"Не знаю как, но выйду к Чёрному морю..."
Прежде чем я отправлюсь в новое путешествие, а лето вдруг, как это всегда бывает в наших краях, сменится осенними холодами, расскажу вам про дела текущие и края южные.
Сентябрь - это все еще лето, но уже с яблоками. Я - яблочная душа и в летнюю пору неимоверно скучаю по их хрусту, по "Апрельскому" "Богатырю", "Макинтошу", "Жигулевскому" и по всем тем сортам, названия которых я никак не запомню. Еще больше я скучаю по розовым внутри шампанским яблокам, на которые немного похож штрифель, и по зимней "Канаде", хотя здесь они не растут - это яблоки моей родной земли. И при этом любимыми фруктами всегда называю груши (масляные сорта "Бере Александр" или попросту "бэра", "Мадам Франс", "Лесную красавицу с "шоколадной" серединкой и те груши, которые каждую осень продает на ярмарке один старичок).
Конечно, мое любимое время года - весна, но осень я люблю не меньше: красочную, полную жизни, урожайную, с теплыми днями и прохладными вечерами, с дымками, туманами и прозрачным утренним светом, с медленным прекрасным угасанием и обещанием долгих спокойных снов. Только наслаждаться всем этим я пока не успеваю: очень трудно включаюсь в работу, к вечеру устаю, по утрам через раз вытягиваю себя в бассейн. Сегодня проснулась с полной уверенностью, что наступил четверг.
Дома хорошо, но много забот, потому что все, что обычно в течение дня делает по дому мама, теперь следует делать мне. Прибежать с работы, приготовить, накрыть, помыть, убрать, постирать, покрахмалить, разложить, развесить, не упасть по пути от усталости - таков был первый вечер рабочей недели. Поначалу мне не хватало времени ни почитать, ни просто посидеть, потом все как-то уравновесилось, и я занялась планированием отпуска. И, кстати, пока в понедельник я крутилась и двигалась, я даже не вспоминала про боль. (Рабочая неделя началась не только с работы и домашних дел, но еще и с травмпункта, где маме меняли гипс, и с дантиста, который почти два часа колдовал надо мной.) Ну да это все мелочи, лучше расскажу об отпуске.
Во-первых, я дочитала "Мост на Дрине" Иво Андрича. Книга потрясающая, и я полагаю, что Эдвард Резерфорд, чьи книги о городах сейчас очень популярны, концепцию истории места сквозь столетия почерпнул как раз у Андрича.
"Основы мира, жизни и человеческих отношений утверждены на веки вечные. Это не значит, что они никогда не меняются, но по сравнению с длительностью человеческой жизни эти основы представляются вечными. Продолжительность их существования в той же степени сопоставима с веком, отпущенным людям, с какой изменчивая поверхность бурной и быстрой реки сопоставима с незыблемостью ее твердого дна, меняющегося медленно и незаметно. Самая мысль заменить одни „центры“ другими является нездоровой и нереальной. Это все равно, что возыметь желание перемещать истоки крупных рек и ложа гор. Жажда быстрых перемен и мысль о насильственном их осуществлении нередко, как болезнь, распространяется среди людей, с особой легкостью овладевая молодыми, но только в их головах нет настоящего понимания, и они недолго, как правило, красуются на молодецких плечах. И все впустую! Ибо не человеческой волей определяется порядок на земле. Подобные ветру, взмывают порывы желаний и, подхватив тучи пыли, перемещают их с места на место, заслоняя иной раз весь горизонт, но ветер стихает, пыль оседает, и взорам предстает привычная картина старого мира. Все долговечное на земле возводится промыслом божьим, а человек - его слепое и покорное орудие. Людской замысел или умирает, не дождавшись своего воплощения, или же живет недолго; и уж, во всяком случае, не приводит к добру. Все эти неистовые желания и смелые речи на мосту под ночным небом ничего не изменят в существующем порядке вещей; пронесясь над огромным, незыблемым миром, они исчезнут там, где смиряются желания и ветры. И как всегда, так и сейчас свыше будет определяться то место на земле, где божьим промыслом должны родиться великие мужи и грандиозные строения, независимо от преходящих и пустых желаний и людского тщеславия".
