Многие правды о китайских овощах в России... / Мы же в России живем… / начало
Ещё Россия и крестьяне здесь и здесь
Стланная стлана
Почему мы не работаем, как китайцы, и китайцам не даем / май, 2014
На минувшей неделе [май 2014 года] произошел прорыв в отношениях между Россией и Китаем. Подписан тридцатилетний контракт на поставки российского газа общей стоимостью 400 млрд долларов. Достигнута договоренность по целому ряду совместных проектов - вплоть до строительства московского метро. ©Ещё Китай и с/х здесь и здесь
Остатки разворованных китайских теплиц
Между тем во многих регионах России продолжают мыслить аполитично. На Кубани, например, недавно депортировали в Поднебесную чуть ли не всех фермеров.Корреспондент «РР» попыталась разобраться в сложных отношениях между нами и нашим новым братским народом.
2. Так выглядит помидорная рассада в марте. Сейчас в теплицах уже собирают урожай
- Стланная у вас стлана. Администлации дай, милисии дай, а потом - кысь! - плача и размазывая слезы по смуглому лицу, сказал китаец Дун Цзы Чен, получив распоряжение о немедленной депортации из России.
Дун, по-местному Саша-китаец, - маленький худой человечек с впалыми щеками и без определенного возраста: то ли двадцать лет, то ли сорок. С 2008 года он сажал помидоры и огурцы в теплицах на берегу Кубани возле села Львовское Северского района. Фуры с Сашиными помидорами шли в Москву, Воронеж, Екатеринбург и много куда еще.
Депортация китайцев из Краснодарского края заняла 24 часа. Только из Северского района было вывезено около 800 человек. Согласно официальной версии, у них не было разрешения на работу. У Саши было и разрешение, и даже честно купленные в местной администрации 260 га земли. Он оставил здесь все: и несобранный урожай, и технику, и сами теплицы, и свои слезы.
История с китайскими овощеводами началась лет двадцать назад. Как только открыли границы, из Китая в Россию хлынули рабочие и предприниматели. Там земли катастрофически мало. Здесь - катастрофически много. Правительство Китая такие инициативы только поощряло, а у нас китайцев встречали с распростертыми объятиями. Трудолюбивый народ быстро справлялся с проблемами, которые не мог решить отечественный сельхозпром. К загадке китайского агропрома стали приглядываться внимательнее. Нет ли тут какой черной магии? Вскоре магия нашлась. В прессе прокатилась волна публикаций о страшных китайских технологиях, превращающих землю в серую пыль, об овощах, отравленных тяжелыми металлами, и нелегальных мигрантах, живущих в землянках.
В 2011 году в Экспертном управлении администрации президента собралось представительное совещание по китайскому вопросу. Контролирующие органы разводили руками: кто использует запрещенный кадмий в удобрениях, а кто нет, реально установить просто невозможно. Экспертизы слишком дороги, и проверить всех не получится. А потому эксперты настаивали на полном закрытии страны для китайских овощеводов. Председательствовавший на совещании Аркадий Дворкович идею не поддержал. «Выгоним китайцев, а кто народ кормить будет?» - риторически вопросил он, и китайцы в России остались. Но не везде.
Осенью прошлого года по Краснодарскому краю прокатилась волна тотальных проверок китайских тепличных хозяйств. В качестве официальной причины такого внимания властей было названо массовое возмущение граждан. Возглавил народный протест местный правозащитник Игорь Дударчук из села Львовское. Я отправилась в Краснодарский край в поисках правды. Но правд оказалось много.
3. Активист Саша рассказывает, как устроена крестьянская жизнь
Правда Игоря Дударчука
Игорь - высокий убедительный мужик с детским круглым лицом и наивными смешливыми глазами. Он военный пенсионер, служил под Хабаровском в войсках гражданской обороны, потом обосновался здесь. Есть жена, двое взрослых детей, любимая внучка. Мужик хозяйственный и рукастый. Знает токарное дело, но во Львовском легко переквалифицировался в овощеводы. Игорь во всех отношениях человек редкий. Во-первых, он до альтруизма добр, во-вторых, до болезненности честен, в-третьих, до маниакальности коллективист и наконец, в-четвертых, до безумия невыносим.
