Александр Сокуров: «Иногда кажется странным, что мы вообще выжили»
По теме: Сокуров в Саранске | Сокуров судит Россию | Шевкунов vs. Сокуров
Режиссер Александр Сокуров// © Ольга Шервуд
- Прошло двадцать лет с той поры, как рухнул прежний строй. Вы помните свои тогдашние настроения?
- Главным было ощущение, что ничего быстро не произойдет. Я был уверен, что все обратимо. И сейчас уверен. Никаких преград для возврата к прошлому не воздвигнуто. А что-то стало еще более драматичным. Резко упал средний уровень культуры, это серьезнейший показатель объективного регресса в стране. Любое государство может опираться только на уровень культуры населения. У нас столько претензий к власти потому, что народ с ней - сообщающиеся сосуды.
Фактическое исчезновение бесплатного образования - колоссальная ошибка государства и общества. В России, с ее спецификой, категорически нельзя усложнять получение образования. Учитель и врач должны быть обожаемы государством. Государство само по себе не нужно никому, оно существует, чтобы не зверели люди, чтобы была социальная и духовная культура.
Я, конечно, встревожен тем, что исчез мой зритель - научно-техническая и гуманитарная интеллигенция, студенты. Потеря аудитории для кинематографа просто трагична. У фильма нет основания появляться в кинотеатрах. Я снимаю, понимая, что Россия этого не увидит.
- Так что, все было зря?
- Нет, не зря. Но увы, исторические узлы завязывались так быстро, что никто не успевал не то что развязывать, а даже заметить. Сейчас этих узлов огромное количество, и возникают новые. И я не вижу людей, которые могли бы осмыслить полученный опыт; может быть, таким человеком был Гайдар… Сейчас вокруг только те, кто непрерывно латает дыры. Везде с иглами бегают люди, зашивают дырки, а ткань рвется и рвется…
Иногда кажется странным, что мы вообще выжили, не утонули в крови. Так называемый революционный национальный подъем быстро закончился, пошла рутина жизни, к которой в России не привыкли.
- Что должна делать российская интеллигенция?
- Сколь есть возможность работать, не проявляя политической фанаберии, брезгливости. Надо работать. Продолжать делать то, что делал. Практически что-то менять. И не бояться власти, она абсолютно не страшна. Не надо допускать никакой истерии. Ко всякого рода истериям быстро привыкают и вообще ничего не слышат; исчезает смысл.
Современной власти легко - у нее нет серьезных противников. Противодействие непоследовательное и не величественное, я бы так сказал. Поэтому нынешняя ситуация может продолжаться бесконечно долго, если не возникнет стихийный бунт.
Многие образованные и популярные люди ведут себя просто подло. Подвякивают, подтявкивают власти совершенно осмысленно, ради выгоды. Вокруг властвующих персон создается гнусное зловонное болото. А огромное число молодежи деградирует через необузданное, ничем не сдерживаемое развитие так называемого футбольного движения. Это гигантский аллигатор, который пожирает огромные средства и приучает к кровавым зрелищам. Когда после матчей «Зенита» идет толпа этих так называемых болельщиков, уже совсем нетрезвых, - все в страхе разбегаются.
Поощрение этих явлений преступно. Не говоря уже о таких вещах, как конфликт с Чечней, в котором не разобрались до сих пор. Я продолжаю говорить, что это был классический мятеж. Сейчас там процветает идеология победителей, она выливается на улицы и Москвы, и Петербурга, и других городов. Финансирование Чечни сильно превышает то, что получают остальные районы. Это вульгарная политика. Пока эти уроки 90-х не будут учтены, все будет тлеть и возвращаться на круги своя. Управление государством есть тяжелая интеллектуальная работа, а не тушение пожаров, это работа над картой страны, со всеми балансами. Давно изжила себя, без всякого сомнения, сама форма существования нашего государства. Размер страны неподъемный для хлипкой федеративной формы. Чтобы удержать страну в единстве, нужна огромная консолидация - или новая форма федеративности. Безусловно, без смены столицы не обойтись. Корни чудовищного опошления идеи государства, увы, в Москве, где не осталось живых мест.
- Ехать на восток?