Но ничего из всего этого Бахтияревич вслух не произнес. Кто носит свою философию в крови, как этот мусульманский юноша, беговский внук, кто с ней живет я умирает, тот не умеет выразить ее словами и не испытывает в этом никакой необходимости".
В романе нет сквозных персонажей, хотя некоторые жители Вышеграда появляются на страницах на протяжении десятилетий, а еще через несколько глав мы вдруг можем прочесть об их внуках и правнуках. Обыкновенные судьбы обыкновенных людей - все то, о чем так интересно бывает слушать и читать, сопереживая и качая головой, но оставаясь лишь зрителем.
"Сербов же, понятно, исчезновение огней на Паносе повергло в уныние и разочарование, однако в глубине души, в самых заповедных и сокровенных тайниках ее, которые никому не открывают, жила память о том, что было, и вера в то, что бывшее один раз может и повториться; с ними осталась надежда, безумная надежда, великое преимущество угнетенных. Ибо те, что властвуют, и должны угнетать, чтобы властвовать, вынуждены подчиняться рассудку; и стоит им в порыве страсти или под нажимом противника переступить в своих действиях границы разумного, как они скатываются на скользкий путь и сами обозначают этим начало своего конца. Между тем угнетенные и порабощенные пускают в ход и разум, и безумие, так как это всего лишь два вида оружия в непрестанной то тайной, то открытой борьбе против притеснителей".
Главенствует в этой летописи только мост - он вырос по людской воле и превзошел ее, выстояв и потопы, и болезни, и восстания, и войны, и обманчивые этнические и религиозные перемирия, став безмолвным свидетелем людских горестей и чаяний. Он и до сих пор возвышается над Дриной, и новые людские истории складываются вокруг него. И разве не прав оказался юный Бахтияревич?!
"Забвение все исцеляет, а песня - лучший способ забвения, ибо она напоминает лишь о том, что дорого.
Так в воротах, между небом, рекой и горами, поколение за поколением училось не очень горевать о том, что уносит мутная вода. Здесь они впитывали в себя неосознанную философию города: жизнь - необъяснимое чудо, ибо, уходя и отцветая, она все же остается, нерушима и стойка, "как на Дрине мост".
Неожиданно у Андрича я прочла и о себе самой:
"Безупречный и примерный ученик, с небрежной легкостью и как бы между прочим усваивал он положенные науки, но, по примеру многих своих сверстников, истинную пищу для сердца и ума черпал в своих несколько разбросанных и прихотливых интересах, не связанных со школьной программой и обязательными предметами. Простодушная ясность сочетается в таких натурах с беспокойной и пытливой любознательностью. Им почти неведомы опасные кризисы эмоциональной и чувственной жизни, болезненно переживаемые большинством их ровесников, но тем труднее они удовлетворяют духовные свои запросы и очень часто до конца своих дней остаются дилетантами и любопытными чудаками без определенных занятий и направления в жизни".
Во-вторых, я посмотрела почему-то проходивший раньше мимо меня фильм Чухрая "Жили-были старик со старухой". А ведь какой это фильм! На все времена. Он ведь обо всем: о долге, о работе, о любви, о семье, о тот, как непросто живется на свете, но сколь многое зависит от нашего отношения друг к другу - и к близким, и просто к людям вокруг.
В-третьих... здесь я перестану считать, потому что нельзя сосчитать подарки моря: стайки серебряных рыбок, взлетающих над волной дельфинов, разноцветные камешки (каждый раз, когда я просила, море дарило мне куриного бога - и с маленьким замысловатым отверстием, которое сразу не найти, и с дырочкой, через которую можно увидеть и солнце, и все, что вокруг, и с щелью, непонятно как образовавшейся в темно-сером окатыше), радужные блики в воде и летящую вместе с облаками радугу в небе, сами эти облака - то в виде огромных замков с балконами и башнями, то похожие на старинные лодьи, на каких плавал Садко, а то и вовсе - на стаю лебедей, устремившихся в дальние страны. И казалось, что море говорило со мной - именно со мной - на языке этих небесных форм. От красоты перехватывало дыхание, и, покачиваясь на ласковых волнах, я вбирала в себя каждое мгновение - каждое откровение мира, моря, неба с белыми чайками и белым прозрачным месяцем на лазурной глади. Море было сильным и нежным, невозмутимо спокойным и решительным. Оно было прекрасно. Оно было, есть, будет любимо и любит в ответ, оно - единственное, и другого мне не надо.