Говорит Игорь как пишет, то есть казенно и длинно. Громким начальственным голосом, по-особенному прижимая подбородок к кадыку, чтобы добавить себе убедительные басовые ноты. Две любимые фразы Игоря: «Так, не понял» и «Вот что меня возмущает». Каждая сопровождается каменеющим лицом и особым, правдолюбивым остекленением глаз. Со стороны это похоже на детскую игру во взрослых.
- Так, не понял. Где у вас документы на скважину? - повелительно обращается Игорь к владельцу очередного фермерского хозяйства.
- Так, не понял. Что значит «сотрудника нет на месте»? - по телефону секретарю Общественной палаты РФ.
- Так, не понял. Где тут «лежачие полицейские»? - это говорится собственному рулю. Полицейские появляются через десять метров - там, где они и должны быть, но это не так важно.
- Вот что меня возмущает… - начинает Игорь. Дальше следует гневный монолог в адрес местного ГИБДД.
Свои права на подобные вопросы Игорь мотивирует просто: я житель Кубани, гражданин России. Быть гражданином России непросто и накладно. Сейчас, когда самый сев и надо бы срочно воткнуть лук-севок в уже вскопанные борозды, Игорь, ссорясь с женой, сутками возит меня по бывшим китайским теплицам, тратится на бензин. Жена ворчит и сажает лук сама. А Игорь борется с засильем инородцев.
Дударчук профессиональный защитник всего. Экологии, прав заключенных, мигрантов, коренных жителей - перечислять можно до утра. В очередной раз поджав губы, он выкладывает передо мной свои многочисленные удостоверения и пристально наблюдает за реакцией. Я кисло улыбаюсь и про себя жалею тех, кого Игорю довелось защитить.
Методы его довольно однообразны. Это одна длинная нудная нервотрепка, состоящая из бесконечных препирательств на тему, а кто вы такой, а покажите ваши документы, а как вы смеете со мной так разговаривать, а кому вы подчиняетесь. Ничего не значащие бумажки с печатями беззубых общественных организаций дают Игорю право открывать официальные двери и закатывать сочные деловитые скандалы где угодно. Мера ужаса, которую Игорь вызывает в административных кругах Северского района, непередаваема. Стоило мне появиться в его обществе у стен местного МВД, как полицейские тут же ушли в глухую оборону: никого из начальства нет, не было и не будет.
- Так, не понял, а чья машина на стоянке?.. - завел было свою басовитую шарманку Игорь, но двери были уже плотно закрыты. Примерно тот же эффект имел место и в администрации района.
- Не связывайтесь с Игорем, - доверительно шепчут мне львовские жители, - самый скандальный мужик у нас.
Но я не вполне этому верю. Тип народного защитника чрезвычайно распространен в России, и чаще всего это люди беспринципные и лживые. Игорь совсем другой. Он ослепительно и трогательно наивен. Пепел попранной справедливости стучит в его сердце и заставляет искать нарушения закона в любом проявлении окружающей жизни. Разумеется, нарушения счастливо находятся, обеспечивая Игоря чувством полноты бытия. Я подозреваю в нем не столько дурной характер, сколько неуверенность в себе и страх быть обманутым. В этом большом и сильном человеке живет душа ребенка - чистая и разрушительная.
Закон в его представлении - это то, что позволяет гражданам России купаться в молочных реках и загорать на кисельных берегах. Других законов просто не бывает.
- Вы что про Украину думаете? - спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.
- Хорошо, что Крым нам отойдет.
- Но ведь это нарушает закон.
- Какой?
- Как? Войска одного государства вторглись на территорию другого.
- Да какое это государство! - машет рукой Игорь. - Вот соберем русскую землю, и будет закон.
Год назад, засучив рукава, Игорь принялся защищать краснодарскую землю от китайцев. Перво-наперво Дударчук объехал китайские теплицы и выявил нарушения. Нарушение первое: при приближении его машины китайцы массово разбегались в окрестные леса. Нарушение второе - неправильно оборудованные скважины, третье - удобрения с инструкциями на китайском языке. В контролирующие органы полетели письма. Органы отмалчивались, а администрация робко требовала соблюсти букву закона: китайцы были вполне честными арендаторами и собственниками земли. Ни одна экспертиза никаких нарушений по части пестицидов не выявила. Однако это только убеждало Игоря в его правоте.
