О любви и переменах
Иногда билеты в филармонию я приобретаю интуитивно и так открываю для себя новую музыку. Иногда мне хочется заранее поставить маленькие вешки, чтобы не потеряться в каждодневности. Да и полезно время от времени устраивать себе небольшие выходы в свет без сопровождения. Именно поэтому слушать Брамса и Танеева в минувшую пятницу я решила одна, а билет выбрала вовсе в начале декабря. Удивительно, но ничто не нарушило мои планы. К тому же в зале было довольно мало зрителей, и мне удалось занять более удачное, чем значилось в билете, место.
В.В. Воробей, "Фиалки"
В первом отделении солировал пианист из Санкт-Петербурга Мирослав Култышев, и его исполнение было восхитительным, волнующим, бесподобным, и весь симфонический оркестр звучал лишь как дополнение роялю.
Исполнялся первый фортепианный концерт, и я не знаю, как о любви сказать прекраснее и полнее, чем в своем сочинении это сделал Иоганнес Брамс. Его музыка и есть любовь, всё счастье и вся боль ее, любовь без иллюзий, прикрас, самообмана и ложных надежд. Глубокая, зрелая, всеобъемлющая, отдающая бескорыстно и принимающая без требования. Это с первых же нот звучит в первой части концерта, вторая же, посвященная Кларе Шуман, - словно ее портрет, нарисованный с самозабвенной нежностью, ее образ, отраженный в сердце Брамса. В третьей части слышно и то, как терзает композитора чувство, о котором он говорит широко, смело, со всей прямотой. Но его любовь полноводна, она питает всё, как зрелая весна, наполняющая щедро и свободно все на своем пути. Это - всеобъемлющее счастье, и оно торжествует в финале концерта.
И ведь Брамс не описывает и не пытается объяснить свои чувства, не делает их жертвенными и не преклоняется перед возлюбленной. Его признание не интимно: Брамс раскрывает самую суть любви естественно и свободно.
Ничего более после такого произведения, к тому же великолепно исполненного, нслушать не хотелось. Зачем, если все значимое сказано сполна? К тому же немецкий романтик Брамс так несхож с русским идеалистом Танеевым... Но не могла же я уйти с концерта! Очень хорошо, что не могла: Симфония № 4 Танеева была прекрасна, а стиль композитора напоминал одновременно и о его педагоге (Чайковском), и об учениках (Метнере и Рахманинове).
Вначале симфония звучит, как стихия: или ты вольёшься в неё, или она тебя сметёт. В первой части композитор будто предчувствовал и жаждал перелом эпох, и потому в полнозвучии этой стихии - тревога, отзвуки будущей тоски по утраченному, понимание неотвратимости и необходимости перемен и наконец их мужественное приятие.
Вторая часть - словно тягучее хмурое утро конца октября, сквозь которое вдруг проглядывает, вызревая, разбелённый дымкой новый свет. Легкомысленность старого мира в эту минуту ещё созвучна восторженности мира грядущего. Они пока нераздельны во взаимных объятиях. В них обоих есть лучезарность, но сколь различны ее основы.
В третьей части симфонии торжествует новый век, мирный и созидательный. Он - усмиренный человеком мощный поток жизни, хвост пара, весело стелющийся за паровозом, бегущим через идиллические зелёные равнины. Но разве не утопичны подвластность всего человеческой воле и сама эта воля, созидательная и добрая?
Финальная четвертая часть торжествующая, но более не наивная: музыка уже говорит о том, что и воля безгранична, и истинный труд радостен, но на пути созидания немало препятствий, и потому оно требует одного - убеждённости в выбранном пути. И музыка в финале симфонии светла, но не слепа, многокрасочна, но не цветиста. В ней слышатся стойкость и радость творения нового.
Симфония была представлена публике в 1898 году, но работа над ней велась два десятилетия. Не правда ли, хотелось бы знать, каковы были взгляды Танеева на все тогда происходившее и как это отразилось в его сочинении?
