Успокойтесь, Гофман!
Оригинал взят у iosilevichНежданно-негаданно
(это мне рассказал Ф.А.Португалов)
Когда мы стали строить наши пятилетки, стройки испытывали острую нужду в иностранной валюте. Одним из источников ее получения были вклады российских подданных в иностранных банках, если после смерти вкладчика у него оказывались родственники в СССР, являвшиеся законными наследниками.
Они получали наследство советскими деньгами, а соответствующая иностранная валюта шла в советскую казну. Для отыскания таких наследников была создана специальная организация.В процессе поисков она натолкнулась в США на загадочный вклад, сделанный еще в прошлом веке. Вкладчик поставил банку условие: с деньгами поступать согласно завещанию, вложенному в запечатанный конверт, который вскрыть через 25 лет после смерти вкладчика. Когда истек указанный срок, завещание прочитали. В нем было сказано, что наследниками являются прямые потомки брата вкладчика, который живет в России в такому-то адресу.
Возникла очень сложна задача. Надо было разыскать этих наследников и доказать, что они все выявлены и других законных претендентов не может быть. Поиски длились годами, постепенно углубляясь в прошлое, пока не дошли до первоисточника - раннего детства вкладчика. И тогда картина прояснилась.
Вкладчик родился в маленьком городке царской России в бедной еврейской семье в первой половине 19 века. Тогда существовал закон о кантонистах. Он заключался в том, что сыновья солдат и крепостных военных поселян обязаны были служить в армии солдатами. Они проходили подготовку в военных школах и воинских частях. Для увеличения численности будущих солдат военные отряды нередко выкрадывали еврейских мальчиков, заставляли их креститься и подготавливали к военной службе, длившейся тогда 25 лет.
Император Николай I
Этой участи подверглись и двое маленьких братишек в упомянутой выше семье. Их усиленно готовили к принятию православия. Один мальчик не выдержал нажима и со временем стал православным защитником царя и отечества, а другой никак не поддавался. Улучив момент, он бежал в ближайший городок, где было много евреев. Ряд лет он укрывался в разных еврейских семьях, пока не умер Николай Первый, и не был отменен закон о кантонистах. Тогда беглец смог уже без страха возвратиться в отчий дом. Годы скитаний превратили его в пламенного ревнителя веры отцов своих.
Второй тоже в конце концов бежал и очутился в Соединенных Штатах. После долгой борьбы за существование судьба забросила его в Клондайк в период «золотой лихорадки». Он был одним из тех счастливцев, которые уцелели и превратились в благополучных бизнесменов. И тут в душе его шевельнулась тоска по родине. Он стал писать письма родным, но ответа не получал. Тогда он решил туда поехать сам. Захватив крупную сумму денег, он тронулся в путь.
Клондайк
Родной городок мало изменился, только еще больше стало стареньких домишек, покосившихся заборов, жалких лавчонок. С бьющимся сердцем спросил он первого встречного, жив ли его брат. Оказалось, жив. А вот и их домик. Очень уж он подался, того и гляди рухнет. Брата дома не было. Как всегда он проводил свои дни в синагоге.
Там приезжему сразу бросился в глаза старый, изможденный человек, погруженный в толстую священную книгу. Со слезами приезжий бросился к нему. Брат сперва растерялся, но когда узнал, кто ему раскрыл объятия, резко отвернулся и закричал:
- Уходи! С богоотступником у меня не может быть ничего общего!
С тяжелым сердцем приезжий удалился. После длительного раздумья решил пойти за советом к раввину. Первым делом он вручил раввину крупную сумму на богоугодные дела, и затем поведал свою беду. Раввин принял деньги, выслушал его и задумался.
Молящийся еврей. Раввин Витебска. Марк Шагал, 1914
- Твоя вина очень велика, - наконец промолвил он. - Но есть смягчающее обстоятельство: ты был еще совсем мальчиком, когда отвернулся от бога своего. Принять тебя опять в лоно Израиля я сам не могу. Это может сделать только собрание самых почетных раввинов. Надо такое собрание созвать. А ты тем временем молись, кайся в своем грехе.
Когда собрание было созвано, перед ним предстал убитый горем кающийся грешник и рассказал, какими жестокими мерами заставляли его принять православие, но что в душе он всегда был евреем.
Ученые мужи явно склонны были простить грешника. Вероятно, здесь сыграли роль и деньги, пожертвованные им на богоугодное дело.
Но тут выступил брат. Он заявил решительный протест против оправдания. Ведь он сам находился в точно таких же условиях, как приезжий, и тем не менее не отрекся от веры. Значит, и брат мог устоять. Его поступку нет оправдания.
Против таких доводов нельзя было возразить, и синклит просьбу приезжего отверг. Оставалось решить, как поступить с пожертвованными им деньгами. Поскольку они поступили из нечистых рук, им нельзя было дать богоугодное применение. Но вместе с тем их надо было употребить с пользой. Вот и решили построить на них великолепные уборные при всех городских синагогах. Построили. Но на это ушла лишь малая часть денег. Построили общую общественную уборную на базаре. Мало! И вот стали воздвигать комфортабельные уборные при всех синагогах и на базарах соседних городов, пока хватало денег. И долго после этого люди удивлялись: городишко бедный, а уборные не хуже столичных.
Незадачливый же вероотступник возвратился в Америку, где прожил еще долгую жизнь, нажил крупные капиталы и некоторую часть их внес в банк на указанных выше условиях. Видимо, мысль о брате его не покидала.
Поиски наследников в конце концов оказались успешными. Был обнаружен единственный бесспорный наследник - скромный ленинградский бухгалтер Гофман. Доказано было, что других претендентов не могло быть.
В один прекрасный день Гофмана вызвали к самому высокому начальству. Бухгалтер терялся в догадках, к чему бы это. Начальник встретил его приветливо, поздоровался за руку и предложил сесть. Рядом с начальником сидел какой-то незнакомый мужчина. Когда Гофману сообщили, что он является наследником огромной суммы и ему надо лишь подписать доверенность на ее получение, он страшно перепугался.
- У меня нет и не было никаких родственников в Америке, - закричал он. - Это какое-то недоразумение!
- Успокойтесь! - сказал начальник. - Мы знаем, что вы понятия не имеете о зарубежной родне, и это вас ни в какой мере не дискредитирует. Все получилось нежданно-негаданно!