В июне по инициативе Дударчука был созван народный сход села Львовского, на котором картина китайских преступлений была нарисована такими сочными красками, что у людей волосы стали дыбом. В результате под петицией против китайцев подписались 900 человек, а Игорю и его другу Саше были делегированы полномочия народного контроля. С того момента Игоревы посещения китайцев стали регулярными. Народные контролеры задались целью найти точки, где те хранили удобрения. Вскоре обнаружили целых два «схрона», как по-военному квалифицировал их Игорь. На пакетах красовались непереводимые китайские иероглифы - явное свидетельство того, что удобрения запрещенные. По сигналу Дударчука было заведено административное дело, которое, правда, быстро затерялось в коридорах власти.
Охота на китайцев становилась все более захватывающей. Игорь с Сашей загружали в старенький пикапчик бочку с бетоном и, методично объезжая теплицы, заливали скважины, обеспечивающие хозяйства водой. Зашуганные, не понимающие по-русски китайцы молча выковыривали бетон из скважин и продолжали работать. Но Игорь приезжал снова.
В сентябре прошлого года усилия Дударчука увенчались полной победой. По всему Краснодарскому краю прошла волна антикитайских зачисток. Бойцы местного МВД и ФСБ просто-напросто взяли китайские теплицы в кольцо и провели массовую проверку документов. Тогда-то и заплакал китаец Дун, прижимая к груди папку с бумагами. О том, что бумаги не в порядке, он узнал в день депортации. Нарушать законы России Дун, вложивший в теплицы огромные суммы, совершенно не хотел и послушно исполнял все, что требовали контролирующие органы, то есть давал взятки. Но выяснилось, что взятки ничего не гарантируют. Выданные документы оказались недействительными, а Россия - еще загадочней, чем казалась раньше.
Теперь Игорь с другом Сашей возят меня по бывшим китайским теплицам, большая часть которых уже переарендована местными фермерами. Везде шуршат тихие и корявые работники, неторопливо шевеля землю лопатами, - простые мужицкие лица, русские, таджикские, узбекские. Под их ногами черная краснодарская земля. Игорь привычно каменеет лицом, стекленеет глазами и начинает обход территории. Бедные копатели отрываются от своих лопат и тоскливо провожают Игоря глазами.
- Так, не понял! - произносит он свое коронное, встав над очередной скважиной, вокруг которой валяются куски разбитого бетона. - Саш, мы же с тобой эту скважину заливали осенью. Помнишь? Нет, ты помнишь?
- Точно, заливали. А они ее уже обратно раскрыли. Ну ты посмотри!
- Вот что меня возмущает… - очередная филиппика Игоря направлена уже против новых, местных арендаторов.
4. Фермеры села Львовское - ананасы среди яблок
Правда китайская
Под вечер после долгих поисков находим одного из очень немногих оставшихся на Кубани китайцев. Его ферма стоит на краю небольшого села Красное - длинные ряды аккуратных теплиц, крошечный трактор в узком коридоре между пленками, маленький жилой домик. Вообще-то в Красном много и собственных теплиц. Что такое работать на земле, здесь отлично знают. Китаец легко вписался в местную картину мира: дает работу, помогает с рассадой, сбытом и вообще по хозяйству. Говорят, что, когда началась эта антикитайская истерия, защищать его вышла вся деревня.
Сейчас уже почти темно, все работы давно закончились, но не здесь - какие-то люди суетятся в конце длинного ряда прозрачных, колеблемых ветром теплиц. Влажный вечерний воздух медленно наполняется тьмой, текущей с окрестных полей. Запахи свежей земли и поздней мартовской прели рассказывают о тайной жизни растений, мудро отъединенной от человеческой глупости молчанием и блаженным совершенством. Маленький щуплый китаец в засаленных рабочих штанах, ссутулившись, встречает нас у границы своих владений. Он давно уже заметил машину и покорно готов к неприятностям.
- Ты хозяин? - начальственно рычит Игорь. Китаец кивает, повесив руки вдоль тела и глядя в землю.
- Как зовут? Зовут тебя как? - Игорь повышает голос и тычет пальцем китайцу в грудь, как будто разговаривает со слабоумным.
- Фен, Фен, - китаец часто кивает и улыбается. Он едва говорит по-русски.
- Документы показывай на землю. Где документы у тебя?
- Есь, есь документ, - китаец машет рукой и зовет за собой.
