Казбек.
Оригинал взят у egra в Лучше гор...
Казбек. Когда я услышал это слово не как что-то упомянутое и отстраненное, а обращенное вдруг именно в свой адрес - в душе всколыхнулось. Не просто место, не столько гора - весь комплекс таинственной, романтической и опасной альпинистской жизни вмиг превратился из далекого и абстрактного понятия в вероятный и внезапно близкий вариант моей. Это из разряда тех вещей, которые почему-то никогда не “примерял” на себя, но которые всегда захватывали воображение, и я всякий раз с неизменным интересом смотрел и читал о потрясающих историях, судьбах, характерах... И тут вдруг ко мне - “Пойдешь?”
А-а-а... м-м-м... Да, конечно! Только, ведь, я ж это, того... не альпинист вовсе. Казбек!
1.
Для меня это что-то совсем запредельное, высокое и серьезное. И, вообще, это какое-то приглашение в сказку! Анатолий был спокоен и уверен: “Я посмотрел за тобой - справишься”. Вот тебе и раз! Тут же, по ходу, выяснилось, что мне готовы помочь всем, чего мне не хватает для такого рода походов. Как тут не согласиться? По рукам! И вот я уже в Москве, где намечен сбор группы. В поезде познакомился с остальными участниками: Григорием и Александром. Выяснилось, что кроме меня тут только бывалые горновосходители. Средний возраст группы 48,5, я - самый молодой, старшему - 61. С ходу все разговоры на неведомом мне доселе сленге - тьма впервые услышанных выражений и терминов. Это сбивает с толку: язык тот же, русский, а понимаешь с трудом. Горняшка, альпинёры, зарубаться, жумарить, шхельда - без конца и края, в ворохе знакомых букв я блуждал в поисках значений, иногда интуитивно их угадывая. И так полтора суток под стук колес и свежие открытия - до Владикавказа.
За два дня в поезде я узнал о горах столько, сколько за всю жизнь не ведал. Кое-где на меня нагнали жути. Оказалось, что на каждого по-разному действует высота, что все очень индивидуально и зачастую нелицеприятно, что “горняшка” может захватить резко и жестко: как психику, так и здоровье. И это никак не предугадать. Причем, по статистике чаще подкашивает как раз-таки здоровяков, а сухопарым везет значительно больше. Нередки случаи, когда люди впадают в летаргический сон, не просыпаясь утром, кого-то выворачивает наизнанку, пока не спустится, голова кружится без остановки, у кого-то напрочь отшибает аппетит, кто-то превращается “в овоща”, пуская слюни, в ком-то просыпаются спрятанные демоны... и так далее и тому подобное. От таких разговоров романтическая картина альпинистского бытия таяла на глазах. А мужики улыбаются, веселятся - явное предвкушение долгожданной вылазки. Жару в общий котел приподнятого настроения подлил Григорий, который в какой-то момент включил песню “Это, бл.., горы!”, из которой я также понял едва ли половину. Но генеральная фраза, конечно, прицепилась моментально. С этой поры припев частенько гулял в атмосфере нашей группы.
2.
Долго ли, коротко ли, в окнах забрезжили призрачные горные силуэты. И вот мы уже в столице Северной Осетии - поторговались с местными таксистами, выяснили как лучше перемахнуть в Грузию, не теряя на это времени, и посреди того же дня очутились у подножия Казбека, в поселке Степанцминда, который находится уже на высоте 1744 метров над уровнем моря.
3.
Самое первое и очевидное ощущение гор - Величие. Древние великаны, самые верхние места планеты, где живет человек и куда он способен дойти своим ходом.
4.
Вид в ту самую сторону пленил меня сразу. Взгляд поневоле все время ускользал к Вершине. Желание разглядеть ее без мешающих взгляду мелочей родилось незамедлительно. И не у меня одного: после трапезы мы пошли на разведку на ближайший склон, где было на что посмотреть.
5.
6.
Отсюда открываются еще более восхищающие виды на Гору. Выискивая ракурсы и ловя свет, я пробегал и проползал тут до сумерек. Подумать только, кто-то каждый день видит это из окна...
7.
День 1
Будильник прервал сон младенца. Первый день похода: еще неизвестно, сколько сегодня топать куда-нибудь во-о-он туда... И пилили мы до упора, в прямом смысле. Двинули около 7 утра, шли с остановками по 5-10 минут в час, а окончательно остановились примерно в 4 пополудни - и то, по всей видимости, пёрли б мы и дальше, если б не возникшее препятствие. Все это время я очень нуждался только в одном - еде! Чем выше мы поднимались, тем чаще, больше и острее я о ней мечтал! А альпинёры лишь ухмыляются и ржут надо мной. Даже не представляю, что бы я делал, если бы не настоял утром на покупке лаваша! И еще, кажется, шустро растворился во мне выданный в заначку сникерс. Засада, короче. Жара еще приличная стоит. И без того-то идти нелегко в жестких горных ботах. Вот иду всю дорогу и анализирую, а нравится ли мне вот так вот потеть, шаг за шагом двигаясь к какой-то пресловутой цели? И все не могу себе четко ответить, но зато чувствую, что само по себе это изнурительное и медлительное действие не вызывает у меня раздражения или чего-то подобного. И не появляются мысли “поскорей бы это закончилось”. Нет, только одна ясная и звонкая - “когда мы уже пожрём?!” Позже мне-таки объяснят, что по пути мы не ели, “чтобы не расслабляться”, ибо известно, что когда человек сыт - он ленив. Я это прекрасно понимаю, но зачем же впадать в крайности?!
