(no subject)
Три года назад я писала в своем блоге о том, как погиб в сухумской бухте корабль с детьми вывезенными из блокадного Ленинграда:
"Когда тонула разбомленная фашистами "Эмба", дети громко кричали. Моей бабушке было тогда восемь, она слышала их голоса - детей, вывезенных из блокадного Ленинграда и гибнущих в бухте Сухума. Этот крик она помнила всю жизнь.
И самым вкусным для нее, пережившей две войны, всегда был хлеб - она говорила, что хлебом наесться нельзя".
Днем на центральной городской аллее я увидела ребят в шинелях. Сперва улыбнулась, а потом вспомнила, что сегодня годовщина снятия блокады Ленинграда. Ребята раздавали пайковый хлеб: они где-то нашли рецепт, испекли и разрезали на маленькие кусочки - по сто двадцать пять грамм. Мне в руки дали один со словами "Возьмите, еще теплый". Он был горячим и душистым до слез. И таким настоящим.
И все как-то вдруг соединилось: история, которую рассказывала бабушка, вкус этого и другого, из детства, сухумского, хлеба, и ломоть войны, отмеренный, наверное, каждому из нас, и - да, да, да - прорывающаяся тоска по дому, который снится мне каждую ночь. И стихи - я вспомнила, что они были в сборнике "Сухумские мотивы":
ЦВЕТЫ И БОМБЫ
(отрывок из поэмы "Война")
Помнится, бабушка тесто месила,
Глянула - и позабыла дела.
- Это кого же ты, - тихо спросила, -
Свет мой, невестушка, к нам привела?
Рядом топтался усталый мальчонка,
Очень худой белобрысый малыш.
Рваная куртка, штанишки, шапчонка -
Сердце сожмется, когда поглядишь.
Съездив в Сухуми, вернулась, но вместо
Мелких покупок - с чужим пацаном.
Бабушка сразу забыла про тесто,
Слыша, что в городе делалось днем.
Днем горожане с цветами встречали
Лайнер, привезший блокадных детей.
Сотни людей собрались на причале
И не предвидели новых смертей.
Думал ли кто из пришедших с цветами,
Что надмогильные эти цветы?
Небо прорезали крылья с крестами -
"Юнкерс" зловеще нырнул с высоты.
Грохал по палубе дьявольский молот,
Взрывы сменял нарастающий свист.
Детям, познавшим обстрелы и голод,
Снова беду уготовил фашист.
Лайнер тонул, оседая кормою,
Дети тонули у близкой земли.
- Пусть породнится он с нашей землею,
Мальчик, которого дважды спасли!
Бабушка молвила: - Горе какое!
Но все равно одолеем врага!
...Мальчик заснул в обретенном покое
У обретенного вновь очага.
Платон Бебиа, перевод С. Сорина
Они не очень хороши по форме, но это - часть истории моей земли. Моей земли здесь и моей земли там. Я бы хотела, хотя это почти невероятно, чтобы такое не повторялось.
Константин Васильев, "Над Волгой (Свияжск)"
Сегодня мне читали Рубцова, а я все думала: может ли не быть больно от такой любви, можно ли без этой любви вообще жить... Нелья. Конечно, нельзя.
Россия, Русь - куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы -
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя...
<..>
Кресты, кресты...
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они - и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной -
бессмертных звёзд Руси,
Высоких звезд покойное мерцанье...
"Когда тонула разбомленная фашистами "Эмба", дети громко кричали. Моей бабушке было тогда восемь, она слышала их голоса - детей, вывезенных из блокадного Ленинграда и гибнущих в бухте Сухума. Этот крик она помнила всю жизнь.
И самым вкусным для нее, пережившей две войны, всегда был хлеб - она говорила, что хлебом наесться нельзя".
Днем на центральной городской аллее я увидела ребят в шинелях. Сперва улыбнулась, а потом вспомнила, что сегодня годовщина снятия блокады Ленинграда. Ребята раздавали пайковый хлеб: они где-то нашли рецепт, испекли и разрезали на маленькие кусочки - по сто двадцать пять грамм. Мне в руки дали один со словами "Возьмите, еще теплый". Он был горячим и душистым до слез. И таким настоящим.
И все как-то вдруг соединилось: история, которую рассказывала бабушка, вкус этого и другого, из детства, сухумского, хлеба, и ломоть войны, отмеренный, наверное, каждому из нас, и - да, да, да - прорывающаяся тоска по дому, который снится мне каждую ночь. И стихи - я вспомнила, что они были в сборнике "Сухумские мотивы":
ЦВЕТЫ И БОМБЫ
(отрывок из поэмы "Война")
Помнится, бабушка тесто месила,
Глянула - и позабыла дела.
- Это кого же ты, - тихо спросила, -
Свет мой, невестушка, к нам привела?
Рядом топтался усталый мальчонка,
Очень худой белобрысый малыш.
Рваная куртка, штанишки, шапчонка -
Сердце сожмется, когда поглядишь.
Съездив в Сухуми, вернулась, но вместо
Мелких покупок - с чужим пацаном.
Бабушка сразу забыла про тесто,
Слыша, что в городе делалось днем.
Днем горожане с цветами встречали
Лайнер, привезший блокадных детей.
Сотни людей собрались на причале
И не предвидели новых смертей.
Думал ли кто из пришедших с цветами,
Что надмогильные эти цветы?
Небо прорезали крылья с крестами -
"Юнкерс" зловеще нырнул с высоты.
Грохал по палубе дьявольский молот,
Взрывы сменял нарастающий свист.
Детям, познавшим обстрелы и голод,
Снова беду уготовил фашист.
Лайнер тонул, оседая кормою,
Дети тонули у близкой земли.
- Пусть породнится он с нашей землею,
Мальчик, которого дважды спасли!
Бабушка молвила: - Горе какое!
Но все равно одолеем врага!
...Мальчик заснул в обретенном покое
У обретенного вновь очага.
Платон Бебиа, перевод С. Сорина
Они не очень хороши по форме, но это - часть истории моей земли. Моей земли здесь и моей земли там. Я бы хотела, хотя это почти невероятно, чтобы такое не повторялось.
Константин Васильев, "Над Волгой (Свияжск)"
Сегодня мне читали Рубцова, а я все думала: может ли не быть больно от такой любви, можно ли без этой любви вообще жить... Нелья. Конечно, нельзя.
Россия, Русь - куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы -
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя...
<..>
Кресты, кресты...
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они - и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной -
бессмертных звёзд Руси,
Высоких звезд покойное мерцанье...