От улыбки станет всем светлей
Пожалуй, расскажу вам сказку, где будут фигурировать два брата-акробата. Ну может и не брата - по сути это не так важно.
В общем, на нашем пляже было два рестораничка, которыми и владели эти акробаты. Разделяла их лестница, ведущая сквозь скалы и сосны к нашим апартаментам.
Один брат был низкорослый, загорелый жгучий брюнет атлетического телосложения. Весь такой театральный, вертлявый, услужливый, общительный и улыбчивый. Со всеми заигрывал, стрелял глазками, кланялся и шутковал. Даже Злата была у него - литл мадемаузель. Каждое движение, каждый жест - аттракцион, шутовской номер. Стоит ли говорить, что был он, конечно, красив? Такой типичной средиземноморской красотой. Я бы даже назвал его ёбырем-террористом для местных отдыхающих дам, но Марина веско возразила, что во-первых - это жуткое клише, а во-вторых - откуда я знаю? Т.к. я безоговорочно доверяю редакторской чуйке моей жены, то ограничусь лишь характеристикой, что производил этот брат впечатление мужчины, как выражается Олюшка наша Никифорова-Демиург, довольно ёбкого. И да, ещё он улыбался. Во все свои тридцать два (или сколько их там бывает?) белоснежных зуба. Всегда. И всем.
Второй брат был в противовес высоким и худым. Даже не так - он был дрищеватым - полным Бухенвальдом. Любимый Маринин - типаж - высокий, чёрненький, худенький. Но самое главное не в этом. Самое главное в Маринином типаже - это взгляд. Нет не с поволокой - со вселенской тоской, с трагической сквозной дыркой в душе, с ноткой безнадёжности, с привкусом Луи-Гареллевской грусти. В общем, для непосвящённых - у него было ужасно, ужасно, ужасно грустное еблище. И он никогда не улыбался. Никогда.
Стоит ли говорить, что ржака заключалась в том, что ресторан первого брата просто ломился от посетителей - свободных мест там не было совсем от этого же слова никогда. При этом ресторан второго был абсолютно пуст почти перманентно - случайно забежавшие пара посетителей за вечер не в счёт. И вот он стоял за стойкой своего бара, глядел в сторону ресторана своего брата волооким взором, потом как-то так ругался на хорватском и уходил в подсобку. Пока он был в подсобке первый брат стрелял глазками по пляжу, и они шли, они шли к нему в ресторан - прекрасные девы, старые девы, замужние девы, дети, мужчины, мы. Когда он возвращался, уже никого не было - все лопали дораду и прочую снедь в первом ресторане - пляж был пуст, зазывать было некого.
Иногда Марина покупала бутылку вина, садилась на пирс напротив ресторана второго акробата и отдыхала глазами, рассматривая его, наслаждаясь таким родным и близким в этот момент типажом. От этого, как мне, кажется, если бы он знал, ему было бы ещё обиднее - на него просто тупо смотрели и ни разу, ни разу! ничего не заказали. Даже палинки, даже пива, даже, прости Господи, какой-нибудь местной ракии. Т.е. восхищение попаданием в любимый типаж - это одно, а оплаченное блюдо или напиток - другое. Блюдом и напитком он был сам. Причём бесплатным. Получается, торговля лицом - и та по факту не удалась.
В результате вселенская тоска второго брата становилась межгалактической, сквозная дырка в душе разрасталась и разрасталась, превращаясь просто уже в какую-то огромную дырень, пока в один прекрасный момент он просто не закрыл свой ресторанчик, не дождавшись основного пляжного сезона. Не выдержал конкуренции, ушел в небытие, мы даже не успели ничего у него попробовать.
К чему это всё я? Улыбайтесь! Улыбайтесь! И будет вам счастье. И деньги. И много клиентов. И много заказов. И всё такое прочее.
В общем, на нашем пляже было два рестораничка, которыми и владели эти акробаты. Разделяла их лестница, ведущая сквозь скалы и сосны к нашим апартаментам.
Один брат был низкорослый, загорелый жгучий брюнет атлетического телосложения. Весь такой театральный, вертлявый, услужливый, общительный и улыбчивый. Со всеми заигрывал, стрелял глазками, кланялся и шутковал. Даже Злата была у него - литл мадемаузель. Каждое движение, каждый жест - аттракцион, шутовской номер. Стоит ли говорить, что был он, конечно, красив? Такой типичной средиземноморской красотой. Я бы даже назвал его ёбырем-террористом для местных отдыхающих дам, но Марина веско возразила, что во-первых - это жуткое клише, а во-вторых - откуда я знаю? Т.к. я безоговорочно доверяю редакторской чуйке моей жены, то ограничусь лишь характеристикой, что производил этот брат впечатление мужчины, как выражается Олюшка наша Никифорова-Демиург, довольно ёбкого. И да, ещё он улыбался. Во все свои тридцать два (или сколько их там бывает?) белоснежных зуба. Всегда. И всем.
Второй брат был в противовес высоким и худым. Даже не так - он был дрищеватым - полным Бухенвальдом. Любимый Маринин - типаж - высокий, чёрненький, худенький. Но самое главное не в этом. Самое главное в Маринином типаже - это взгляд. Нет не с поволокой - со вселенской тоской, с трагической сквозной дыркой в душе, с ноткой безнадёжности, с привкусом Луи-Гареллевской грусти. В общем, для непосвящённых - у него было ужасно, ужасно, ужасно грустное еблище. И он никогда не улыбался. Никогда.
Стоит ли говорить, что ржака заключалась в том, что ресторан первого брата просто ломился от посетителей - свободных мест там не было совсем от этого же слова никогда. При этом ресторан второго был абсолютно пуст почти перманентно - случайно забежавшие пара посетителей за вечер не в счёт. И вот он стоял за стойкой своего бара, глядел в сторону ресторана своего брата волооким взором, потом как-то так ругался на хорватском и уходил в подсобку. Пока он был в подсобке первый брат стрелял глазками по пляжу, и они шли, они шли к нему в ресторан - прекрасные девы, старые девы, замужние девы, дети, мужчины, мы. Когда он возвращался, уже никого не было - все лопали дораду и прочую снедь в первом ресторане - пляж был пуст, зазывать было некого.
Иногда Марина покупала бутылку вина, садилась на пирс напротив ресторана второго акробата и отдыхала глазами, рассматривая его, наслаждаясь таким родным и близким в этот момент типажом. От этого, как мне, кажется, если бы он знал, ему было бы ещё обиднее - на него просто тупо смотрели и ни разу, ни разу! ничего не заказали. Даже палинки, даже пива, даже, прости Господи, какой-нибудь местной ракии. Т.е. восхищение попаданием в любимый типаж - это одно, а оплаченное блюдо или напиток - другое. Блюдом и напитком он был сам. Причём бесплатным. Получается, торговля лицом - и та по факту не удалась.
В результате вселенская тоска второго брата становилась межгалактической, сквозная дырка в душе разрасталась и разрасталась, превращаясь просто уже в какую-то огромную дырень, пока в один прекрасный момент он просто не закрыл свой ресторанчик, не дождавшись основного пляжного сезона. Не выдержал конкуренции, ушел в небытие, мы даже не успели ничего у него попробовать.
К чему это всё я? Улыбайтесь! Улыбайтесь! И будет вам счастье. И деньги. И много клиентов. И много заказов. И всё такое прочее.