Хех, как выяснится в скором времени - как раз этот лейтмотив и окажется главной отличительной чертой моих спутников. Алогичность, иррациональность, сумбурность, “всё или ничего” - их общий конёк. В голове долго не умещалось, как столь строгое (в моем прежнем тающем понимании) и рискованное занятие альпинизмом можно сочетать в принципе с такой расхлябанностью, бесшабашностью и несерьезностью. К примеру, для облегчения физической нагрузки мы взяли с собой продуктов впритык, без основательного расчета. И на этом фоне, когда я на второй день похода узрел, как весело, расточительно и хаотично исчезает наш провиант - спохватился и стал взывать к разуму взрослых дядек, которые превратились на горе в детей. “Эй, ребята, вы чего?! Нам же так уже через пару дней есть нечего будет!”. В общем, смятение от подобных откровений я испытаю еще неоднократно. Но теперь уже, спустя время, смотрю на это несколько иначе. Нынче есть ощущение, что это своего рода подсознательное поведение людей, которые вырвались наконец-то в свою любимую среду, на волю, пришли сюда за острыми ощущениями, риском, который устраивают, в том числе и рукотворно, сами себе, чтобы испытать всецело то, зачем они здесь...
8.
Так-с, забежал я чегой-то вперед. Значит, дошли мы до границы “зеленки” и ледника. И шли б мы и дальше, если б не остановил нас бурлящий поток бурой воды, который мы безрезультатно попытались преодолеть. И не только мы: к вечеру по обеим сторонам реки заметно повырастали палатки. Наш первый лагерь был на высоте примерно 2700-2800 метров. Здесь я впервые почувствовал легкое головокружение, неуловимый привкус эйфории. Но длилось это недолго. Открыв фотографический резерв нерастраченных сил, я сбегал еще на соседний гребень окинуть взглядом округу. И в очередной раз удивился визуальному обману в масштабах, когда казалось, что прошвырнуться тут всего ничего, а поднявшись лишь до середины намеченного вдруг обнаружил, что пятна палаток уже еле различимы.
9.
В ту ночь не спалось совершенно - мысли и впечатления вскружили разум и засели в груди.
День 2
Поутру преграду не узнать: река сильно обмелела. И чтобы успешно ее форсировать - нельзя медлить, ибо с первыми лучами солнца ледник снова начинал плавиться. Вскоре мы добрались и до него. Тут я впервые примерил “кошки” - на ходу учился непривычной манере передвижения.
10.
С ледника уже видно старинное здание бывшей метеостанции (3675 метров н.у.м). Нынче там за плату предоставляют твердую крышу над головой. Также имеется столовая и некое подобие организованного, но добровольного учета прибывших или проходящих. На стене здания четко видна надпись на инглиш “стоянка - 10 лари”.
11.
Поблизости - водопровод, туалет, гора мусора, палатки, навьюченные кони. Эти животные здесь главный элемент превосходства, а также преимущество и бизнес. Они выполняют функции шерп (носильщиков), поднимают и тех, кому не идется самому. Но выше метеостанции лошадиный навоз уже не встречается. Буквально на 200 метров вверх (не по тропе, а по вертикали) есть две стоянки для штурмовых лагерей: у белого и черного крестов. Мы встали на первой. Высота около 3850.
12.
По периметру - с десяток палаток, оживленная атмосфера. Тут ландшафт уже совсем необычный и столько всего интересного - влечет изведать. Я нашел в себе силы пройтись, но они очень быстро иссякали, ибо каждый шаг вязнешь в своего рода щебне - с виду твердь, а по факту зыбучие пески.
13.
Спускаться еще куда ни шло, а подниматься - испытание: одышка, головокружение, слабость. Все покрыто каким-то буро-кофейным пеплом, ходить здесь боязно - не понятно, куда можно наступить, а куда не стоило бы. Кругом сплошная опасность: трещины, провалы, обвалы...
14.
И это я еще лишь на границе белого льда. А там, подальше - ух-х-х! Пока даже не рискну, и здесь-то с непривычки поджилки трясутся, и это при моей-то взбалмошности.
Наснимал кучу кадров, но уже дома почти все забраковали, ибо совершенно не понятно, что на картинке - сплошная абстракция, безмасштабная мешанина. А глазами, помню, ва-а-ах!
15.
С нашей стоянки хороший обзор во все стороны, включая ту, откуда мы пришли. Конечно, при условии, наличия ясной погоды. А она-то как раз начинала портиться.
16.
И в скором времени, с наступлением ночи на нас обрушились всевозможные виды осадков с громом и молниями: дождь, снег, град, ветрище, мороз. Где-то неподалеку шумно осыпаются скалы, будто прямо на нас, ну или совсем рядом. Не до сна совсем. Палатка до утра ходит ходуном, от напора стихии она капитально просела и явно подустала. Так и не понял, спал я или нет все это время. Думаю, остальные тоже вряд ли.
День 3
Когда “на улице” посветлело, стало видно, что все вокруг накрыло снежным одеялом. Источник нашей мутной питьевой воды подиссяк - из-за холода c горы почти не течет.
17.
Погода и утихомирившаяся стихия располагают “сидеть дома” и, может быть, наконец-то вздремнуть.
18.