А закаты... Ими невозможно было налюбоваться! В один вечер солнце опускалось в море подобно золотому блюду, в другой походило на сплющивающееся, а потом растекающееся прямо над горизонтом яйцо - лимонно-желтое сверху и красное там, где расплавленный овал касался моря. Садилось оно и за тучами, ненадолго выпрастывая свои лучи и делая небо персиково-розовым с лиловым подбоем, и просачивалось, как сквозь сито, через кружево тонких облачков, после чего облегченно окуналось в синие воды. А в день совершенного штиля солнце, отрицая грядущую ночную грозу, вырвалось в последние четыре минуты из-под грозовой пелены и, огромное, прекрасное, огненное, слилось с морем. В тот раз я не увидела зеленый луч. Говорят, что он - лишь миф, мимолетная иллюзия, когда слишком пристально вглядываешься в заходящее солнце, но в этот свой отпуск я видела его трижды. Это - тоже Гриновское, реальное и ирреальное одновременно.
Что было еще? Был запах винограда, который только-только начал поспевать ко времени нашего отъезда. Мы привезли с собой несколько гроздьев, чтобы продлить ощущение близкой и далекой Родины. Были плоды пальмы, тоже еще незрелые, кисловатые, но уже ароматные. Был вкуснейший лаваш, сладкие арбузы, копченый буйволиный сыр, кофе по-турецки, а прямо перед отъездом - плоды азимины, нежные, душистые и изысканно-сладкие.
Были книжные находки - самоучитель сербского, каталог выставки «От Делакруа до Матисса» из собрания музея Метрополитен и Художественного института Чикаго, миниатюрный томик Гумилева и потрепанное, но занятное издание "Советские обычаи и обряды". Я вообще люблю привозить в качестве сувениров книги, хотя в моей комнате опять начали расти стопки на полу (вообще-то разгрузить квартиру от вещей - это хороший повод отселиться от родителей). Другой сувенир - прелестная чайная ложечка, которую я купила на "блошке" за символические сто рублей, а она оказалась серебряной. Ах да, и еще в магазине "Коллекционер" мне подарили открытки с видами Сухума и значок "Новый Афон", а маме - куколку греческого гвардейца (с помпонами на башмачках), похожую на ту, что была в ее детстве. Приятно!
Была интеллектуальная игра "7 извилин" с замечательной командой "ТайФун" - три часа мозгового штурма, смеха и восторга. Вопросы были из очень разных сфер, и потому здорово, что участники нашей команды (всего нас было десятеро) представляли разные возрасты и сферы интересов.
Сочи - безумный город. Там друг на друге растут многоэтажки, автомобили множатся почкованием, а дороги спутаны шаловливыми котятами в клубки, которые невозможно разобрать и запомнить. Большие расстояние, много людей, и среди всего этого каким-то чудом сохраняются островки зелени со всеми моими любимым деревьями: лагерстремия зацветает, османты - еще нет, стволы платанов прохладны, эвкалипты сбрасывают кору, лавры благоухают, ликвидамбары разбрасывают свои шишки, кедры клонят верхушки, и по всему этому плетется в стиле ар-нуво усыпанный соцветиями плющ.
Образчики приятной глазу архитектуры приходится выискивать: как правило, это дореволюционные виллы или классицизм середины прошлого века (который я по-прежнему воспринимаю веком нынешним, потому что в нем родилась).
Моя любимица - вилла "Светлана", спрятанная за корпусами санаториев и гостиниц и сама прячущаяся от них за высокими кипарисами. Внутрь, конечно, не попасть, но снаружи это дом мечты. С балконом и остроконечной башенкой, когда-то смотревшей на море. Ах, если бы перелистнуть картинки хотя бы на пять десятилетий назад...
Самым бесполезным предметом в этой поездке оказался фотоаппарат - я делала снимки на телефон для инстаграма (некоторые из них вошли в эту запись), а что-то, знакомое по прошлым визитам в Сочи, не снимала вовсе, и это необъяснимо. Впрочем, брать даже старенькую камеру на пляж я не рискую - хожу только с полотенцем под мышкой и пакетом для мокрого купальника в кармане, зато и плаваю спокойно сколько душе угодлно и на любом удалении от пляжа.
