. Очень напоминает мне Сухум моего детства, наш дом на Калинина, 31, наши картины на стенах.
С некоторым картинами, которые я люблю, "пообщаться" как-то не получилось - ни с "Под липами" Яблонской", ни с "Отцом Михаилом" (не помню автора). Они обе - живительное зеленое свечение, счастье, покой, но вчера они мне улыбнулись и будто сказали "Сейчас - иди".
Выставку Юрия Данченко я вниманием не удостоила - та часть, которая размещена на первом этаже, меня не тронула, а вот масштабную экспозицию в выставочном зале осматривала долго. В целом она мне не понравилась, и вот почему.
Все представленные картины, графические листы и плакаты - работы художников Студии военных художников имени М. Б. Грекова, поэтому и темы - Афганистан, Сирия, СВО. Качество живописи, конечно, высокое, но мне кажется, то, что мы уже видели на фото в сводках, не трогает в виде масштабных полотен. Прошло время, когда художники-баталисты документировали увиденное на поле боя, чтобы сохранить это для истории. Работа той же артиллерии или беспилотчиков на снимках военкоров выглядит куда более впечатляюще и эффектно, чем в перерисованном виде. Собственно, с фотографиями времен Великой Отечественной всё обстояло так же, и большие художники не копировали их, а перерабатывали и создавали картины, которые брали за самое сердце.
Работы же на выставке механистичны. Конечно, и то, что военные, в основном, в полной экипировке, с закрытыми балаклавами лицами, не добавляет полотнам жизни, но проблема не ином - в кризисе жанра, кризисе искусства вообще. Что-то должно быть другое: не раздача гуманитарки, не вооружение, сложенное перед самолетами, не стоящие красиво саперы, не пункт пропуска в Перекопе или танки в Сирии, а живое, то, что отзывается, должен быть сюжет, история, характеры, лица (ну хотя бы глаза), жеста, порывы - все то, что мы видим на полотнах соцреалистов или у Верещагина. А тут что-то выхолощенное. И я, признаться, не могу объяснить в полной мере мастерством художником то, что перед картинами, изображающими штурмовиков, у меня внутри что-то задрожало - скорее это эмоциональный отклик на то, что я уже видела и читала в сводках, напоминание о тех ребятах, с которыми общалась, и еще о том, в чем мы здесь живем.
И еще одна проблема: фигуры людей не стоят у художников на земле. Они будто подвешена, нет твердости, весомости нет. Вот нарисовано точно, а левитируют. Но они же живые, из плоти, крови, пота, дыма, они же - наши. Так что же не так на картинах?! В них нет истории, нет живого и нет настоящего. Нет переосмысления визуального ряда и превращения его в произведение искусства, то есть в то, что оперирует категориями более масштабными и универсальными. Ах да, и личностей художников нет - не видно ни одной.
Видимо, сейчас такой момент - точка отсчета, нулевая координата, и всё сейчас - "на нуле".