Фен тяжело ступает согнутыми в коленях ногами, как будто с трудом удерживает равновесие. Так движется человек, который большую часть дня провел на корточках и очень устал. Здоровяк Игорь рядом с китайцем выглядит как выставочный экземпляр холеного русского богатыря. Подходим к аккуратному бараку с маленькими комнатками. На стене тарелка спутниковой связи, из открытой двери виден работающий телевизор, по которому показывают что-то китайское. Вдруг Фен огорченно хлопает себя ладонями по коленкам. На маленьком допотопном сейфе висит изящный замочек.
- Кюся нет, кюся нет!
Игорь грозно сдвигает брови:
- Ну-ка быстро нашел ключ! - командует он.
Китаец беспомощно ходит по своей чистенькой бедной комнатке и разводит руками. Ключа нет.
- Ищи, ищи, - подгоняет Игорь.
Наконец китаец, кряхтя, открывает какую-то тумбочку и достает оттуда тяжеленный кусок стального рельса.
- Сяс, сяс, - бормочет он и направляется к сейфу.
- Не надо нам никаких документов, - решительно говорю я.
- Надо, надо! Ломай давай! - запальчиво кричит Игорь.
Рельс в два удара сносит замок, оставляя после себя жалкое рваное ушко. Фен достает толстенную папку с документами.
- Еси в Ласии можно, я лаботаю, еси не можно, я домой, Китай, - бормочет он, качаясь от усталости.
Осмотр документов занимает пару секунд: аренда, разрешение на водозабор. Собственно говоря, Игорь понятия не имеет, как должны быть оформлены бумаги арендатора. Правила, регулирующие водозабор, ему тоже неизвестны. Но это дело десятое. Если ты китаец, все, что ты делаешь, неправильно.
Я начинаю понимать специфический механизм Игорева мышления. Никакого стратегического плана по благоустройству местной земли у него нет. Мысль его слишком коротка и прямолинейна. Тот факт, что, заливая скважины бетоном, он лишает арендаторов урожая, местных жителей рабочих мест, а страну отличных помидоров, то есть реально подрывает народное хозяйство, просто не приходит ему в голову: слишком длинная логическая цепочка. Его гражданский пафос густо замешан на тяжелой правовой безграмотности и постсоветском коллективном сознании: если у нас чего-то не хватает, значит, это у нас кто-то украл. Кто? Конечно китайцы. Наивная и вполне искренняя страсть к «справедливости» делает Игоря удобной игрушкой в руках властей предержащих. Китаец Дун, заплакавший в день депортации, понял, как устроен здешний социум. Игорь - нет.
- Ну, показывай свое хозяйство. Чего у тебя тут? - командует Игорь бедному Фену.
Тот молча ведет нас вдоль аккуратных, покрытых свежей пленкой теплиц. В них нежным зеленым ковром стелются пушистые ростки помидоров.
- Что делаешь-то сейчас? - по-крестьянски интересуется Саша.
- Лашада, лашада сазай, - бормочет китаец. Я с трудом догадываюсь, что речь идет о рассаде.
- Во что сажаешь? Удобрениями какими пользуешься? - встревает Игорь.
Китаец начинает досадливо мычать - забыл слово.
- Толф, толф сазаю, - наконец вспоминает он.
- Торф - это хорошо, - недоверчиво тянет Дударчук.
Я пытаюсь расспрашивать Фена о жизни в России. Чудовищно коверкая немногочисленные известные ему русские слова, он рассказывает о себе. В России он с 92-го года, то есть больше двадцати лет. Тогда, в 92-м, китайские власти выдали ему подъемный кредит в виде нескольких вагонов яблок. Но покупатель Фена кинул, и яблоки сгнили. Теперь Фену в Китай нельзя: там будет тюрьма. Сначала обосновался под Хабаровском, но потом перебрался сюда, в Краснодарский край. Здесь живет уже года четыре. Надеется скопить денег и тайно вернуться домой - не в родной Сычуань, а на юг, там легче затеряться. В Сычуане остались жена и дети, которых Фен все эти годы не видел. Несколько лет назад он совсем было собрался ехать, но тут у жены обнаружили рак груди, и все скопленные деньги ушли на операцию. Теперь опять надо копить и ждать. Но Фен не отчаивается.
- Еси в Ласии можно, я лаботаю, еси незя, я Китай, - повторяет он.
Кстати, по образованию Фен агроном, всю жизнь на земле. Про теплицы знает все. В его семи теплицах сейчас работают всего пять человек. Собирают два урожая в год. По нашим меркам это нереально. По китайским - обычное дело.