Неожиданно Анатолий предлагает устроить акклиматизационный выход - это необходимое условие для успешного последующего восхождения: организм привыкает к перепадам высоты, возрастает запас выносливости. Реакция остального большинства на эту инициативу неодобрительна, но мудрец настаивает, приводя очевидные доводы. Хмуро-туманная погода и его смущает, но акклимуха необходима. В итоге пошли. Наметили добраться как минимум до самой верхней стоянки, на плато.
19.
По пути подраспогодилось. Я повесил на шею фотик и периодически “поливал”, восхищаясь преображающемуся по мере нашего продвижения пейзажу. Поэтому постоянно отставал, но периодически включал режим “турбо” и нагонял уменьшавшиеся на снегу “точки”.
20.
Слева - язык ледника, справа - стена горы, под ногами - следы, благодаря которым понятно, куда и как лучше идти. Снег скрыл большинство неровностей рельефа, но самые глубокие и широкие провалы в нем все равно зияют. Иногда их можно миновать лишь перепрыгивая или аккуратно “шурша” по ледово-каменистым кромкам, которые называют “мостами”. При этом часто кажется, что они вот-вот обвалятся после впередиидущего, но затем ступаешь сам со сжимающимся животом и вдруг минуешь опасность. А она в какой-то момент стала чересчур явной - начались присыпанные “мукой” трещины ледника.
21.
Пошли в связке. Тут-то и начинаешь постепенно понимать, когда, как говорится, за дело берутся профи. Опытные и натренированные, они делают все так, что ты даже не замечаешь в этом чего-то особенного, но понимаешь, что сам бы так не смог. Наверное, неслучайно в среде альпинистов принято выражение “работать”, когда речь идет о восхождениях...
22.
В целом шли мы весьма бодро, но все равно до плато добрались часа через 4 только. А по вертикали-то всего и поднялись метров на 500. Я, видимо, никак не привыкну, сложно сопоставить каждый раз: затраченные силы, время и пройденное расстояние. Забрались, в общем, мы примерно на 4300, передохнули: чаёк, легкий перекус, истории. Погода изменилась, и мы возвращались объятые уже новым снежным пленом. Следы заметало моментально: в поле зрения - мука и бледные силуэты на веревке. Вниз идти было не легче: полпути назад нас хлестал ледяной ветер ледяными иглами + на моих не горных солнечных очках налипло так, что я еле разбирал, куда ступать, + трещины, переход которых затруднен еще более свежими снежными заносами. Потом уже ноги еле передвигал - просто выкидывал их вперед, а под конец еще и бахнулся на 5-ю точку.
Готовить еду пришлось в тамбуре, ужинали в итоге вчетвером в 2х-местной палатке - зато уютно. Все как-то подобрели. Видать, проветрились не зря. Теперь уже разговоры про горы мне намного понятнее и ближе, лексикон не вызывает недоумения за редким исключением. Говорят, что на восхождение может уйти часов 9 в одну сторону - думать об этом как-то жутко...
23.
День 4
Утро - в столь плотной пелене тумана, что еле различимы уже привычные силуэты камней в лагере. А когда я крутился в поисках интересных кадров, заметил еле различимую молчаливую вереницу теней спасателей, шедших наверх.
24.
За все время нашего пребывания на горе, здесь произошло несколько несчастных случаев. И хоть по альпинистским меркам Казбек не считается особо трудным для восхождения - на его склонах покоится предостаточно трагедий. Крутость гор если и оценивать, то не только их характером, рельефом и особенностью климата, но и в том числе человеческими факторами: неосторожностью, самонадеянностью, жаждой невозможного. Ну и, конечно же, от случайностей никто не застрахован. Все же любая гора - это зона риска. Однако, по всей видимости, среди альпинистов куда больше людей с обостренным инстинктом самосохранения. Мы встретили много не дошедших до цели (по причине плохого самочувствия, истощенного провианта, поджимающих сроков или погоды). Все же именно она, погода - фундаментальный фактор в горах. Мгновенные её перемены здесь чувствуются особенно обостренно, ибо никуда толком от этого не скрыться - лишь вовремя покинуть стоянку, уйти вниз.
25.
Когда туман отступил, оказалось, что лагерь почти опустел. Прошлись по стоянкам: сожгли кучу мусора, нашли оставленную еду. Наши запасы ощутимо увеличились. А они, кстати, к тому времени уже прилично оскудели. Наверное, все ж, мои спутники ходят под счастливой звездой, Вселенная благоволит им. Пища и дальше будет материализовываться на нашем столе день ото дня. Просто чудо какое-то, иначе и не скажешь. При том, что нерациональное и расточительное отношение к продовольствию средь нас лишь росло. Я и сам одурел от своего и без того активного аппетита.
26.
К нам-таки заглянуло в гости солнце - наконец-то основательно просушились. Засияли лица. Каждый выспался впервые вдоволь - говорят, “акклимуха” помогла. Общение средь нас забавное, шутливое, странноватое даже - будто всех слегка цепанула и одурманила “горняшка”. За собой заметна легкая тенденция к неспешному и спокойному осмыслению реальности, реакции несколько замедленны, приторможены, рассеянны. Организм чувствуешь как никогда: резкие движения - одышка, головокружение, конечности опухают, сгибаться и разгибаться тяжело. Дыхание неравномерное, даже если ничего не делаешь. Его просто как-то ясно замечаешь, ритм сбивается при любых мало-мальских, привычных движениях. За обычными и простыми движениями тела словно наблюдаешь со стороны, они даются непривычно тяжелее, медленнее, как, наверное, космонавту.
27.
28.
