В ожидании моря
Некоторые книги хранятся у нас дома в двух, а то и в трех изданиях: из-за иллюстраций, сентиментальных чувств, например, когда книга связана с каким-то моментом или с человеком, из-за моей склонности к барахольству или по стечению обстоятельств. одним из которых является то, что год назад нам пришлось объединить две наши библиотеки - здешнюю и из С. Ну а кэрролловских "Алис" я и вовсе собираю, отдавая предпочтение советским и российским художникам.
Александр Грин - писатель, которого я особенно люблю, хотя мне совершенно не нравится его биография (в некоторых случаях подобное отталкивает меня от сочинений других пиателей). Я всегда читала его на море, и его книгами проверяла свое умение мечтать, потому что, как мне кажется, как только я перестану восхищаться строками Грина, я стану слишком взрослой для веры в чудо. Мне бы этого не хотелось.
Дома у нас есть отдельный том его сочинений, купленный еще в школьные мои годы мамой. Шеститомник "Огонька", проиллюстрированный Саввой Бродским, я привезла из библиотеки тети Нины и потому особенно им дорожу . Есть у меня и тоненькое мягкое издание "Алых парусов" - точное такое, как попалось мне в библиотеке санатория "Москва" в Гагре. Тогда я, сидя на обращенном к морю балконе, копировала из нее в дневник рисунки.
Толстый отдельнымй томик "Бегущей по волнам" (Москва, издательство "Художественная литература") я приобрела около года назад в букинистическом. Меня заинтриговало оформление: белая суперобложка с летящей Фрези Грант, синий тканевый переплет с золотыми тиснеными буквами, синий же обрез, плотные шершавые листы и оформление художницы Т. Толстой. Нет, графика не сразу пришлась мне по душе, но мне хотелось прочитать еще раз. по-новому, книгу с черно-голубыми лаконичными иллюстрациями, так не похожими на мои воспоминания о "Бегущей...".
И вот лето, теплые вечера, когда вдруг оказалось, что никуда не нужно спешить, и первые мысли о Черном море, которое будет скоро и будет, возможно, ласковым. После двух месяцев не-чтения я медленно возвращаюсь к словам, откладывая на зиму емкое, интригующее и требующее сосредоточения и обращаясь к легкому и светлому.
Конечно, в юности этот роман произвел на меня более сильное впечатление, и ничто не казалось в нем наивным, но и сейчас я нашла его прекрасным и очень созвучным 1920-м. Более того, читая именно это, 1981 года, издание, я заметила, как похожи не только иллюстрации, но и сам Гриновский мир на мир Мервина Пика в его романе "Титус один".
Я пересняла некоторые страницы, чтобы показать здесь и в Инстаграме, но в книге их много больше. Они одновременно самобытны и содержат явные аллюзии на Нику Самофракийскую, женские фигурки Минойской культуры, портреты Анны Ахматовой - это своеобразная игра со временем и смыслами.
Итак, Биче Сэниель, Гез, Томас Гарвей, снова Биче (в карнавальном наряде, из-за которого Гарвей спутал с ней Дэзи) и сама Дэзи:
А в завершение записи я приведу строки, которые мне сейчас особенно близки:
"Кто сказал, что море без берегов - скучное, однообразное зрелище? Это сказал (многий), лишенный имени. Нет берегов, - правда, но такая правда прекрасна. Горизонт чист, правилен и глубок. Строгая чистота круга, полного одних волн, подробно ясных вблизи; на отдалении они скрываются одна за другой; на горизонте же лишь едва трогают отчетливую линию неба, как если смотреть туда в неправильное стекло. Огромной мерой отпущены пространство и глубина, которую, постепенно начав чувствовать, видишь под собой без помощи глаз. В этой безответственности морских сил, недоступных ни учету, ни ясному сознанию их действительного могущества, явленного вечной картиной, есть заразительная тревога. Она подобна творческому инстинкту при его пробуждении".
Александр Грин - писатель, которого я особенно люблю, хотя мне совершенно не нравится его биография (в некоторых случаях подобное отталкивает меня от сочинений других пиателей). Я всегда читала его на море, и его книгами проверяла свое умение мечтать, потому что, как мне кажется, как только я перестану восхищаться строками Грина, я стану слишком взрослой для веры в чудо. Мне бы этого не хотелось.
Дома у нас есть отдельный том его сочинений, купленный еще в школьные мои годы мамой. Шеститомник "Огонька", проиллюстрированный Саввой Бродским, я привезла из библиотеки тети Нины и потому особенно им дорожу . Есть у меня и тоненькое мягкое издание "Алых парусов" - точное такое, как попалось мне в библиотеке санатория "Москва" в Гагре. Тогда я, сидя на обращенном к морю балконе, копировала из нее в дневник рисунки.
Толстый отдельнымй томик "Бегущей по волнам" (Москва, издательство "Художественная литература") я приобрела около года назад в букинистическом. Меня заинтриговало оформление: белая суперобложка с летящей Фрези Грант, синий тканевый переплет с золотыми тиснеными буквами, синий же обрез, плотные шершавые листы и оформление художницы Т. Толстой. Нет, графика не сразу пришлась мне по душе, но мне хотелось прочитать еще раз. по-новому, книгу с черно-голубыми лаконичными иллюстрациями, так не похожими на мои воспоминания о "Бегущей...".
И вот лето, теплые вечера, когда вдруг оказалось, что никуда не нужно спешить, и первые мысли о Черном море, которое будет скоро и будет, возможно, ласковым. После двух месяцев не-чтения я медленно возвращаюсь к словам, откладывая на зиму емкое, интригующее и требующее сосредоточения и обращаясь к легкому и светлому.
Конечно, в юности этот роман произвел на меня более сильное впечатление, и ничто не казалось в нем наивным, но и сейчас я нашла его прекрасным и очень созвучным 1920-м. Более того, читая именно это, 1981 года, издание, я заметила, как похожи не только иллюстрации, но и сам Гриновский мир на мир Мервина Пика в его романе "Титус один".
Я пересняла некоторые страницы, чтобы показать здесь и в Инстаграме, но в книге их много больше. Они одновременно самобытны и содержат явные аллюзии на Нику Самофракийскую, женские фигурки Минойской культуры, портреты Анны Ахматовой - это своеобразная игра со временем и смыслами.
Итак, Биче Сэниель, Гез, Томас Гарвей, снова Биче (в карнавальном наряде, из-за которого Гарвей спутал с ней Дэзи) и сама Дэзи:
А в завершение записи я приведу строки, которые мне сейчас особенно близки:
"Кто сказал, что море без берегов - скучное, однообразное зрелище? Это сказал (многий), лишенный имени. Нет берегов, - правда, но такая правда прекрасна. Горизонт чист, правилен и глубок. Строгая чистота круга, полного одних волн, подробно ясных вблизи; на отдалении они скрываются одна за другой; на горизонте же лишь едва трогают отчетливую линию неба, как если смотреть туда в неправильное стекло. Огромной мерой отпущены пространство и глубина, которую, постепенно начав чувствовать, видишь под собой без помощи глаз. В этой безответственности морских сил, недоступных ни учету, ни ясному сознанию их действительного могущества, явленного вечной картиной, есть заразительная тревога. Она подобна творческому инстинкту при его пробуждении".