Окончание
Стланная стлана
Почему мы не работаем, как китайцы, и китайцам не даем / май, 2014
На минувшей неделе [май 2014 года] произошел прорыв в отношениях между Россией и Китаем. Подписан тридцатилетний контракт на поставки российского газа общей стоимостью 400 млрд долларов. Достигнута договоренность по целому ряду совместных проектов - вплоть до строительства московского метро. ©Ещё Китай и с/х здесь и здесь
Остатки разворованных китайских теплиц
Между тем во многих регионах России продолжают мыслить аполитично. На Кубани, например, недавно депортировали в Поднебесную чуть ли не всех фермеров.Корреспондент «РР» попыталась разобраться в сложных отношениях между нами и нашим новым братским народом.
2. Так выглядит помидорная рассада в марте. Сейчас в теплицах уже собирают урожай
- Стланная у вас стлана. Администлации дай, милисии дай, а потом - кысь! - плача и размазывая слезы по смуглому лицу, сказал китаец Дун Цзы Чен, получив распоряжение о немедленной депортации из России.
Дун, по-местному Саша-китаец, - маленький худой человечек с впалыми щеками и без определенного возраста: то ли двадцать лет, то ли сорок. С 2008 года он сажал помидоры и огурцы в теплицах на берегу Кубани возле села Львовское Северского района. Фуры с Сашиными помидорами шли в Москву, Воронеж, Екатеринбург и много куда еще.
Депортация китайцев из Краснодарского края заняла 24 часа. Только из Северского района было вывезено около 800 человек. Согласно официальной версии, у них не было разрешения на работу. У Саши было и разрешение, и даже честно купленные в местной администрации 260 га земли. Он оставил здесь все: и несобранный урожай, и технику, и сами теплицы, и свои слезы.
История с китайскими овощеводами началась лет двадцать назад. Как только открыли границы, из Китая в Россию хлынули рабочие и предприниматели. Там земли катастрофически мало. Здесь - катастрофически много. Правительство Китая такие инициативы только поощряло, а у нас китайцев встречали с распростертыми объятиями. Трудолюбивый народ быстро справлялся с проблемами, которые не мог решить отечественный сельхозпром. К загадке китайского агропрома стали приглядываться внимательнее. Нет ли тут какой черной магии? Вскоре магия нашлась. В прессе прокатилась волна публикаций о страшных китайских технологиях, превращающих землю в серую пыль, об овощах, отравленных тяжелыми металлами, и нелегальных мигрантах, живущих в землянках.
В 2011 году в Экспертном управлении администрации президента собралось представительное совещание по китайскому вопросу. Контролирующие органы разводили руками: кто использует запрещенный кадмий в удобрениях, а кто нет, реально установить просто невозможно. Экспертизы слишком дороги, и проверить всех не получится. А потому эксперты настаивали на полном закрытии страны для китайских овощеводов. Председательствовавший на совещании Аркадий Дворкович идею не поддержал. «Выгоним китайцев, а кто народ кормить будет?» - риторически вопросил он, и китайцы в России остались. Но не везде.
Осенью прошлого года по Краснодарскому краю прокатилась волна тотальных проверок китайских тепличных хозяйств. В качестве официальной причины такого внимания властей было названо массовое возмущение граждан. Возглавил народный протест местный правозащитник Игорь Дударчук из села Львовское. Я отправилась в Краснодарский край в поисках правды. Но правд оказалось много.
3. Активист Саша рассказывает, как устроена крестьянская жизнь
Правда Игоря Дударчука
Игорь - высокий убедительный мужик с детским круглым лицом и наивными смешливыми глазами. Он военный пенсионер, служил под Хабаровском в войсках гражданской обороны, потом обосновался здесь. Есть жена, двое взрослых детей, любимая внучка. Мужик хозяйственный и рукастый. Знает токарное дело, но во Львовском легко переквалифицировался в овощеводы. Игорь во всех отношениях человек редкий. Во-первых, он до альтруизма добр, во-вторых, до болезненности честен, в-третьих, до маниакальности коллективист и наконец, в-четвертых, до безумия невыносим.
Говорит Игорь как пишет, то есть казенно и длинно. Громким начальственным голосом, по-особенному прижимая подбородок к кадыку, чтобы добавить себе убедительные басовые ноты. Две любимые фразы Игоря: «Так, не понял» и «Вот что меня возмущает». Каждая сопровождается каменеющим лицом и особым, правдолюбивым остекленением глаз. Со стороны это похоже на детскую игру во взрослых.