В этот день я подолгу наблюдал, как туда-сюда бегает облачный туман, то накрывая нас, то опускаясь, открывая доступ света, а мы находимся прям на этой границе. Заприметил также, как Анатолий задумчиво смотрит ввысь, то ли изучая возможности, то ли скучая по ним. В случае удачного восхождения этому человеку останется подняться еще на одну гору, и он станет обладателем редкого и почетного среди альпинистов титула “Снежный барс”. Забавно, что мои спутники с улыбкой говорят обо всех этих формальностях: учет нахоженных километров и вершин, ведение статистики собственных заслуг и общественного признания.
29.
Все это время наши палатки расположены неподалеку от валуна, превосходящего по величине все вокруг. На нем табличка. Где-то здесь покоится друг Анатолия. Не скажу за всех горновосходителей, но мои спутники резко реагируют на слово “покорить”.
30.
День 5
Снова не идем на вершину. Снова “нелётная” погода. К тому же по наблюдениям бывалых и их опыту, сегодня - лавинная опасность. Мы отошли от намеченного плана на два дня. Теперь уже вся территория лагеря пуста - мы тут одни. Да и если б не удача - нам бы уже нечем было питаться и пришлось бы тоже спускаться. Даже у метеостанции внизу виднеется буквально пара тентов. Видимо, погода окончательно спугнула всех желающих. И хоть рассвет был необычайно безмятежным и идилличным, вскоре облака снизу снова натащило на нас. Гора явно не торопится подпускать к своему пику, как будто выдерживает характер, проверяя истинность нашего стремления.
31.
Сплошное ожидание будто витает в воздухе. Появилась идея, чтобы совсем не заскучать, сходить на часовню - местную достопримечательность. Будет нам заодно еще одна акклиматизация. К тому же этот путь лежит через “метеостанцию”, где можно наверняка чуть развеяться и найти еще какой-нибудь еды. Сказано - сделано. Под крышей, действительно, немного полегчало.
32.
Здесь, наверное, открывается душещипательный вид, но мы об этом не узнаем, так как плотный туман неотрывно сопровождает нас всюду. В нем же мы возвращаемся на стоянку, где в течение оставшегося дня будем периодически слышать грохот обваливающихся скал и прочую какофонию. Глядя на все происходящее несложно догадаться, что весь здешний ландшафт находится в постоянном и непрерывном изменении: замерзает, тает, откалывается, разбивается, осыпается, утекает...
33.
34.
Меня с первого дня влекло к массивным трещинам ледника, и вот настал тот день, когда уже не было столь страшно пробираться к нему через буераки морены. За эти дни я более-менее приноровился, изучил, присмотрел возможные переправы. И наконец-то шагнул в ледяные владения.
35.
Туман добавлял эффектности к разыгравшемуся воображению. Все тут какое-то гигантское, величественное и совершенно фантастическое. Лишь те самые обвалы скал и их перекаты теперь слышны необычайно близко. В один из таких моментов я не на шутку взволновался, и все тело мое напружинилось в готовности отскочить, если будет возможно, в сторону от катящейся на меня глыбы. Но ничего такого не стряслось, ибо звук в 100-процентной влажности несопоставим с расстояниями, а они здесь космических масштабов.
36.
Поэтому особо не побегаешь - быстро устаешь. Ходишь все время с оглядкой на время и прикидываешь, как далеко спуститься, ибо потом в два-три раза дольше возвращаться. Мне все хотелось добраться до трещин и заглянуть в них. Так вот, если с лагеря они выглядят как тонкие нити разломов, то отсюда, под ногами, это целые гигантские провалы, уходящие невообразимо глубоко вниз. Многие не перепрыгнуть даже, приходится обходить за десятки метров.
37.
Да и в общем поверхность этого огромного пласта замерзшей воды легко спутать с поверхностью иной планеты. Немыслимую картину дополняла ограниченная видимость и изредка прорывающийся свет. Короче, интересно тут до жути, или, можно сказать, жутко интересно - все вперемешку!
38.
Под вечер на удивление на небесах стало немного рассасываться. Остатки зари я вылавливал уже у почти родного ручья.
39.
А Анатолий всерьез заговорил, что пора сворачиваться, так как газ и еда на исходе, да и ни к чему это - торчать понапрасну на высоте, нужен нормальный отдых, восстановление. Если завтра погоды не будет - уходим.
День 6
Будильник звенит где-то в 3 утра. С замиранием выглядываем за борт. Не может быть! Ясно! С неба на нас глядят мириады звезд.
40.
Неужели идем?! Да! И вот теперь на нашей стоянке кожей чувствуется наэлектризованность энтузиазма. Но вместе с тем никакой суеты или детского задора - все спокойно, сосредоточенно, но с осязаемым воодушевлением. Пакуем рюкзаки, берем только самое необходимое, завтракаем и вперёд.
41.
Всего за пару часов мы буквально влетели на перевал. По дороге застали рассвет - первые лучи легли на гору напротив лагеря, что остался внизу. Все надели железки, веревки, очки, намазались кремом от загара и пошли в связке. На плато, откуда начинается “финишная прямая”, солнце коснулось и нас. Мои спутники преобразились, их недавняя расхлябанность, несерьезность и сумбурность куда-то испарились, уступив место героям романов. Я подобные картинки встречал лишь, или воображал где-то там. А вот они уж предо мной - стойкие силуэты в суровых условиях: жесткое солнце, снежная пыль, рьяный мороз. И все взаправду - происходит и со мною, я тоже здесь, сейчас! Аж дух захватывает! А какой здесь звонкий воздух, чистые цвета, полное ощущение некой стерильной среды, будто уже в космосе...
