(no subject)
Еще в пятницу я хотела записать кое-что о ребятах, приезжавших с переднего края. Только не смогла сразу - дала уложиться всему внутри.
При них молчишь о главном, не только из-за собственной робости, а потому что о главном почти ничего не знаешь - они знают, видели, на себе тащили. Их не станешь расспрашивать о том, за какие подвиги их представили к наградам, - всё уже известно ветеранам боевых действий, вручавшим награды, и потому не озвучивается.
Но вот она, реальность, сидит напротив тебя рядком, улыбается мало, но светло и широко, и говорит тоже мало. У реальности молодые лица, румяные. Реальность шутит, глядя на ветеранов постарше: "Представляешь, через тридцать лет вот так соберемся". И будете такими же мальчишками - я же видела курс своего отца: они все на самом деле семнадцатилетние - всегда.
А ветераны Афгана, Чечни, Абхазии говорят этим бойцам, что возвращаться в мирную жизнь сложнее, чем возвращаться на войну, что сейчас в них проснулся боевой кураж, которому всецело доверять не стоит. Но они ведь все знают сами - уже прошли Сирию.
Лица некоторых ребят казались мне очень знакомыми, хотя на фото я видеть их не могла. Я сидела напротив, поднимала вместе с ними бокалы с соком, и одна мысль не отпускала меня: еще полчаса-час, мы привычно разъедемся кто домой, кто на работу, а они снова отправятся на фронт, и дай-то бог им вернуться с победой и невредимыми. Они в это верят, верю и я.
При них молчишь о главном, не только из-за собственной робости, а потому что о главном почти ничего не знаешь - они знают, видели, на себе тащили. Их не станешь расспрашивать о том, за какие подвиги их представили к наградам, - всё уже известно ветеранам боевых действий, вручавшим награды, и потому не озвучивается.
Но вот она, реальность, сидит напротив тебя рядком, улыбается мало, но светло и широко, и говорит тоже мало. У реальности молодые лица, румяные. Реальность шутит, глядя на ветеранов постарше: "Представляешь, через тридцать лет вот так соберемся". И будете такими же мальчишками - я же видела курс своего отца: они все на самом деле семнадцатилетние - всегда.
А ветераны Афгана, Чечни, Абхазии говорят этим бойцам, что возвращаться в мирную жизнь сложнее, чем возвращаться на войну, что сейчас в них проснулся боевой кураж, которому всецело доверять не стоит. Но они ведь все знают сами - уже прошли Сирию.
Лица некоторых ребят казались мне очень знакомыми, хотя на фото я видеть их не могла. Я сидела напротив, поднимала вместе с ними бокалы с соком, и одна мысль не отпускала меня: еще полчаса-час, мы привычно разъедемся кто домой, кто на работу, а они снова отправятся на фронт, и дай-то бог им вернуться с победой и невредимыми. Они в это верят, верю и я.