- Так, не понял. Где у вас документы на скважину? - повелительно обращается Игорь к владельцу очередного фермерского хозяйства.
- Так, не понял. Что значит «сотрудника нет на месте»? - по телефону секретарю Общественной палаты РФ.
- Так, не понял. Где тут «лежачие полицейские»? - это говорится собственному рулю. Полицейские появляются через десять метров - там, где они и должны быть, но это не так важно.
- Вот что меня возмущает… - начинает Игорь. Дальше следует гневный монолог в адрес местного ГИБДД.
Свои права на подобные вопросы Игорь мотивирует просто: я житель Кубани, гражданин России. Быть гражданином России непросто и накладно. Сейчас, когда самый сев и надо бы срочно воткнуть лук-севок в уже вскопанные борозды, Игорь, ссорясь с женой, сутками возит меня по бывшим китайским теплицам, тратится на бензин. Жена ворчит и сажает лук сама. А Игорь борется с засильем инородцев.
Дударчук профессиональный защитник всего. Экологии, прав заключенных, мигрантов, коренных жителей - перечислять можно до утра. В очередной раз поджав губы, он выкладывает передо мной свои многочисленные удостоверения и пристально наблюдает за реакцией. Я кисло улыбаюсь и про себя жалею тех, кого Игорю довелось защитить.
Методы его довольно однообразны. Это одна длинная нудная нервотрепка, состоящая из бесконечных препирательств на тему, а кто вы такой, а покажите ваши документы, а как вы смеете со мной так разговаривать, а кому вы подчиняетесь. Ничего не значащие бумажки с печатями беззубых общественных организаций дают Игорю право открывать официальные двери и закатывать сочные деловитые скандалы где угодно. Мера ужаса, которую Игорь вызывает в административных кругах Северского района, непередаваема. Стоило мне появиться в его обществе у стен местного МВД, как полицейские тут же ушли в глухую оборону: никого из начальства нет, не было и не будет.
- Так, не понял, а чья машина на стоянке?.. - завел было свою басовитую шарманку Игорь, но двери были уже плотно закрыты. Примерно тот же эффект имел место и в администрации района.
- Не связывайтесь с Игорем, - доверительно шепчут мне львовские жители, - самый скандальный мужик у нас.
Но я не вполне этому верю. Тип народного защитника чрезвычайно распространен в России, и чаще всего это люди беспринципные и лживые. Игорь совсем другой. Он ослепительно и трогательно наивен. Пепел попранной справедливости стучит в его сердце и заставляет искать нарушения закона в любом проявлении окружающей жизни. Разумеется, нарушения счастливо находятся, обеспечивая Игоря чувством полноты бытия. Я подозреваю в нем не столько дурной характер, сколько неуверенность в себе и страх быть обманутым. В этом большом и сильном человеке живет душа ребенка - чистая и разрушительная.
Закон в его представлении - это то, что позволяет гражданам России купаться в молочных реках и загорать на кисельных берегах. Других законов просто не бывает.
- Вы что про Украину думаете? - спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.
- Хорошо, что Крым нам отойдет.
- Но ведь это нарушает закон.
- Какой?
- Как? Войска одного государства вторглись на территорию другого.
- Да какое это государство! - машет рукой Игорь. - Вот соберем русскую землю, и будет закон.
Год назад, засучив рукава, Игорь принялся защищать краснодарскую землю от китайцев. Перво-наперво Дударчук объехал китайские теплицы и выявил нарушения. Нарушение первое: при приближении его машины китайцы массово разбегались в окрестные леса. Нарушение второе - неправильно оборудованные скважины, третье - удобрения с инструкциями на китайском языке. В контролирующие органы полетели письма. Органы отмалчивались, а администрация робко требовала соблюсти букву закона: китайцы были вполне честными арендаторами и собственниками земли. Ни одна экспертиза никаких нарушений по части пестицидов не выявила. Однако это только убеждало Игоря в его правоте.