42.
Не стану таить, где-то здесь моя эйфория стала быстро выветриваться. И с каждой минутой, с каждым шагом во мне будет проясняться, что вся та романтика, которую я себе представлял в подобных случаях - миф. Да, безусловно, все, что заходит за границы привычного, обычного, а также среднестатистических человеческих возможностей, неволей вызывает Восхищение. Но когда ты сам оказался лицом к лицу с этой жёсткой действительностью, когда вдруг нет сил двигаться, а без движения тут же замерзаешь, когда ты почти не дышишь, когда еле ползешь, и теряешь... теряешь смысл всего этого занятия - его нещадно заметает как следы за спиной. Вот уж где напрочь отшибает почти все чувства и ощущения. За ними наблюдаешь как со стороны, через мутное пуленепробиваемое стекло. И время: то ли растянулось как жвачка, то ли замерло, или замёрзло.
43.
Чем выше, тем холоднее. В какой-то момент я понял, что мозг потерял контакт с большим пальцем на руке. Инстинкт самосохранения все еще тут: отрезвляет и возвращает. И я уже тру свою конечность как ошалелый, а она - никак. Сую в подмышку - нет эффекта. Так-так-так, что б еще придумать, где осталось тепло?! Руку в пах - о, есть контакт! Здесь не место нормам приличия и уж тем паче рассуждениям - лишь четкие, конкретные действия спасают положение. Вот только одна проблема - связь с реальностью. Она так плавно ускользает - не заметить. Бесконечная вечность - ввысь.
44.
Фотоаппарат болтается на моей шее до самой вершины, без единого щелчка, смолкнув в самом начале марш-броска. Совершенно не до него. Тело действует согласно глубокому пониманию о сохранении энергии: каждое движение на чаше весов. Только самое необходимое: пульс, дыхание, шаги. Даже смотреть по сторонам нет ни сил, ни желания. Фокус всего внимания сосредоточен лишь на одной вещи - веревка. Она - прямая и единственная связь с настоящим. С ней все просто и понятно: натягивается - надо передвигать ногами, провисла - пора остановиться. И стук сердца еще, отчетливо его помню - он как маятник. В остальном - плавающее головокружение и одышка.
Изредка взгляд наверх, где бескрайняя неопределенность и пара знакомых силуэтов; и влево, где уровень горизонта неожиданно клином по сравнению со склоном, на котором стоишь, или уже почти лежишь; и вправо, где кряхтит соседняя связка; и за спину, когда вдруг возникает сопротивление - там Григорий. На восхождении обнаружилось, что ему резко поплохело. Он грешил на шпроты, 2 банки которых мы лихо навернули накануне. И теперь ему дурно, его мутит, он слаб, он буквально мычит на вопросы. Какая б причина ни была на самом деле, факт оказался налицо - он еле шел. Тут же мне вспомнился случай - в каком-то из разговоров Григорий позволил себе насмешку в адрес Горы, и его одернул Анатолий со словами “Ну зачем ты так?! Ты ж не маленький - знаешь, что она слышит”. Такое вот интересное совпадение или случайность. И все же Гриша восходил, пусть медленно, но несмотря ни на что. И хоть в его вялых движениях и бессвязной речи мало надежды, он не сдастся.
И вот наступает тот миг, когда это беспредельно долгое, медленное, монотонное, молчаливое продвижение вдруг прерывается возгласом. Что?! А-а-а-а, да лаааадно?! Неизвестные резервы организма мобилизуются, и вот уже по всему телу - волна, прилив, цунами восторга и радости! И ведь только что я плелся кое-как, а теперь каждый шаг - как прыжок. Психика рулит воображением на всех парах. Я стремительно приближаюсь к эпицентру массы человеческих стремлений, к одному из пиков нашей планеты, к своему первому высокогорному достижению... Я падаю на колени, и в тот же миг все пространство вокруг заполняется необъяснимым гулом, который не похож ни на что слышанное ранее. Секунд 5 или 10, не более - сложно сказать, ибо все это время я, видимо, был в особом состоянии. Так и не понял, откуда звук, что это вообще было, и было ли.
45.
На вершине - целая толпа. И еще подходят. Многонационально. Отметился и известный грузинский альпинист Бедзина. Верхняя точка Казбека весьма компактная, при таком раскладе здесь становится тесновато. И летят отсюда во все стороны ликованье и возгласы. А вокруг - горы, горы, горы... сколько хватает глаз. 5 тысяч метров над уровнем моря, а когда забираешься сюда, то кажется, что и - над уровнем оставшегося под ногами ландшафта. Окрыляющее чувство заполняет душу - кажется, что достиг вершины мира! Вдали хорошо виден большой брат Эльбрус. Вон самолет летит на уровне горизонта: на такой же высоте, что мы сейчас стоим.
46.
Не успел я опомниться, как слышу “пора спускаться”. Как так?! Мы ж только поднялись! Почему? Я не понимаю, к чему было столько потеть, убиваться, страдать и не побыть в итоге на столь долгожданной вершине?! Может, хоть чаю попьем? В ответ все те же многозначительные взгляды, полные тайного смысла, и краткие слова, типа “так надо”. За прошедшие дни я уже понял, что означают подобные выражения, и стал полностью доверять им. Лишь выпросил себе еще пяток минут на то, чтобы пощелкать. Хотя, по-честному, фотографировать здесь было нечего, с художественной точки зрения - так тем более, да и с документальной тоже; так, на память, иль показать кому, что был. Очевидно, такие снимки не передадут и грамма тех ощущений, что испытывают попавшие сюда - скорее, лишь собьют с толку.