- Вопрос специалистам. Но цепь управленческих традиций не разорвать, не переосмыслив государственного устройства России. Иначе - ее распад. В Иркутске нам говорят: «У вас там, в России».
- Вы не чураетесь активной гражданственной деятельности. А теперь еще и ведете мастерскую режиссуры в Нальчике. Как это случилось?
- Меня всегда удивляло, что Северный Кавказ остался без кинематографа. В регионе с колоссальной энергетической традицией, с очень непростым культурно-идеологическим прошлым и раньше была только небольшая документальная студия во Владикавказе. Года два назад ректор Кабардино-Балкарского университета попросил помочь, они получили разрешение от министерства образования открыть мастерскую. Почему-то я решил это сделать. Хотя никаких амбициозных намерений у меня нет, экономической - если рассуждать «современно» - выгоды никакой.
Был объявлен конкурс, прошли экзамены, набрано было 15 человек от 36 до 18 лет. Ко второму семестру двое отчислились. Ребята - постарше; девочки, их больше, есть и молоденькие совсем. Осетины, кабардинцы, балкарцы, из Дагестана парень один, есть девочка из чеченской семьи, пережила войну, семья бежала от войны в Германию, потом обосновалась в Нальчике.
Университет большой, 15 тысяч студентов, с блестящими кафедрами математическими, физическими, химическими, поскольку в республике было много заводов, работавших по военному госзаказу. Но было понятно, что своими силами университет качественного художественного образования дать не может. Мы стали приглашать педагогов из обеих столиц: по гуманитарным дисциплинам и по специальным - сценическое движение, техника речи… Несколько преподавателей местных.
Было трудно. Я сразу сказал ребятам, что раз они получают государственный диплом, для них нет неважных дисциплин. Никакой богемности. Запрещено пропускать занятия. Некая расслабленность, характерная для любого юга, столкнулась с нашей северной напористостью. И месяца через четыре ребята начали решительно меняться. Сегодня они неузнаваемы.
Они будут режиссерами телевидения, кино, радио, театра, те, кто не сможет работать в этих сферах, пригодится в управленцах культуры, так как будет компетентным, грамотным специалистом.
- Это бесплатная учеба?
- Четверть мест платных, чем я очень недоволен.
- Программа выстроена, как во ВГИКе?
- Примерно. Кабардино-Балкария, будучи одной из самых уникальных республик, запущена культурно. Ни одна радиостанция не вещает на родном языке. Некоторые ребята вообще его не знают, а русский - едва-едва. Тяжело и без культурного «фона». Педагог по истории театра из Москвы потеряла энтузиазм, когда поняла, что ученики не знают ничего вообще. К тому же, есть опасения за свою жизнь, там неспокойно.
Второй семестр ребята приедут закончить в Петербурге, где почти месяц будут жить в студенческом общежитии и заниматься в аудитории одного из вузов. Они уже приезжали на пятидневную практику, были у меня на перезаписи по «Фаусту», смотрели спектакли... Нагрузка и впечатления огромные. Эти люди к подаркам не привыкли. Даже в России не представляют себе, как тяжело жить человеку на Кавказе материально. Сейчас ректор Барасби Сулейманович Карамурзов добился «социальной» добавки к крошечным стипендиям. Вообще, эта мастерская для него - сплошная головная боль. Нужно оплачивать приезды педагогов. Нужно построить хороший просмотровый зал. Купили три съемочных камеры… Он прикладывает огромные усилия, чтобы все было. Но в истории Кавказа это первый такой случай.
- Почему вы не сделали национальную мастерскую в Москве или Петербурге, как это делают обычно?
- Нельзя отрывать взрослых людей от общества, в котором они родились, от национального уклада. Многие потом не возвращаются. А вернувшись, теряют интерес к жизни на родине и не занимаются художественным творчеством.
Им надо лишь подставить плечо, помочь. А дальше они должны сами. Я сразу сказал: не знаю, что будет через два, три года. Поэтому будем учиться быстрее, чем обычно в кинематографическом вузе. Меня гораздо меньше интересует героическое прошлое ваших народов, владение кинжалом или скачка на лошадях, чем ваша способность рассказывать о любви. Вы пришли учиться европейскому искусству и должны быть конкурентоспособными.
