Украшающие мир : Тамбовская красавица
Чудики, очарованные странники, доморощенные философы, добродушные авантюристы все-таки украшают наш мир. Без них существование России оставалось бы серым и невзрачным.
Хотя, странные люди, на самом деле - они мир пугают. Ну что тут сказать, если обыватель не любит нарушения привычного порядка вещей и всегда настораживается в случае, если отдельный член социума ведет себя не так, как положено в “приличном обществе”...
Но чудаки - народ тертый и мало кто из них ждет понимания и признания при жизни (хотя и страдают от этого). Они работают на будущее и, что замечательно, все чудаки будущее, несмотря ни на что, представляют светлым...
Текст и фото © Геннадия genamikheev Михеева
В оглавлениеТамбовская «волчица»
Репортаж с Тамбовщины
Жила женщина, растила своих детей, вела хозяйство, ухаживала за скотиной, и вот, однажды, когда самый младший из детей оставил отчий дом и отправился в Большой мир, она взялась за кисти и краски...
Село Новоюрьево отличается крутостью характера его жителей. Дело не только в том, что это настоящая тамбовская глубинка. Здесь издревле селились староверы, не слишком-то допускающие в свой внутренний мир посторонних и умевшие много и продуктивно работать.
Работать можно либо на себя, либо на “чужого дяденьку” (например, в виде колхоза), так вот, в Новоюрьево предпочитали первый вариант, в результате чего местный колхоз ныне развалился, и селяне переключились на ведение собственного натурального хозяйства. У многих получается и потому село считается богатым.
К судьбе нашей героини, Евдокии Васильевны Суторминой, “новоюрьевкие” особенности имеют непосредственное отношение. Выйдя замуж рано, она всю жизнь была домохозяйкой, потому что с мужем Иваном Васильевичем они родили и воспитали девятерых детей. Евдокию Васильевну называли “матерью-героиней”, проявляли всяческое уважение, теперь же общественное сознание немного трансформировалось, и к большим семьям относятся, ну, скажем так, неоднозначно. Наша героиня на современность глядит спокойно, ведь в ее жизни ничего не изменилось: как работала не покладая рук - так и сейчас работает.
2.
В общем, все силы отдавались дому и детям. Была обычная деревенская жизнь с минимальным количеством радостей, бессонными ночами и трудом, трудом...
- ...Вот, какую красоту мы создали! - Иван Васильевич говорит то ли с гордостью, то ли с сарказмом. - То есть, она рисовала, а я подгонял. В обратную сторону.
- Да, не любил он, когда я рисовала, - Евдокия Васильевна едва заметно вздыхает, - говорил: “Сейчас все разбросаю, чего ты за хренову работу себе придумала!” Сколько матюгов положит, если начну рисовать! Не хотел он, в общем, чтобы я рисовала...
3.
Главная красота их дома - внутри. Наружные стены тоже, конечно, разрисованы всякими птичками и зверушками, но то, что гость обнаруживает в комнатах - словесному описанию подвергается с трудом. Я бы это сравнил с полотнами грузина Нико Пиросманишвили, но работы русской женщины Евдокии Суторминой гораздо более ярки, они будто наполнены счастьем, радостью. Это не полотна. Картины написаны масляными красками (между прочим, недешевыми!) прямо на стенах, изображают они простенькие сюжеты: “Свадьба”, “Русалка”, “Отдых на природе” и т.д. И все это буквально утопает в великолепии каких-то фантастических цветов. Специалист с легкостью назовет это “деревенским примитивизмом”, на что Евдокия Васильевна ни в коем случае не обидится:
- Да, что я, художник, что ли? Домохозяйка я, человек семьи. Девять человек детей у нас, младшая девочка семьдесят первого года рождения. Ох, тяжело было... бывало - как школа подойдет - без памяти пойдешь на рынок, не знаешь, с чего начинать, какие размеры кому покупать, какие тетради, книги... Хлеб пекла всю ночь, во всю печь, да еще колхоз: привезут муку: “Пеки”! И внуков у нас пятнадцать человек!
- А с вами кто-то живет из детей или внуков?