47.
Чаю мы так и не попили. Я подкинул дров в топку (набил рот остатками заначек), и мы пошли вниз. Как уже было неоднократно замечено ранее, но успешно подзабыто, спуск оказался едва ли не сложнее восхождения. Поначалу я даже отказывался верить, что мы так пойдем: крутизна такая, что одно неловкое движение - и до свиданья. Без кошек тут делать нечего, однозначно. И хоть воодушевления у меня поприбавилось после подъема, оно стало снова шустро иссякать. После изрядной нервотрепки и акробатики мы наконец-то спустились к более пологой части горы. Я снова стал ощущать истощение “электроэнергии” в своем организме, но остальные были единодушны во мнении, что задерживаться нельзя - нужно спешить вниз, в лагерь.
48.
На удачу лишь, прихворавший Гриша возымел право голоса, и мы остановились-таки на чай. Здесь-то меня и прорвало. Я искренне и неистово хотел заполучить ясный ответ на один простой вопрос, который зрел все эти дни и который пронзил меня окончательно при подъеме: Зачем?! Зачем вам эти запары и сложности? Ведь это ж все сплошная маета с кучей умышленных страданий и мук. Ни Анатолий, ни Александр не дали внятного ответа, который бы удовлетворил мое любопытство. Григорий тот вообще отказывался говорить, пока после очередной настойчивой попытки ни выдал: “А вот ты почему фотографируешь?” Я слегка замешкался, но, заглянув в себя, нашелся: “Нравится”. На что он тут же - “Так и здесь то же самое”. И остальные собратья одобрительно заулыбались. Не знаю, мне остается лишь гадать, слукавили они или нет, видимо это все же весьма личная тема. Однако, ответ был для меня более-менее объясним, хоть в него и верилось с трудом. С другой стороны кому-то, наверное, также сложно поверить в то, от чего балдею я. На весь оставшийся путь “домой” у меня теперь была уйма времени, чтобы порассуждать над новой загадкой человеческой души. Но к чему это, если готов её просто принять?..
49.
Сначала мокрый снег съедал остатки наших сил, а после плато - он же удвоил эффект перемежаясь с грязью. И только здесь, под непрестанно рушащимися стенами Казбека, возвращаясь с его вершины в полном измождении, для меня наглядно сложилась вся цельная картина происходящих процессов жизнедеятельности Земли. Хорошо видно как снег и лед, являясь неотъемлемой и составной частью горы, формируют её при осадках и холоде и разрушают оную на солнце и жаре. Только увидев столь близко, как и откуда возникает вода, которая устремляется на сотни километров, пока не прибежит к океану, понимаешь то, что и так знал, но теперь уже не из учебников, а совсем на ином уровне - непосредственно.
Всю оставшуюся дорогу мы шли под различную музыку геологических трансформаций: с отвесов стекали сели, сыпались и катились камни, бурлили потоки. Один отрезок пути был особенно занятным: как в гигантском боулинге с отвеса срывались валуны и катились далеко и долго, с грохотом пересекая тропы и вылетая на ледник. Здесь запросто можно было оказаться кеглей. И вообще, Казбек - потухший еще до нашей эры вулкан, и если он вдруг решит проснуться, то кеглей не оберешься на километры вокруг.
До лагеря мы шли целую вечность. Когда наконец-то мое тело завалилось на знакомый камень у знакомой палатки, казалось, что я намного счастливее, чем когда поднялся на вершину. Я был готов рыдать, не мог поверить, что все позади, что этот момент таки настал. Еще и солнце пригревает, благода-а-ать. Кстати, я чуть не заблудился в поисках нашей стоянки - весь штурмовой лагерь не узнать: куча людей, палаток, тентов, ковриков - все преобразилось так, будто мы не были здесь неделю. Забавно видеть, как природа коррелирует количество людей в своих владениях.
50.
Видимо, все испытанное и пройденное было написано на моем лице, ибо по мере приближения к лагерю все чаще выпадало благодарить окружающих за поздравления. Итог: 10 часов ровно на туда-обратно, поднялись за 6. Сказать, что я устал - ничего не сказать. Я даже не помню, что происходило потом. И ума не приложу, как у меня в руках снова оказалась камера, а в ногах - мочь.
51.
Я чуток поснимал уходящий день, а после ужина побрел и в ночь, борясь со сном и вселенским измождением. Что-то двигало меня во тьму. Кажется, мой дух бродил отдельно от тела, потому что я до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Наверное, ясное ночное небо таит для обращенного к нему потенциал неиссякаемой энергетики.
52.
53.
В проблесках памяти (хоть ей и свойственно приукрашать) я вижу свой завороженный и неотрывный взгляд вверх, чувствую, как умиротворение и благодать льются на меня прям из космоса, а может быть я просто себе это придумал. При полностью поглощенном внимании миллиарды светящихся точек производят ошеломляющий эффект и будто находят ключ к тайнам твоей души, о которых сам не подозревал, задевают внутри что-то совершенно необъяснимое.
54.