Главное в любом путешествии - то, что ты привозишь в себе самой, а снимки и сувениры - всего лишь дополнение. Несмотря на обидный финал с маминой травмой, это был хороший отпуск со спокойным морем, одним ночным дождем и одной дневной грозой прямо перед нашим отъездом. Просто, отдыхая, нужно именно отдыхать - спать днем,если хочется, лениться идти куда-то за культурными впечатлениями. Не торопиться - вот что важно, и именно так я хочу провести семь дней в Белграде.
Сейчас я мысленно уже в Сербии. Я была там и в первые сочинские дни, засыпая, просыпаясь и даже плавая в море. Наверное, потому что это мое первое (и к тому же самостоятельное) заграничное путешествие. Еще в Сочи я начала собирать вещи - обзавелась новым рюкзаком для пеших прогулок, купила легкие спортивные тапочки, даже записалась на бесплатный онлайн-марафон "Сербский с нуля", который благополучно пропустила из-за беготни по больницам. Уже дома допросила сестру о размерах ее чемоданчика, потому что не могу решить, взять и в дорогу его и на обратном пути, наполнив гостинцами, из ручной клади переместить в багаж, или ограничиться вместительным рюкзаком и сумкой. (Что посоветуете?) Распечатала все билеты на транспорт, выискиваю билеты на концерты, чтобы не скучать вечерами. Думаю соблазниться театром, но меня смущает языковой барьер.
Меня вообще переполняет волнение, мне поочередно кажется, что я ничего за неделю не успею и что у меня будет слишком много времени. А если вдруг Белград не полюбит меня или я не полюблю его? Нет-нет, пусть не даже не с первого взгляда, но у нас будет целая неделя, чтобы присмотреться друг к другу.
"И я пойму, что не иду я куда-то,
А очень долго ухожу от чего-то!"
(О. Тишина, "Королевство ветров")
Надо же, неделю назад было море, через неделю и один день будет Белый город, совсем не похожий на Белый город, в котором я живу. Дорогой Мир, пусть все сложится! Пусть все наконец-то сложится. И спасибо тебе за всё.
Сентябрь - это все еще лето, но уже с яблоками. Я - яблочная душа и в летнюю пору неимоверно скучаю по их хрусту, по "Апрельскому" "Богатырю", "Макинтошу", "Жигулевскому" и по всем тем сортам, названия которых я никак не запомню. Еще больше я скучаю по розовым внутри шампанским яблокам, на которые немного похож штрифель, и по зимней "Канаде", хотя здесь они не растут - это яблоки моей родной земли. И при этом любимыми фруктами всегда называю груши (масляные сорта "Бере Александр" или попросту "бэра", "Мадам Франс", "Лесную красавицу с "шоколадной" серединкой и те груши, которые каждую осень продает на ярмарке один старичок).
Конечно, мое любимое время года - весна, но осень я люблю не меньше: красочную, полную жизни, урожайную, с теплыми днями и прохладными вечерами, с дымками, туманами и прозрачным утренним светом, с медленным прекрасным угасанием и обещанием долгих спокойных снов. Только наслаждаться всем этим я пока не успеваю: очень трудно включаюсь в работу, к вечеру устаю, по утрам через раз вытягиваю себя в бассейн. Сегодня проснулась с полной уверенностью, что наступил четверг.
Дома хорошо, но много забот, потому что все, что обычно в течение дня делает по дому мама, теперь следует делать мне. Прибежать с работы, приготовить, накрыть, помыть, убрать, постирать, покрахмалить, разложить, развесить, не упасть по пути от усталости - таков был первый вечер рабочей недели. Поначалу мне не хватало времени ни почитать, ни просто посидеть, потом все как-то уравновесилось, и я занялась планированием отпуска. И, кстати, пока в понедельник я крутилась и двигалась, я даже не вспоминала про боль. (Рабочая неделя началась не только с работы и домашних дел, но еще и с травмпункта, где маме меняли гипс, и с дантиста, который почти два часа колдовал надо мной.) Ну да это все мелочи, лучше расскажу об отпуске.