Первое задание съемочное было - письмо к матери. То, что касается обычной жизни. Девочка из Чечни сделала работу - письмо к матери от шахидки, которая уходит в Россию. Не побоялась.
Вижу, как образование, строгость, целенаправленные усилия меняют людей. Я делаю замечания только профессионального свойства, смысловых ограничений нет. Спокойная, умная, последовательная работа решает очень многие вопросы. Без выстраивания идеологической истерии, рекламных акций. Если бы так же работала политическая система страны, в том числе и на Кавказе, многих проблем не стало бы. Без общего развития региона нашим выпускникам трудно будет работать…
- А сказывается ли как-то на обучении их вера?
- Кинематографическое искусство в принципе светское. Я запретов на мусульманские темы не ставлю, но прошу не делать религиозных акцентов. Сам на занятиях стараюсь реже обращаться к христианской традиции, хотя на лекциях по живописи, по архитектуре о ней так или иначе заходит речь. В работах студентов их герои обращаются к Аллаху, но не более того. Я говорю им постоянно: обучитесь сначала мастерству, познайте разумные принципы и затем войдите в этот мир. Вы сами потом определите, насколько вам нужна русская культура и жизнь с Россией, с русскими. И по моим наблюдениям, им трудно себя представить вне контакта с Россией. В отличие от Чечни, где молодежь решительно настроена на объединение с Турцией.
- Какие курсы читаете лично вы?
- Режиссуру документального и игрового кино. Еще - анализ кинематографического изображения: например, мы смотрим фильм на иностранном языке и учимся его понимать без диалогов.
- На сколько лет рассчитано обучение?
- Четыре года, пятый - дипломный. Еще надо, чтобы они овладели телевизионной спецификой, я договорился с руководством местного отделения РТР о практических занятиях.
- Вы встретили понимание?
- Здесь - да. Однако не на уровне федерального округа или президента республики.
- Но ведь президент Каноков - герой одного из ваших фильмов в цикле «Интонация»?
- К мастерской не проявил никакого интереса. Мы ни разу с тех пор не встретились, хотя я пытался - чтобы попробовать получить какие-то гранты для студентов, для педагогов. Нужна и поддержка для приобретения техники… Думаю, для властей республики и Южного федерального округа мы - некий раздражающий фактор. Они не понимают, зачем вообще это нужно. Нынешнее состояние, видимо, устраивает очень многих. Зачем им группа людей, которые уже базово чувствуют себя совершенно иначе?
- Другие студенты, наверное, завидуют вашим?
- Пока не знаю.
- Такой отрыв не опасен для ваших учеников?
- Да, они закончат учебу, и начнется борьба. Им придется нелегко. Пока я с большим удовольствием наблюдаю, насколько им нравится быть всем вместе. Но их будущее меня волнует.
- Из кинематографистов кто-то предложил вам свою помощь?
- Нет. Только трое моих давних коллег и товарищей сказали, что готовы приехать и дать мастер-класс.
- Зато ваша градозащитная деятельность, я знаю, привлекает в Петербурге очень многих людей. Зачем вам понадобилось уже лет пять назад так плотно войти в нее?
- Понимаю вопрос. Многие люди, почитаемые мной, говорят, что все бесполезно, что я теряю время, Петербурга уже нет, а из страны надо уезжать.
- Они себе купили билеты?
- Некоторые купили жилье - там… Мне трудно объяснить, зачем я это делаю, но поддерживает результат. Очень долго его не было, но теперь удалось наладить системное общение губернатора города и градозащитников. Матвиенко уже пять раз встречалась с нами, мы говорим ей нелицеприятные вещи. Например, она была огорчена, когда увидела карту разрушений за последние двадцать лет (договорились с Пиотровским, что сдадим ее в Эрмитаж как экспонат), но от дальнейших контактов не отказывается. Показала себя человеком слова. Ведет себя строго, не давит, своим статусным положением не пользуется. Надеюсь, она постепенно понимает, что наши предложения надо учитывать. Что надо менять всю градостроительную политику в Петербурге, пересматривать генеральный план, начинать серьезный разговор о том, что наши чудовищные - я уже нигде не сдерживаюсь - архитекторы понастроили в стране.