Следующий день наши четыре воодушевленных тела парили с горы вниз, в цивилизацию. Мы будто летели, светясь изнутри. Анатолий вообще выглядел как сияющий гуру, он источал вокруг себя ауру счастья и добра: останавливался пообщаться почти с каждым встречным, не взирая на языковые и прочие препятствия. И людей здесь удивительно много, со всего мира, всевозможные нации - идут, все идут на Казбек и с него, дойдя или нет до своих целей. Помню, как забавно и теперь совсем иначе было смотреть на мокрых запыхавшихся, кто шел навстречу, вспоминая себя в таком же состоянии. А теперь у меня на лбу прям - “я сделал это!” Неописуемое удовлетворение переполняет, распирает, окрыляет.
55.
И погода снова шепчет, как в первый день. 6 часов - и мы в поселке. О-о-о! Это надо было видеть! Эффект от возвращения невероятен. Мы обезумели: свежие овощи, фрукты, сыр, хлеб, вино, “Боржоми”, кровать, горячая вода! А-а-а! От всего столь привычного и давно знакомого вдруг получаешь массу ярчайших эмоций. Все, буквально каждая мелочь, вызывает восхищение и радость. Эйфории не было предела весь оставшийся вечер, который мы провели на веранде, застольничая, смеясь и наслаждаясь терпким дыханием Жизни.
56.
И в целом обнаруживается удивительное: на самом деле кайф накрывает тогда, когда спустился. Оказывается, восхождение не имеет смысла без возвращения - на вершине некогда расслабиться, а вот сидя внизу!.. Отсюда открывался просторный вид на Казбек - великан, в настойчивых объятьях которого каждый из нас прожил своё. Теперь на этого почтенного старца глядишь са-а-а-всем иначе. Теперь вообще на горы смотришь по-другому - они при каждом упоминании или попадании на глаза задевают где-то внутри ту тонкую струну, которая впервые дрогнула на “моей” первой горе...
57.
Что тут скажешь: “Это, бл.., ГОРЫ!”
Казбек. Когда я услышал это слово не как что-то упомянутое и отстраненное, а обращенное вдруг именно в свой адрес - в душе всколыхнулось. Не просто место, не столько гора - весь комплекс таинственной, романтической и опасной альпинистской жизни вмиг превратился из далекого и абстрактного понятия в вероятный и внезапно близкий вариант моей. Это из разряда тех вещей, которые почему-то никогда не “примерял” на себя, но которые всегда захватывали воображение, и я всякий раз с неизменным интересом смотрел и читал о потрясающих историях, судьбах, характерах... И тут вдруг ко мне - “Пойдешь?”
А-а-а... м-м-м... Да, конечно! Только, ведь, я ж это, того... не альпинист вовсе. Казбек!
1.
Для меня это что-то совсем запредельное, высокое и серьезное. И, вообще, это какое-то приглашение в сказку! Анатолий был спокоен и уверен: “Я посмотрел за тобой - справишься”. Вот тебе и раз! Тут же, по ходу, выяснилось, что мне готовы помочь всем, чего мне не хватает для такого рода походов. Как тут не согласиться? По рукам! И вот я уже в Москве, где намечен сбор группы. В поезде познакомился с остальными участниками: Григорием и Александром. Выяснилось, что кроме меня тут только бывалые горновосходители. Средний возраст группы 48,5, я - самый молодой, старшему - 61. С ходу все разговоры на неведомом мне доселе сленге - тьма впервые услышанных выражений и терминов. Это сбивает с толку: язык тот же, русский, а понимаешь с трудом. Горняшка, альпинёры, зарубаться, жумарить, шхельда - без конца и края, в ворохе знакомых букв я блуждал в поисках значений, иногда интуитивно их угадывая. И так полтора суток под стук колес и свежие открытия - до Владикавказа.
За два дня в поезде я узнал о горах столько, сколько за всю жизнь не ведал. Кое-где на меня нагнали жути. Оказалось, что на каждого по-разному действует высота, что все очень индивидуально и зачастую нелицеприятно, что “горняшка” может захватить резко и жестко: как психику, так и здоровье. И это никак не предугадать. Причем, по статистике чаще подкашивает как раз-таки здоровяков, а сухопарым везет значительно больше. Нередки случаи, когда люди впадают в летаргический сон, не просыпаясь утром, кого-то выворачивает наизнанку, пока не спустится, голова кружится без остановки, у кого-то напрочь отшибает аппетит, кто-то превращается “в овоща”, пуская слюни, в ком-то просыпаются спрятанные демоны... и так далее и тому подобное. От таких разговоров романтическая картина альпинистского бытия таяла на глазах. А мужики улыбаются, веселятся - явное предвкушение долгожданной вылазки. Жару в общий котел приподнятого настроения подлил Григорий, который в какой-то момент включил песню “Это, бл.., горы!”, из которой я также понял едва ли половину. Но генеральная фраза, конечно, прицепилась моментально. С этой поры припев частенько гулял в атмосфере нашей группы.
2.
Долго ли, коротко ли, в окнах забрезжили призрачные горные силуэты. И вот мы уже в столице Северной Осетии - поторговались с местными таксистами, выяснили как лучше перемахнуть в Грузию, не теряя на это времени, и посреди того же дня очутились у подножия Казбека, в поселке Степанцминда, который находится уже на высоте 1744 метров над уровнем моря.
3.
Самое первое и очевидное ощущение гор - Величие. Древние великаны, самые верхние места планеты, где живет человек и куда он способен дойти своим ходом.
4.
Вид в ту самую сторону пленил меня сразу. Взгляд поневоле все время ускользал к Вершине. Желание разглядеть ее без мешающих взгляду мелочей родилось незамедлительно. И не у меня одного: после трапезы мы пошли на разведку на ближайший склон, где было на что посмотреть.
5.
6.