Во-первых, я дочитала "Мост на Дрине" Иво Андрича. Книга потрясающая, и я полагаю, что Эдвард Резерфорд, чьи книги о городах сейчас очень популярны, концепцию истории места сквозь столетия почерпнул как раз у Андрича.
"Основы мира, жизни и человеческих отношений утверждены на веки вечные. Это не значит, что они никогда не меняются, но по сравнению с длительностью человеческой жизни эти основы представляются вечными. Продолжительность их существования в той же степени сопоставима с веком, отпущенным людям, с какой изменчивая поверхность бурной и быстрой реки сопоставима с незыблемостью ее твердого дна, меняющегося медленно и незаметно. Самая мысль заменить одни „центры“ другими является нездоровой и нереальной. Это все равно, что возыметь желание перемещать истоки крупных рек и ложа гор. Жажда быстрых перемен и мысль о насильственном их осуществлении нередко, как болезнь, распространяется среди людей, с особой легкостью овладевая молодыми, но только в их головах нет настоящего понимания, и они недолго, как правило, красуются на молодецких плечах. И все впустую! Ибо не человеческой волей определяется порядок на земле. Подобные ветру, взмывают порывы желаний и, подхватив тучи пыли, перемещают их с места на место, заслоняя иной раз весь горизонт, но ветер стихает, пыль оседает, и взорам предстает привычная картина старого мира. Все долговечное на земле возводится промыслом божьим, а человек - его слепое и покорное орудие. Людской замысел или умирает, не дождавшись своего воплощения, или же живет недолго; и уж, во всяком случае, не приводит к добру. Все эти неистовые желания и смелые речи на мосту под ночным небом ничего не изменят в существующем порядке вещей; пронесясь над огромным, незыблемым миром, они исчезнут там, где смиряются желания и ветры. И как всегда, так и сейчас свыше будет определяться то место на земле, где божьим промыслом должны родиться великие мужи и грандиозные строения, независимо от преходящих и пустых желаний и людского тщеславия".
Но ничего из всего этого Бахтияревич вслух не произнес. Кто носит свою философию в крови, как этот мусульманский юноша, беговский внук, кто с ней живет я умирает, тот не умеет выразить ее словами и не испытывает в этом никакой необходимости".
В романе нет сквозных персонажей, хотя некоторые жители Вышеграда появляются на страницах на протяжении десятилетий, а еще через несколько глав мы вдруг можем прочесть об их внуках и правнуках. Обыкновенные судьбы обыкновенных людей - все то, о чем так интересно бывает слушать и читать, сопереживая и качая головой, но оставаясь лишь зрителем.
"Сербов же, понятно, исчезновение огней на Паносе повергло в уныние и разочарование, однако в глубине души, в самых заповедных и сокровенных тайниках ее, которые никому не открывают, жила память о том, что было, и вера в то, что бывшее один раз может и повториться; с ними осталась надежда, безумная надежда, великое преимущество угнетенных. Ибо те, что властвуют, и должны угнетать, чтобы властвовать, вынуждены подчиняться рассудку; и стоит им в порыве страсти или под нажимом противника переступить в своих действиях границы разумного, как они скатываются на скользкий путь и сами обозначают этим начало своего конца. Между тем угнетенные и порабощенные пускают в ход и разум, и безумие, так как это всего лишь два вида оружия в непрестанной то тайной, то открытой борьбе против притеснителей".
Главенствует в этой летописи только мост - он вырос по людской воле и превзошел ее, выстояв и потопы, и болезни, и восстания, и войны, и обманчивые этнические и религиозные перемирия, став безмолвным свидетелем людских горестей и чаяний. Он и до сих пор возвышается над Дриной, и новые людские истории складываются вокруг него. И разве не прав оказался юный Бахтияревич?!
"Забвение все исцеляет, а песня - лучший способ забвения, ибо она напоминает лишь о том, что дорого.
Так в воротах, между небом, рекой и горами, поколение за поколением училось не очень горевать о том, что уносит мутная вода. Здесь они впитывали в себя неосознанную философию города: жизнь - необъяснимое чудо, ибо, уходя и отцветая, она все же остается, нерушима и стойка, "как на Дрине мост".