***
После концерта мне очень хотелось пройтись по свежему воздуху и подумать над услышанным. Воздух был таким приятным и мягким, и выпавший за два часа снег еще не успел ни растаять, ни испачкаться. Но оказалось, что меня уже ждали, не предупредив. Возможно, так было лучше: я бы устала и записанное в полумраке концертного зала на клочке билета так бы и забыла в сумочке.
В.В. Воробей, "Фиалки"
В первом отделении солировал пианист из Санкт-Петербурга Мирослав Култышев, и его исполнение было восхитительным, волнующим, бесподобным, и весь симфонический оркестр звучал лишь как дополнение роялю.
Исполнялся первый фортепианный концерт, и я не знаю, как о любви сказать прекраснее и полнее, чем в своем сочинении это сделал Иоганнес Брамс. Его музыка и есть любовь, всё счастье и вся боль ее, любовь без иллюзий, прикрас, самообмана и ложных надежд. Глубокая, зрелая, всеобъемлющая, отдающая бескорыстно и принимающая без требования. Это с первых же нот звучит в первой части концерта, вторая же, посвященная Кларе Шуман, - словно ее портрет, нарисованный с самозабвенной нежностью, ее образ, отраженный в сердце Брамса. В третьей части слышно и то, как терзает композитора чувство, о котором он говорит широко, смело, со всей прямотой. Но его любовь полноводна, она питает всё, как зрелая весна, наполняющая щедро и свободно все на своем пути. Это - всеобъемлющее счастье, и оно торжествует в финале концерта.
И ведь Брамс не описывает и не пытается объяснить свои чувства, не делает их жертвенными и не преклоняется перед возлюбленной. Его признание не интимно: Брамс раскрывает самую суть любви естественно и свободно.
Ничего более после такого произведения, к тому же великолепно исполненного, нслушать не хотелось. Зачем, если все значимое сказано сполна? К тому же немецкий романтик Брамс так несхож с русским идеалистом Танеевым... Но не могла же я уйти с концерта! Очень хорошо, что не могла: Симфония № 4 Танеева была прекрасна, а стиль композитора напоминал одновременно и о его педагоге (Чайковском), и об учениках (Метнере и Рахманинове).
Вначале симфония звучит, как стихия: или ты вольёшься в неё, или она тебя сметёт. В первой части композитор будто предчувствовал и жаждал перелом эпох, и потому в полнозвучии этой стихии - тревога, отзвуки будущей тоски по утраченному, понимание неотвратимости и необходимости перемен и наконец их мужественное приятие.
Вторая часть - словно тягучее хмурое утро конца октября, сквозь которое вдруг проглядывает, вызревая, разбелённый дымкой новый свет. Легкомысленность старого мира в эту минуту ещё созвучна восторженности мира грядущего. Они пока нераздельны во взаимных объятиях. В них обоих есть лучезарность, но сколь различны ее основы.
В третьей части симфонии торжествует новый век, мирный и созидательный. Он - усмиренный человеком мощный поток жизни, хвост пара, весело стелющийся за паровозом, бегущим через идиллические зелёные равнины. Но разве не утопичны подвластность всего человеческой воле и сама эта воля, созидательная и добрая?
Финальная четвертая часть торжествующая, но более не наивная: музыка уже говорит о том, что и воля безгранична, и истинный труд радостен, но на пути созидания немало препятствий, и потому оно требует одного - убеждённости в выбранном пути. И музыка в финале симфонии светла, но не слепа, многокрасочна, но не цветиста. В ней слышатся стойкость и радость творения нового.
Симфония была представлена публике в 1898 году, но работа над ней велась два десятилетия. Не правда ли, хотелось бы знать, каковы были взгляды Танеева на все тогда происходившее и как это отразилось в его сочинении?
***
После концерта мне очень хотелось пройтись по свежему воздуху и подумать над услышанным. Воздух был таким приятным и мягким, и выпавший за два часа снег еще не успел ни растаять, ни испачкаться. Но оказалось, что меня уже ждали, не предупредив. Возможно, так было лучше: я бы устала и записанное в полумраке концертного зала на клочке билета так бы и забыла в сумочке.