- А где взять других? Приглашать западных?
- Простого решения нет. Надо думать.
- Все ждут вашего нового фильма «Фауст». Объявлено, что в Канне картины не будет. Почему?
- Из-за нехватки финансирования ее не удалось вовремя довести до конца. Стоимость работ оказалась выше, поскольку картина большая, два часа четырнадцать минут, ее технологическая сторона, хоть и не заоблачная, но выше обычного уровня. Проблемы с фестивальным показом нет; покажем в Венеции. Мне хочется освободиться от картины, и только. Пока она не завершена, все висит в голове. Буквально на днях принято решение о русском варианте - продюсер Андрей Сигле настоял на русском закадровом озвучании. Фильм снят на немецком языке. Но вообще - нужен ли русский вариант в принципе? Кому и где показывать?Тем не менее, тетралогия «Молох» - «Телец» - «Солнце» - Фауст» завершена.
- Вы уже, я знаю, начали подготовку к неигровому фильму про Лувр…
- Это его история в годы оккупации. Конечно, «фоном» в памяти моей здесь стоит обожаемый мною Эрмитаж. Тяжелейшую драму, хотя и по-разному, пережили эти два музея в годы войны. Фильм в голове сложился давно, дирекция Лувра предложила мне сделать картину года три назад …
- Под впечатлением от «Русского ковчега»?
- Конечно. Наконец, дошло до дела. В Лувре сильный кинодепартамент, опытные люди, но эта тема была для них, возможно, неожиданностью. Они уже собирают средства, я отсматриваю хронику. История еще сложнее, чем я предполагал: франко-германские отношения в те годы, отсвечивающие в нынешнее время; они касаются и еще коснутся и нас… Оператором будет Бруно Дельбоннель, который снимал и «Фауста». Хотя в основном хроника. Мы должны съемки провести осенью, так как в 2012 году в Лувре начнутся большие ремонтные работы.
- Двадцать лет в каждом интервью вы говорите, что серьезное кино в России никому не нужно и пора уезжать. И все же вы здесь.
- Да, это невозможно объяснить.
Ольга Шервуд
Режиссер Александр Сокуров// © Ольга Шервуд
- Прошло двадцать лет с той поры, как рухнул прежний строй. Вы помните свои тогдашние настроения?
- Главным было ощущение, что ничего быстро не произойдет. Я был уверен, что все обратимо. И сейчас уверен. Никаких преград для возврата к прошлому не воздвигнуто. А что-то стало еще более драматичным. Резко упал средний уровень культуры, это серьезнейший показатель объективного регресса в стране. Любое государство может опираться только на уровень культуры населения. У нас столько претензий к власти потому, что народ с ней - сообщающиеся сосуды.
Фактическое исчезновение бесплатного образования - колоссальная ошибка государства и общества. В России, с ее спецификой, категорически нельзя усложнять получение образования. Учитель и врач должны быть обожаемы государством. Государство само по себе не нужно никому, оно существует, чтобы не зверели люди, чтобы была социальная и духовная культура.
Я, конечно, встревожен тем, что исчез мой зритель - научно-техническая и гуманитарная интеллигенция, студенты. Потеря аудитории для кинематографа просто трагична. У фильма нет основания появляться в кинотеатрах. Я снимаю, понимая, что Россия этого не увидит.
- Так что, все было зря?
- Нет, не зря. Но увы, исторические узлы завязывались так быстро, что никто не успевал не то что развязывать, а даже заметить. Сейчас этих узлов огромное количество, и возникают новые. И я не вижу людей, которые могли бы осмыслить полученный опыт; может быть, таким человеком был Гайдар… Сейчас вокруг только те, кто непрерывно латает дыры. Везде с иглами бегают люди, зашивают дырки, а ткань рвется и рвется…
Иногда кажется странным, что мы вообще выжили, не утонули в крови. Так называемый революционный национальный подъем быстро закончился, пошла рутина жизни, к которой в России не привыкли.
- Что должна делать российская интеллигенция?