Неожиданно у Андрича я прочла и о себе самой:
"Безупречный и примерный ученик, с небрежной легкостью и как бы между прочим усваивал он положенные науки, но, по примеру многих своих сверстников, истинную пищу для сердца и ума черпал в своих несколько разбросанных и прихотливых интересах, не связанных со школьной программой и обязательными предметами. Простодушная ясность сочетается в таких натурах с беспокойной и пытливой любознательностью. Им почти неведомы опасные кризисы эмоциональной и чувственной жизни, болезненно переживаемые большинством их ровесников, но тем труднее они удовлетворяют духовные свои запросы и очень часто до конца своих дней остаются дилетантами и любопытными чудаками без определенных занятий и направления в жизни".
Во-вторых, я посмотрела почему-то проходивший раньше мимо меня фильм Чухрая "Жили-были старик со старухой". А ведь какой это фильм! На все времена. Он ведь обо всем: о долге, о работе, о любви, о семье, о тот, как непросто живется на свете, но сколь многое зависит от нашего отношения друг к другу - и к близким, и просто к людям вокруг.
В-третьих... здесь я перестану считать, потому что нельзя сосчитать подарки моря: стайки серебряных рыбок, взлетающих над волной дельфинов, разноцветные камешки (каждый раз, когда я просила, море дарило мне куриного бога - и с маленьким замысловатым отверстием, которое сразу не найти, и с дырочкой, через которую можно увидеть и солнце, и все, что вокруг, и с щелью, непонятно как образовавшейся в темно-сером окатыше), радужные блики в воде и летящую вместе с облаками радугу в небе, сами эти облака - то в виде огромных замков с балконами и башнями, то похожие на старинные лодьи, на каких плавал Садко, а то и вовсе - на стаю лебедей, устремившихся в дальние страны. И казалось, что море говорило со мной - именно со мной - на языке этих небесных форм. От красоты перехватывало дыхание, и, покачиваясь на ласковых волнах, я вбирала в себя каждое мгновение - каждое откровение мира, моря, неба с белыми чайками и белым прозрачным месяцем на лазурной глади. Море было сильным и нежным, невозмутимо спокойным и решительным. Оно было прекрасно. Оно было, есть, будет любимо и любит в ответ, оно - единственное, и другого мне не надо.
А закаты... Ими невозможно было налюбоваться! В один вечер солнце опускалось в море подобно золотому блюду, в другой походило на сплющивающееся, а потом растекающееся прямо над горизонтом яйцо - лимонно-желтое сверху и красное там, где расплавленный овал касался моря. Садилось оно и за тучами, ненадолго выпрастывая свои лучи и делая небо персиково-розовым с лиловым подбоем, и просачивалось, как сквозь сито, через кружево тонких облачков, после чего облегченно окуналось в синие воды. А в день совершенного штиля солнце, отрицая грядущую ночную грозу, вырвалось в последние четыре минуты из-под грозовой пелены и, огромное, прекрасное, огненное, слилось с морем. В тот раз я не увидела зеленый луч. Говорят, что он - лишь миф, мимолетная иллюзия, когда слишком пристально вглядываешься в заходящее солнце, но в этот свой отпуск я видела его трижды. Это - тоже Гриновское, реальное и ирреальное одновременно.
Что было еще? Был запах винограда, который только-только начал поспевать ко времени нашего отъезда. Мы привезли с собой несколько гроздьев, чтобы продлить ощущение близкой и далекой Родины. Были плоды пальмы, тоже еще незрелые, кисловатые, но уже ароматные. Был вкуснейший лаваш, сладкие арбузы, копченый буйволиный сыр, кофе по-турецки, а прямо перед отъездом - плоды азимины, нежные, душистые и изысканно-сладкие.
Были книжные находки - самоучитель сербского, каталог выставки «От Делакруа до Матисса» из собрания музея Метрополитен и Художественного института Чикаго, миниатюрный томик Гумилева и потрепанное, но занятное издание "Советские обычаи и обряды". Я вообще люблю привозить в качестве сувениров книги, хотя в моей комнате опять начали расти стопки на полу (вообще-то разгрузить квартиру от вещей - это хороший повод отселиться от родителей). Другой сувенир - прелестная чайная ложечка, которую я купила на "блошке" за символические сто рублей, а она оказалась серебряной. Ах да, и еще в магазине "Коллекционер" мне подарили открытки с видами Сухума и значок "Новый Афон", а маме - куколку греческого гвардейца (с помпонами на башмачках), похожую на ту, что была в ее детстве. Приятно!
