"Richard II" (The Royal Shakespeare Company, Theatre Stratford-Upon-Avon, 2013)
"Я долго время проводил без пользы,
Зато и время провело меня.
Часы растратив, стал я сам часами:
Минуты - мысли; ход их мерят вздохи;
Счет времени - на циферблате глаз,
Где указующая стрелка - палец,
Который наземь смахивает слезы;
Бой, говорящий об истекшем часе, -
Стенанья, ударяющие в сердце,
Как в колокол. Так вздохи и стенанья
Ведут мой счет минутам и часам".
У. Шекспир, "Ричард II"
Немой укор тебе, извечное тщеславье!
Король - несчастное твое дитя, взошеднее на трон в свои лишь десять весен, заигравшись...
Он не политик, не рачительный хозяин и не воин, а только лишь ребенок, окруженный любовью ложной, избалованный, капризный и, как дурное малое дитя, не вызывающий сперва приязни. Глупец, обертке отдающий предпочтенье впредь содержимого. Порывистый, но все ж не страстью мужа. Не вдохновеньем меряющий пыл. Нет, не правитель, а несчастный мальчик, заполучивший рано взрослые игрушки. Игрушка - сам: жестокая все так же детски, когда сочувствие и состраданье не сознаются, как и справедливость.
Король-картинка в дорогих одеждах, монарх, чье самолюбованье превыше разума и королевской чести. Правитель,чья страна-колодец истощилась, питая жажду самолюбца и транжиры. Обманутый помазанник господен в венке интриг взамен венца царей.
God, save the King... блуждающую душу. Повинен? Нет. Повинен? Да, увы.
"Ричард II" - превосходная постановка, и хотя драматизм исторических хроник Шекспира уступает в глазах непосвященного трагедиям измышленных героев, а поэтический текст воспринимается на языке оригинала сложнее современной речи, ты, затаив дыхание, следишь за действом. Презираешь и короля с его надменностью, и хитросплетение интриг во имя власти, пустую лесть, ненадежность всех и каждого внутри двора. Жалеешь безответно влюбленную королеву, удивлением встречаешь верность простого конюха. Проникаешься состраданием к тому, кто 22 года был королем по прихоти деда и, взлелеянный лестью, полнился гордыней вместо того, чтобы управлять своей страной.
Молодой король - отнюдь не честолюбец, но и не господин, достойный Англии: безумец на краю власти, философ в неволе, преисполненный чести в нищете - сам Шекспир меняет свое к нему отношение по ходу пьесы. Так и теннантовский Ричард становится иным с каждой сценой: он взрослеет, только становясь изгоем, и принимает смерть с королевским достоинством. Без высокопарности и пафоса, как будто это только жизнь - не достояние прошлого, не декорация, а обыденная история ложного пути, наветов и предательства.
После спектакля ничто не переворачивается внутри, сердце не бьется особенно, как это бывает после "Гамлета" или "Короля Лира", но впечатление, затаенное, остается в твоем сознании: восхищение классическим театром, сдержанностью, которая оказывается достаточной, подачей реплик, уместных и в наше время. Два акта, антракт, поклоны. Ричард в белой хламиде, стоящий у трона, как символ того, что власть, взятая кровью, не бывает честна. Что власть не бывает честна вовсе.
Пьеса заканчивается, а тебе не хочется молчания, когда все обыденное кажется иным вне темного зала. Ты возвращаешься в привычную жизнь, но тишина - внутри, и ей не нужно ничего вытеснять: она заставляет тебя думать. Оказывается, трагедии вызывают не только слезы.
Зато и время провело меня.
Часы растратив, стал я сам часами:
Минуты - мысли; ход их мерят вздохи;
Счет времени - на циферблате глаз,
Где указующая стрелка - палец,
Который наземь смахивает слезы;
Бой, говорящий об истекшем часе, -
Стенанья, ударяющие в сердце,
Как в колокол. Так вздохи и стенанья
Ведут мой счет минутам и часам".
У. Шекспир, "Ричард II"
Немой укор тебе, извечное тщеславье!
Король - несчастное твое дитя, взошеднее на трон в свои лишь десять весен, заигравшись...
Он не политик, не рачительный хозяин и не воин, а только лишь ребенок, окруженный любовью ложной, избалованный, капризный и, как дурное малое дитя, не вызывающий сперва приязни. Глупец, обертке отдающий предпочтенье впредь содержимого. Порывистый, но все ж не страстью мужа. Не вдохновеньем меряющий пыл. Нет, не правитель, а несчастный мальчик, заполучивший рано взрослые игрушки. Игрушка - сам: жестокая все так же детски, когда сочувствие и состраданье не сознаются, как и справедливость.
Король-картинка в дорогих одеждах, монарх, чье самолюбованье превыше разума и королевской чести. Правитель,чья страна-колодец истощилась, питая жажду самолюбца и транжиры. Обманутый помазанник господен в венке интриг взамен венца царей.
God, save the King... блуждающую душу. Повинен? Нет. Повинен? Да, увы.
"Ричард II" - превосходная постановка, и хотя драматизм исторических хроник Шекспира уступает в глазах непосвященного трагедиям измышленных героев, а поэтический текст воспринимается на языке оригинала сложнее современной речи, ты, затаив дыхание, следишь за действом. Презираешь и короля с его надменностью, и хитросплетение интриг во имя власти, пустую лесть, ненадежность всех и каждого внутри двора. Жалеешь безответно влюбленную королеву, удивлением встречаешь верность простого конюха. Проникаешься состраданием к тому, кто 22 года был королем по прихоти деда и, взлелеянный лестью, полнился гордыней вместо того, чтобы управлять своей страной.
Молодой король - отнюдь не честолюбец, но и не господин, достойный Англии: безумец на краю власти, философ в неволе, преисполненный чести в нищете - сам Шекспир меняет свое к нему отношение по ходу пьесы. Так и теннантовский Ричард становится иным с каждой сценой: он взрослеет, только становясь изгоем, и принимает смерть с королевским достоинством. Без высокопарности и пафоса, как будто это только жизнь - не достояние прошлого, не декорация, а обыденная история ложного пути, наветов и предательства.
После спектакля ничто не переворачивается внутри, сердце не бьется особенно, как это бывает после "Гамлета" или "Короля Лира", но впечатление, затаенное, остается в твоем сознании: восхищение классическим театром, сдержанностью, которая оказывается достаточной, подачей реплик, уместных и в наше время. Два акта, антракт, поклоны. Ричард в белой хламиде, стоящий у трона, как символ того, что власть, взятая кровью, не бывает честна. Что власть не бывает честна вовсе.
Пьеса заканчивается, а тебе не хочется молчания, когда все обыденное кажется иным вне темного зала. Ты возвращаешься в привычную жизнь, но тишина - внутри, и ей не нужно ничего вытеснять: она заставляет тебя думать. Оказывается, трагедии вызывают не только слезы.