- Сколь есть возможность работать, не проявляя политической фанаберии, брезгливости. Надо работать. Продолжать делать то, что делал. Практически что-то менять. И не бояться власти, она абсолютно не страшна. Не надо допускать никакой истерии. Ко всякого рода истериям быстро привыкают и вообще ничего не слышат; исчезает смысл.
Современной власти легко - у нее нет серьезных противников. Противодействие непоследовательное и не величественное, я бы так сказал. Поэтому нынешняя ситуация может продолжаться бесконечно долго, если не возникнет стихийный бунт.
Многие образованные и популярные люди ведут себя просто подло. Подвякивают, подтявкивают власти совершенно осмысленно, ради выгоды. Вокруг властвующих персон создается гнусное зловонное болото. А огромное число молодежи деградирует через необузданное, ничем не сдерживаемое развитие так называемого футбольного движения. Это гигантский аллигатор, который пожирает огромные средства и приучает к кровавым зрелищам. Когда после матчей «Зенита» идет толпа этих так называемых болельщиков, уже совсем нетрезвых, - все в страхе разбегаются.
Поощрение этих явлений преступно. Не говоря уже о таких вещах, как конфликт с Чечней, в котором не разобрались до сих пор. Я продолжаю говорить, что это был классический мятеж. Сейчас там процветает идеология победителей, она выливается на улицы и Москвы, и Петербурга, и других городов. Финансирование Чечни сильно превышает то, что получают остальные районы. Это вульгарная политика. Пока эти уроки 90-х не будут учтены, все будет тлеть и возвращаться на круги своя. Управление государством есть тяжелая интеллектуальная работа, а не тушение пожаров, это работа над картой страны, со всеми балансами. Давно изжила себя, без всякого сомнения, сама форма существования нашего государства. Размер страны неподъемный для хлипкой федеративной формы. Чтобы удержать страну в единстве, нужна огромная консолидация - или новая форма федеративности. Безусловно, без смены столицы не обойтись. Корни чудовищного опошления идеи государства, увы, в Москве, где не осталось живых мест.
- Ехать на восток?
- Вопрос специалистам. Но цепь управленческих традиций не разорвать, не переосмыслив государственного устройства России. Иначе - ее распад. В Иркутске нам говорят: «У вас там, в России».
- Вы не чураетесь активной гражданственной деятельности. А теперь еще и ведете мастерскую режиссуры в Нальчике. Как это случилось?
- Меня всегда удивляло, что Северный Кавказ остался без кинематографа. В регионе с колоссальной энергетической традицией, с очень непростым культурно-идеологическим прошлым и раньше была только небольшая документальная студия во Владикавказе. Года два назад ректор Кабардино-Балкарского университета попросил помочь, они получили разрешение от министерства образования открыть мастерскую. Почему-то я решил это сделать. Хотя никаких амбициозных намерений у меня нет, экономической - если рассуждать «современно» - выгоды никакой.
Был объявлен конкурс, прошли экзамены, набрано было 15 человек от 36 до 18 лет. Ко второму семестру двое отчислились. Ребята - постарше; девочки, их больше, есть и молоденькие совсем. Осетины, кабардинцы, балкарцы, из Дагестана парень один, есть девочка из чеченской семьи, пережила войну, семья бежала от войны в Германию, потом обосновалась в Нальчике.
Университет большой, 15 тысяч студентов, с блестящими кафедрами математическими, физическими, химическими, поскольку в республике было много заводов, работавших по военному госзаказу. Но было понятно, что своими силами университет качественного художественного образования дать не может. Мы стали приглашать педагогов из обеих столиц: по гуманитарным дисциплинам и по специальным - сценическое движение, техника речи… Несколько преподавателей местных.
Было трудно. Я сразу сказал ребятам, что раз они получают государственный диплом, для них нет неважных дисциплин. Никакой богемности. Запрещено пропускать занятия. Некая расслабленность, характерная для любого юга, столкнулась с нашей северной напористостью. И месяца через четыре ребята начали решительно меняться. Сегодня они неузнаваемы.
Они будут режиссерами телевидения, кино, радио, театра, те, кто не сможет работать в этих сферах, пригодится в управленцах культуры, так как будет компетентным, грамотным специалистом.
- Это бесплатная учеба?