В июне по инициативе Дударчука был созван народный сход села Львовского, на котором картина китайских преступлений была нарисована такими сочными красками, что у людей волосы стали дыбом. В результате под петицией против китайцев подписались 900 человек, а Игорю и его другу Саше были делегированы полномочия народного контроля. С того момента Игоревы посещения китайцев стали регулярными. Народные контролеры задались целью найти точки, где те хранили удобрения. Вскоре обнаружили целых два «схрона», как по-военному квалифицировал их Игорь. На пакетах красовались непереводимые китайские иероглифы - явное свидетельство того, что удобрения запрещенные. По сигналу Дударчука было заведено административное дело, которое, правда, быстро затерялось в коридорах власти.
Охота на китайцев становилась все более захватывающей. Игорь с Сашей загружали в старенький пикапчик бочку с бетоном и, методично объезжая теплицы, заливали скважины, обеспечивающие хозяйства водой. Зашуганные, не понимающие по-русски китайцы молча выковыривали бетон из скважин и продолжали работать. Но Игорь приезжал снова.
В сентябре прошлого года усилия Дударчука увенчались полной победой. По всему Краснодарскому краю прошла волна антикитайских зачисток. Бойцы местного МВД и ФСБ просто-напросто взяли китайские теплицы в кольцо и провели массовую проверку документов. Тогда-то и заплакал китаец Дун, прижимая к груди папку с бумагами. О том, что бумаги не в порядке, он узнал в день депортации. Нарушать законы России Дун, вложивший в теплицы огромные суммы, совершенно не хотел и послушно исполнял все, что требовали контролирующие органы, то есть давал взятки. Но выяснилось, что взятки ничего не гарантируют. Выданные документы оказались недействительными, а Россия - еще загадочней, чем казалась раньше.
Теперь Игорь с другом Сашей возят меня по бывшим китайским теплицам, большая часть которых уже переарендована местными фермерами. Везде шуршат тихие и корявые работники, неторопливо шевеля землю лопатами, - простые мужицкие лица, русские, таджикские, узбекские. Под их ногами черная краснодарская земля. Игорь привычно каменеет лицом, стекленеет глазами и начинает обход территории. Бедные копатели отрываются от своих лопат и тоскливо провожают Игоря глазами.
- Так, не понял! - произносит он свое коронное, встав над очередной скважиной, вокруг которой валяются куски разбитого бетона. - Саш, мы же с тобой эту скважину заливали осенью. Помнишь? Нет, ты помнишь?
- Точно, заливали. А они ее уже обратно раскрыли. Ну ты посмотри!
- Вот что меня возмущает… - очередная филиппика Игоря направлена уже против новых, местных арендаторов.
4. Фермеры села Львовское - ананасы среди яблок
Правда китайская
Под вечер после долгих поисков находим одного из очень немногих оставшихся на Кубани китайцев. Его ферма стоит на краю небольшого села Красное - длинные ряды аккуратных теплиц, крошечный трактор в узком коридоре между пленками, маленький жилой домик. Вообще-то в Красном много и собственных теплиц. Что такое работать на земле, здесь отлично знают. Китаец легко вписался в местную картину мира: дает работу, помогает с рассадой, сбытом и вообще по хозяйству. Говорят, что, когда началась эта антикитайская истерия, защищать его вышла вся деревня.
Сейчас уже почти темно, все работы давно закончились, но не здесь - какие-то люди суетятся в конце длинного ряда прозрачных, колеблемых ветром теплиц. Влажный вечерний воздух медленно наполняется тьмой, текущей с окрестных полей. Запахи свежей земли и поздней мартовской прели рассказывают о тайной жизни растений, мудро отъединенной от человеческой глупости молчанием и блаженным совершенством. Маленький щуплый китаец в засаленных рабочих штанах, ссутулившись, встречает нас у границы своих владений. Он давно уже заметил машину и покорно готов к неприятностям.
- Ты хозяин? - начальственно рычит Игорь. Китаец кивает, повесив руки вдоль тела и глядя в землю.
- Как зовут? Зовут тебя как? - Игорь повышает голос и тычет пальцем китайцу в грудь, как будто разговаривает со слабоумным.
- Фен, Фен, - китаец часто кивает и улыбается. Он едва говорит по-русски.
- Документы показывай на землю. Где документы у тебя?
- Есь, есь документ, - китаец машет рукой и зовет за собой.
