Встретилась заметка про 17-летнюю девушку, будущего медика, которая 30-го оказалась в центре Б. и помогала реанимировать раненых. Хрупкая на вид и такая смелая. Я бы так не смогла, струсила бы или растерялась, или то и другое вместе. Я бы вообще не хотела оказываться ни в каких трагических эпицентрах. Это "мелкобуржазная" позиция?
На выходных мы с мамой смотрели-слушали две передачи: про Лурд, где после явления Богоматери был возведен крупнейший в мире санктуарий, (очень красиво снято) и про стояние Зои. То есть истории про то, как католическая и православная церкви используют в свою пользу некие явления, которые то ли были, то ли не были. Католики, конечно, развернулись куда масштабнее, а мешавшую Бернадетту, которой и было явление, оперативно отправили подальше, в монастырь в Англию. Но в целом оба документальных фильма, покажи их атеистам, надежно утвердят последних в их взглядах.
Замечу, что в мире есть многое, что мы не можем постичь и объяснить, что-то даже такое, что всегда будет выше человеческого разумения, и есть потому вера, но при этом институт церкви - это всегда политика и деньги.
Во второй передаче, например, рассказывалось, как во время первого советского празднования 1 мая в Москве завесили красной тканью надвратный образ Николая Чудотворца, а кумач возьми да оторвись. И народные массы, мол, взбунтовались, и Ленин был вынужден разрешить пасхальные богослужения в Кремле, а церковники возопили: се знак покаяться. Церковь трактует в свою пользу, но, если уж на то пошло, на том шествии, выпавшем на страстную седмицу, Николай Чудотворец был с молодой советской властью и не гром и кару обрушил, а лик свой явил участникам демонстрации.
Совсем маленькой я играла с октябрятским значком, и мама сказала: это дедушка Ленин. Тогда я всем стала говорить, что Ленин - мой дедушка. Видимо, я тогда и стала коммунисткой, совсем, навсегда. Советская девочка лет четырёх, я выбрала себе идеалы, ещё не зная, что они существуют.
Мне просто повезло родиться в самой лучшей стране - это я знала твердо.
В Мавзолей, правда, имея возможность, не пошла - у меня был билет в Алмазный фонд, но это уже детали. Это гениальная часть ансамбля Красной площади и знаковое сооружение, которое находится там, где дОлжно, и позорно его прикрывать 9 мая. И я соглашусь с тем, кто написал, что главе нашего государства вчера следовало быть там, отдать дань памяти и вслух задекларировать, что мы продолжаем борьбу Ленина за справедливость. Но у нас на высоком уровне теперь не умеют ни в преемственность, ни в приятие истории, ни в символизм. Собственно, в эффективную и такую нужную государственную пропаганду не умеют, особенно в отсутствие идеологической базы.
Вчера утром я читала киносценарий "Июльского дождя" (А. Гребнев в соавторстве с режиссером фильма М. Хуциевым). Фильм - один из моих любимых, в нем чистая высокая нота и взгляд тех, у кого есть принципы, на конформизм, поверхностность, легковесность. В предисловии (в который раз говорю себе, что предисловия читать надо после самих произведений) развернута мысль, что Лена и Женя - это уже уходящее, исчезающее, что их идеалы атавистичны в мире, который познал приспособленчество и личный комфорт, и что фильм - о том, что в шестидесятые взлетело и умерло подлинное социальное единение, молодое стремление созидать, и даже встреча ветеранов у Большого театра, которая для меня в фильме всегда была символом преемственности поколений, расшифровывается как "уходящая натура". Мне не понравилась эта трактовка, хотя мы с эссеистом одинаково оценили действия персонажей внутри повествования. А сценарий я перечитала так, будто напилась, проснувшись, чистой холодной воды. Мне от него было светло, в тексте была надежда.
Уже потом в день ворвались новости по радио. От донецких я, как всегда сжала губы, а когда услышала сухумские, вскрикнула. Человеческие жизни стоят несомненно выше произведений искусства, но когда гибнет наследие, с ним вместе гибнут и история, и будущность, то, на чем вырастает и крепнет личность. Вместе с картинами в Сухуме погибли - пусть метафорически и только духовно - люди.
Коллекцию живописи, составившую основу собрания, и двухэтажный особняк в стиле конструктивизма городу когда-то подарил врач Е.Л. Фишков (я упоминала его
в своей статье о меценатах в Абхазии). После войны 1992-1993 гг. здание музея, вопреки завещанию дарителя, отдали детской художественной школе. Другой особняк, ремонт которого в качестве будущего музея, начался в девяностые, быстро забросили. Коллекция, за десятилетия существования успевшая пополниться многими работами, была помещена на втором этаже старинного здания по улице Лакоба. На его фризе отцом нашей знакомой была написана панорама сухумской бухты, и этот фриз я показывала всем друзьям, приезжавшим в гости.
Если уж говорить о знаках, то разве это не один из них?
Я не знаю, был ли сегодняшний пожар следствием скачка напряжения, который не выдержала старая проводка (накануне в городе отключали свет), или извечного местного наплевательства, или так скрыли многолетние хищения произведений искусства, но гибель здания и тысяч полотен - для меня большое горе. Вместе с ними умерла ещё одна часть моего родного города и моей истории. И о ней я скорблю так же, как и обо всех погибших.
Как я устала от плохих новостей. Вот сегодня "мороз и солнце; день чудесный", всё такое чистое и яркое, рассвет был перламутрово-розовым в голубой дымке, а сумерки накануне, - будто нарисованными (смотрела - и не верила, что настоящее), а всё равно тревожно: за мир, за всех нас выместе, за моих родных, за общее и за частности.