- Четверть мест платных, чем я очень недоволен.
- Программа выстроена, как во ВГИКе?
- Примерно. Кабардино-Балкария, будучи одной из самых уникальных республик, запущена культурно. Ни одна радиостанция не вещает на родном языке. Некоторые ребята вообще его не знают, а русский - едва-едва. Тяжело и без культурного «фона». Педагог по истории театра из Москвы потеряла энтузиазм, когда поняла, что ученики не знают ничего вообще. К тому же, есть опасения за свою жизнь, там неспокойно.
Второй семестр ребята приедут закончить в Петербурге, где почти месяц будут жить в студенческом общежитии и заниматься в аудитории одного из вузов. Они уже приезжали на пятидневную практику, были у меня на перезаписи по «Фаусту», смотрели спектакли... Нагрузка и впечатления огромные. Эти люди к подаркам не привыкли. Даже в России не представляют себе, как тяжело жить человеку на Кавказе материально. Сейчас ректор Барасби Сулейманович Карамурзов добился «социальной» добавки к крошечным стипендиям. Вообще, эта мастерская для него - сплошная головная боль. Нужно оплачивать приезды педагогов. Нужно построить хороший просмотровый зал. Купили три съемочных камеры… Он прикладывает огромные усилия, чтобы все было. Но в истории Кавказа это первый такой случай.
- Почему вы не сделали национальную мастерскую в Москве или Петербурге, как это делают обычно?
- Нельзя отрывать взрослых людей от общества, в котором они родились, от национального уклада. Многие потом не возвращаются. А вернувшись, теряют интерес к жизни на родине и не занимаются художественным творчеством.
Им надо лишь подставить плечо, помочь. А дальше они должны сами. Я сразу сказал: не знаю, что будет через два, три года. Поэтому будем учиться быстрее, чем обычно в кинематографическом вузе. Меня гораздо меньше интересует героическое прошлое ваших народов, владение кинжалом или скачка на лошадях, чем ваша способность рассказывать о любви. Вы пришли учиться европейскому искусству и должны быть конкурентоспособными.
Первое задание съемочное было - письмо к матери. То, что касается обычной жизни. Девочка из Чечни сделала работу - письмо к матери от шахидки, которая уходит в Россию. Не побоялась.
Вижу, как образование, строгость, целенаправленные усилия меняют людей. Я делаю замечания только профессионального свойства, смысловых ограничений нет. Спокойная, умная, последовательная работа решает очень многие вопросы. Без выстраивания идеологической истерии, рекламных акций. Если бы так же работала политическая система страны, в том числе и на Кавказе, многих проблем не стало бы. Без общего развития региона нашим выпускникам трудно будет работать…
- А сказывается ли как-то на обучении их вера?
- Кинематографическое искусство в принципе светское. Я запретов на мусульманские темы не ставлю, но прошу не делать религиозных акцентов. Сам на занятиях стараюсь реже обращаться к христианской традиции, хотя на лекциях по живописи, по архитектуре о ней так или иначе заходит речь. В работах студентов их герои обращаются к Аллаху, но не более того. Я говорю им постоянно: обучитесь сначала мастерству, познайте разумные принципы и затем войдите в этот мир. Вы сами потом определите, насколько вам нужна русская культура и жизнь с Россией, с русскими. И по моим наблюдениям, им трудно себя представить вне контакта с Россией. В отличие от Чечни, где молодежь решительно настроена на объединение с Турцией.
- Какие курсы читаете лично вы?
- Режиссуру документального и игрового кино. Еще - анализ кинематографического изображения: например, мы смотрим фильм на иностранном языке и учимся его понимать без диалогов.
- На сколько лет рассчитано обучение?
- Четыре года, пятый - дипломный. Еще надо, чтобы они овладели телевизионной спецификой, я договорился с руководством местного отделения РТР о практических занятиях.
- Вы встретили понимание?
- Здесь - да. Однако не на уровне федерального округа или президента республики.
- Но ведь президент Каноков - герой одного из ваших фильмов в цикле «Интонация»?