Фен тяжело ступает согнутыми в коленях ногами, как будто с трудом удерживает равновесие. Так движется человек, который большую часть дня провел на корточках и очень устал. Здоровяк Игорь рядом с китайцем выглядит как выставочный экземпляр холеного русского богатыря. Подходим к аккуратному бараку с маленькими комнатками. На стене тарелка спутниковой связи, из открытой двери виден работающий телевизор, по которому показывают что-то китайское. Вдруг Фен огорченно хлопает себя ладонями по коленкам. На маленьком допотопном сейфе висит изящный замочек.
- Кюся нет, кюся нет!
Игорь грозно сдвигает брови:
- Ну-ка быстро нашел ключ! - командует он.
Китаец беспомощно ходит по своей чистенькой бедной комнатке и разводит руками. Ключа нет.
- Ищи, ищи, - подгоняет Игорь.
Наконец китаец, кряхтя, открывает какую-то тумбочку и достает оттуда тяжеленный кусок стального рельса.
- Сяс, сяс, - бормочет он и направляется к сейфу.
- Не надо нам никаких документов, - решительно говорю я.
- Надо, надо! Ломай давай! - запальчиво кричит Игорь.
Рельс в два удара сносит замок, оставляя после себя жалкое рваное ушко. Фен достает толстенную папку с документами.
- Еси в Ласии можно, я лаботаю, еси не можно, я домой, Китай, - бормочет он, качаясь от усталости.
Осмотр документов занимает пару секунд: аренда, разрешение на водозабор. Собственно говоря, Игорь понятия не имеет, как должны быть оформлены бумаги арендатора. Правила, регулирующие водозабор, ему тоже неизвестны. Но это дело десятое. Если ты китаец, все, что ты делаешь, неправильно.
Я начинаю понимать специфический механизм Игорева мышления. Никакого стратегического плана по благоустройству местной земли у него нет. Мысль его слишком коротка и прямолинейна. Тот факт, что, заливая скважины бетоном, он лишает арендаторов урожая, местных жителей рабочих мест, а страну отличных помидоров, то есть реально подрывает народное хозяйство, просто не приходит ему в голову: слишком длинная логическая цепочка. Его гражданский пафос густо замешан на тяжелой правовой безграмотности и постсоветском коллективном сознании: если у нас чего-то не хватает, значит, это у нас кто-то украл. Кто? Конечно китайцы. Наивная и вполне искренняя страсть к «справедливости» делает Игоря удобной игрушкой в руках властей предержащих. Китаец Дун, заплакавший в день депортации, понял, как устроен здешний социум. Игорь - нет.
- Ну, показывай свое хозяйство. Чего у тебя тут? - командует Игорь бедному Фену.
Тот молча ведет нас вдоль аккуратных, покрытых свежей пленкой теплиц. В них нежным зеленым ковром стелются пушистые ростки помидоров.
- Что делаешь-то сейчас? - по-крестьянски интересуется Саша.
- Лашада, лашада сазай, - бормочет китаец. Я с трудом догадываюсь, что речь идет о рассаде.
- Во что сажаешь? Удобрениями какими пользуешься? - встревает Игорь.
Китаец начинает досадливо мычать - забыл слово.
- Толф, толф сазаю, - наконец вспоминает он.
- Торф - это хорошо, - недоверчиво тянет Дударчук.
Я пытаюсь расспрашивать Фена о жизни в России. Чудовищно коверкая немногочисленные известные ему русские слова, он рассказывает о себе. В России он с 92-го года, то есть больше двадцати лет. Тогда, в 92-м, китайские власти выдали ему подъемный кредит в виде нескольких вагонов яблок. Но покупатель Фена кинул, и яблоки сгнили. Теперь Фену в Китай нельзя: там будет тюрьма. Сначала обосновался под Хабаровском, но потом перебрался сюда, в Краснодарский край. Здесь живет уже года четыре. Надеется скопить денег и тайно вернуться домой - не в родной Сычуань, а на юг, там легче затеряться. В Сычуане остались жена и дети, которых Фен все эти годы не видел. Несколько лет назад он совсем было собрался ехать, но тут у жены обнаружили рак груди, и все скопленные деньги ушли на операцию. Теперь опять надо копить и ждать. Но Фен не отчаивается.
- Еси в Ласии можно, я лаботаю, еси незя, я Китай, - повторяет он.
Кстати, по образованию Фен агроном, всю жизнь на земле. Про теплицы знает все. В его семи теплицах сейчас работают всего пять человек. Собирают два урожая в год. По нашим меркам это нереально. По китайским - обычное дело.
Окончание