- С нами только один живет теперь. Несчастный. Он работал, его избили сильно, и с головой у него сделался непорядок. Сколько я слез пролила!.. Да, а рисовать я с того дня и начала, когда последняя дочка из дому ушла, замуж вышла. Лет двадцать назад это случилось. Правду сказать, с молодости я рисовать мечтала, но так вот все повернулась, что замуж рано вышла... В школу ходила, у меня пятерки по рисованию были, а с детьми стало некогда. А первое, что толкнуло меня на рисование - это “обряд”.
- А что это такое?
- Вот, смотрите...
Евдокия Васильевна подвела меня к одной из картин: на ней почти в полный рост была изображена девушка в очень странной и потрясающе красивой старинной одежде, как мне показалось, украинской; какую я, вроде бы, встречал на иллюстрациях к повестям Гоголя.
- Вот, это и есть “обряд”.
- Вы что, сами такую одежду придумали?
- Не-е-ет. Эта старинная одежда нашего села Новоюрьево. Такую женщины на праздники надевали, и, между прочим, “обряды” во многих домах у нас еще хранится. Как реликвия.
4.
“Обряд” оказался чрезвычайно сложной одеждой, которую и одеждой-то можно назвать условно. Он состоит из множества элементов, которые имеют оригинальные названия, и, кстати, никакого отношения к Украине не имеет. Он чисто русский, точнее, тамбовский. И более того, даже в соседних селах “обряд”, хоть он и существовал, не похож на новоюрьевский. Нам потом показали эти элементы (кстати, на одевание женщина тратит не менее часа). “Обряд” состоит из подола, рубахи, поневы, запана (накладки на рубаху), сороки, чуба, пушков (все это - части головного убора), рога, подлокотников, ленки (пучка лент), подставы и покромки (пояса). Звучит путано, непонятно, но на выходе получается истинная “тамбовская красавица”, больше, правда, смахивающая на персонах волшебной сказки.
Но это не сказка. И сейчас женщины одевают припасенный в сундуках “обряд” на праздник “проводов зимы” и, говорят, некоторым из реликвий никак не меньше 200 лет. Кстати, лицо “тамбовской красавицы” в “обряде” Евдокия Васильевна писала... с певицы Марии Мордасовой, между прочим, выступавшей на концертах в “обряде”.
- ...Может, и непохожа, но я хотела ее покрасивее сделать. И я один раз так наряжалась, годов двадцать мне было...
- А для чего вы... рисуете?
- Как - для чего? Нравится мне. Это ж по своей воле: возьму - да “прилеплю” на стену. А для пущей красоты наряжу в нашу “обряду”. Вообще, у меня лица не очень получаются, все больше цветы. Цветы - это самое мое любимое.
- А “Русалку” вы с кого рисовали?
- Я видала у одних. Пришла - а у них ковер висит. Вот, я и попробовала. Конечно, все на глаз, ведь, пока домой пришла - половину забыла. Потому тут много неправильно.
- Ну, а “Свадьба” откуда?
- Это просто так. У нас было время послевоенное, наша свадьба небогатая была, но, как старики говорили, раньше такие ж красивые свадьбы делали.
- В каком же году вы замуж вышли?
- ...Уж и забыла. Зинка у нас, первая, с пятидесятого года рождения.
- Иван Васильевич, за что же вы ругали жену, когда она рисовала?
- Либо завтрак не готов, либо еще чего - а она опять мажет! Ну, берешь - и матом загнешь.
- Он любитель ругаться. И все из-за мелочи: вся деревня слышит. Страмота...
- А дети как относились к вашему увлечению?
- Дети к тому времени уж разъехались. А внуки сами рисуют. Но не хочут. Они работают: когда им рисовать?
5.
- Ты ба за деньги пробовала рисовать! - Опять вступает Иван Васильевич.
- За деньги... Это тебя надо заставить за деньги. Нет, дорогие вы мои...
- Смотрю, сколько цветов у вас здесь нарисовано! С чего вы их срисовывали?
- У меня как: нарисую - а звать не знаю как. Рисую по воображению и нет у меня никакого расчета. Вы уж извиняйте: что получилось - то получилось...
Геннадий Михеев