- К мастерской не проявил никакого интереса. Мы ни разу с тех пор не встретились, хотя я пытался - чтобы попробовать получить какие-то гранты для студентов, для педагогов. Нужна и поддержка для приобретения техники… Думаю, для властей республики и Южного федерального округа мы - некий раздражающий фактор. Они не понимают, зачем вообще это нужно. Нынешнее состояние, видимо, устраивает очень многих. Зачем им группа людей, которые уже базово чувствуют себя совершенно иначе?
- Другие студенты, наверное, завидуют вашим?
- Пока не знаю.
- Такой отрыв не опасен для ваших учеников?
- Да, они закончат учебу, и начнется борьба. Им придется нелегко. Пока я с большим удовольствием наблюдаю, насколько им нравится быть всем вместе. Но их будущее меня волнует.
- Из кинематографистов кто-то предложил вам свою помощь?
- Нет. Только трое моих давних коллег и товарищей сказали, что готовы приехать и дать мастер-класс.
- Зато ваша градозащитная деятельность, я знаю, привлекает в Петербурге очень многих людей. Зачем вам понадобилось уже лет пять назад так плотно войти в нее?
- Понимаю вопрос. Многие люди, почитаемые мной, говорят, что все бесполезно, что я теряю время, Петербурга уже нет, а из страны надо уезжать.
- Они себе купили билеты?
- Некоторые купили жилье - там… Мне трудно объяснить, зачем я это делаю, но поддерживает результат. Очень долго его не было, но теперь удалось наладить системное общение губернатора города и градозащитников. Матвиенко уже пять раз встречалась с нами, мы говорим ей нелицеприятные вещи. Например, она была огорчена, когда увидела карту разрушений за последние двадцать лет (договорились с Пиотровским, что сдадим ее в Эрмитаж как экспонат), но от дальнейших контактов не отказывается. Показала себя человеком слова. Ведет себя строго, не давит, своим статусным положением не пользуется. Надеюсь, она постепенно понимает, что наши предложения надо учитывать. Что надо менять всю градостроительную политику в Петербурге, пересматривать генеральный план, начинать серьезный разговор о том, что наши чудовищные - я уже нигде не сдерживаюсь - архитекторы понастроили в стране.
- А где взять других? Приглашать западных?
- Простого решения нет. Надо думать.
- Все ждут вашего нового фильма «Фауст». Объявлено, что в Канне картины не будет. Почему?
- Из-за нехватки финансирования ее не удалось вовремя довести до конца. Стоимость работ оказалась выше, поскольку картина большая, два часа четырнадцать минут, ее технологическая сторона, хоть и не заоблачная, но выше обычного уровня. Проблемы с фестивальным показом нет; покажем в Венеции. Мне хочется освободиться от картины, и только. Пока она не завершена, все висит в голове. Буквально на днях принято решение о русском варианте - продюсер Андрей Сигле настоял на русском закадровом озвучании. Фильм снят на немецком языке. Но вообще - нужен ли русский вариант в принципе? Кому и где показывать?Тем не менее, тетралогия «Молох» - «Телец» - «Солнце» - Фауст» завершена.
- Вы уже, я знаю, начали подготовку к неигровому фильму про Лувр…
- Это его история в годы оккупации. Конечно, «фоном» в памяти моей здесь стоит обожаемый мною Эрмитаж. Тяжелейшую драму, хотя и по-разному, пережили эти два музея в годы войны. Фильм в голове сложился давно, дирекция Лувра предложила мне сделать картину года три назад …
- Под впечатлением от «Русского ковчега»?
- Конечно. Наконец, дошло до дела. В Лувре сильный кинодепартамент, опытные люди, но эта тема была для них, возможно, неожиданностью. Они уже собирают средства, я отсматриваю хронику. История еще сложнее, чем я предполагал: франко-германские отношения в те годы, отсвечивающие в нынешнее время; они касаются и еще коснутся и нас… Оператором будет Бруно Дельбоннель, который снимал и «Фауста». Хотя в основном хроника. Мы должны съемки провести осенью, так как в 2012 году в Лувре начнутся большие ремонтные работы.
- Двадцать лет в каждом интервью вы говорите, что серьезное кино в России никому не нужно и пора уезжать. И все же вы здесь.
- Да, это невозможно объяснить.
Ольга Шервуд