Была интеллектуальная игра "7 извилин" с замечательной командой "ТайФун" - три часа мозгового штурма, смеха и восторга. Вопросы были из очень разных сфер, и потому здорово, что участники нашей команды (всего нас было десятеро) представляли разные возрасты и сферы интересов.
Сочи - безумный город. Там друг на друге растут многоэтажки, автомобили множатся почкованием, а дороги спутаны шаловливыми котятами в клубки, которые невозможно разобрать и запомнить. Большие расстояние, много людей, и среди всего этого каким-то чудом сохраняются островки зелени со всеми моими любимым деревьями: лагерстремия зацветает, османты - еще нет, стволы платанов прохладны, эвкалипты сбрасывают кору, лавры благоухают, ликвидамбары разбрасывают свои шишки, кедры клонят верхушки, и по всему этому плетется в стиле ар-нуво усыпанный соцветиями плющ.
Образчики приятной глазу архитектуры приходится выискивать: как правило, это дореволюционные виллы или классицизм середины прошлого века (который я по-прежнему воспринимаю веком нынешним, потому что в нем родилась).
Моя любимица - вилла "Светлана", спрятанная за корпусами санаториев и гостиниц и сама прячущаяся от них за высокими кипарисами. Внутрь, конечно, не попасть, но снаружи это дом мечты. С балконом и остроконечной башенкой, когда-то смотревшей на море. Ах, если бы перелистнуть картинки хотя бы на пять десятилетий назад...
Самым бесполезным предметом в этой поездке оказался фотоаппарат - я делала снимки на телефон для инстаграма (некоторые из них вошли в эту запись), а что-то, знакомое по прошлым визитам в Сочи, не снимала вовсе, и это необъяснимо. Впрочем, брать даже старенькую камеру на пляж я не рискую - хожу только с полотенцем под мышкой и пакетом для мокрого купальника в кармане, зато и плаваю спокойно сколько душе угодлно и на любом удалении от пляжа.
Главное в любом путешествии - то, что ты привозишь в себе самой, а снимки и сувениры - всего лишь дополнение. Несмотря на обидный финал с маминой травмой, это был хороший отпуск со спокойным морем, одним ночным дождем и одной дневной грозой прямо перед нашим отъездом. Просто, отдыхая, нужно именно отдыхать - спать днем,если хочется, лениться идти куда-то за культурными впечатлениями. Не торопиться - вот что важно, и именно так я хочу провести семь дней в Белграде.
Сейчас я мысленно уже в Сербии. Я была там и в первые сочинские дни, засыпая, просыпаясь и даже плавая в море. Наверное, потому что это мое первое (и к тому же самостоятельное) заграничное путешествие. Еще в Сочи я начала собирать вещи - обзавелась новым рюкзаком для пеших прогулок, купила легкие спортивные тапочки, даже записалась на бесплатный онлайн-марафон "Сербский с нуля", который благополучно пропустила из-за беготни по больницам. Уже дома допросила сестру о размерах ее чемоданчика, потому что не могу решить, взять и в дорогу его и на обратном пути, наполнив гостинцами, из ручной клади переместить в багаж, или ограничиться вместительным рюкзаком и сумкой. (Что посоветуете?) Распечатала все билеты на транспорт, выискиваю билеты на концерты, чтобы не скучать вечерами. Думаю соблазниться театром, но меня смущает языковой барьер.
Меня вообще переполняет волнение, мне поочередно кажется, что я ничего за неделю не успею и что у меня будет слишком много времени. А если вдруг Белград не полюбит меня или я не полюблю его? Нет-нет, пусть не даже не с первого взгляда, но у нас будет целая неделя, чтобы присмотреться друг к другу.
"И я пойму, что не иду я куда-то,
А очень долго ухожу от чего-то!"
(О. Тишина, "Королевство ветров")
Надо же, неделю назад было море, через неделю и один день будет Белый город, совсем не похожий на Белый город, в котором я живу. Дорогой Мир, пусть все сложится! Пусть все наконец-то сложится. И спасибо тебе за всё.