Отсюда открываются еще более восхищающие виды на Гору. Выискивая ракурсы и ловя свет, я пробегал и проползал тут до сумерек. Подумать только, кто-то каждый день видит это из окна...
7.
День 1
Будильник прервал сон младенца. Первый день похода: еще неизвестно, сколько сегодня топать куда-нибудь во-о-он туда... И пилили мы до упора, в прямом смысле. Двинули около 7 утра, шли с остановками по 5-10 минут в час, а окончательно остановились примерно в 4 пополудни - и то, по всей видимости, пёрли б мы и дальше, если б не возникшее препятствие. Все это время я очень нуждался только в одном - еде! Чем выше мы поднимались, тем чаще, больше и острее я о ней мечтал! А альпинёры лишь ухмыляются и ржут надо мной. Даже не представляю, что бы я делал, если бы не настоял утром на покупке лаваша! И еще, кажется, шустро растворился во мне выданный в заначку сникерс. Засада, короче. Жара еще приличная стоит. И без того-то идти нелегко в жестких горных ботах. Вот иду всю дорогу и анализирую, а нравится ли мне вот так вот потеть, шаг за шагом двигаясь к какой-то пресловутой цели? И все не могу себе четко ответить, но зато чувствую, что само по себе это изнурительное и медлительное действие не вызывает у меня раздражения или чего-то подобного. И не появляются мысли “поскорей бы это закончилось”. Нет, только одна ясная и звонкая - “когда мы уже пожрём?!” Позже мне-таки объяснят, что по пути мы не ели, “чтобы не расслабляться”, ибо известно, что когда человек сыт - он ленив. Я это прекрасно понимаю, но зачем же впадать в крайности?!
Хех, как выяснится в скором времени - как раз этот лейтмотив и окажется главной отличительной чертой моих спутников. Алогичность, иррациональность, сумбурность, “всё или ничего” - их общий конёк. В голове долго не умещалось, как столь строгое (в моем прежнем тающем понимании) и рискованное занятие альпинизмом можно сочетать в принципе с такой расхлябанностью, бесшабашностью и несерьезностью. К примеру, для облегчения физической нагрузки мы взяли с собой продуктов впритык, без основательного расчета. И на этом фоне, когда я на второй день похода узрел, как весело, расточительно и хаотично исчезает наш провиант - спохватился и стал взывать к разуму взрослых дядек, которые превратились на горе в детей. “Эй, ребята, вы чего?! Нам же так уже через пару дней есть нечего будет!”. В общем, смятение от подобных откровений я испытаю еще неоднократно. Но теперь уже, спустя время, смотрю на это несколько иначе. Нынче есть ощущение, что это своего рода подсознательное поведение людей, которые вырвались наконец-то в свою любимую среду, на волю, пришли сюда за острыми ощущениями, риском, который устраивают, в том числе и рукотворно, сами себе, чтобы испытать всецело то, зачем они здесь...
8.
Так-с, забежал я чегой-то вперед. Значит, дошли мы до границы “зеленки” и ледника. И шли б мы и дальше, если б не остановил нас бурлящий поток бурой воды, который мы безрезультатно попытались преодолеть. И не только мы: к вечеру по обеим сторонам реки заметно повырастали палатки. Наш первый лагерь был на высоте примерно 2700-2800 метров. Здесь я впервые почувствовал легкое головокружение, неуловимый привкус эйфории. Но длилось это недолго. Открыв фотографический резерв нерастраченных сил, я сбегал еще на соседний гребень окинуть взглядом округу. И в очередной раз удивился визуальному обману в масштабах, когда казалось, что прошвырнуться тут всего ничего, а поднявшись лишь до середины намеченного вдруг обнаружил, что пятна палаток уже еле различимы.
9.
В ту ночь не спалось совершенно - мысли и впечатления вскружили разум и засели в груди.
День 2
Поутру преграду не узнать: река сильно обмелела. И чтобы успешно ее форсировать - нельзя медлить, ибо с первыми лучами солнца ледник снова начинал плавиться. Вскоре мы добрались и до него. Тут я впервые примерил “кошки” - на ходу учился непривычной манере передвижения.
10.
С ледника уже видно старинное здание бывшей метеостанции (3675 метров н.у.м). Нынче там за плату предоставляют твердую крышу над головой. Также имеется столовая и некое подобие организованного, но добровольного учета прибывших или проходящих. На стене здания четко видна надпись на инглиш “стоянка - 10 лари”.
11.
Поблизости - водопровод, туалет, гора мусора, палатки, навьюченные кони. Эти животные здесь главный элемент превосходства, а также преимущество и бизнес. Они выполняют функции шерп (носильщиков), поднимают и тех, кому не идется самому. Но выше метеостанции лошадиный навоз уже не встречается. Буквально на 200 метров вверх (не по тропе, а по вертикали) есть две стоянки для штурмовых лагерей: у белого и черного крестов. Мы встали на первой. Высота около 3850.
12.
По периметру - с десяток палаток, оживленная атмосфера. Тут ландшафт уже совсем необычный и столько всего интересного - влечет изведать. Я нашел в себе силы пройтись, но они очень быстро иссякали, ибо каждый шаг вязнешь в своего рода щебне - с виду твердь, а по факту зыбучие пески.
13.
Спускаться еще куда ни шло, а подниматься - испытание: одышка, головокружение, слабость. Все покрыто каким-то буро-кофейным пеплом, ходить здесь боязно - не понятно, куда можно наступить, а куда не стоило бы. Кругом сплошная опасность: трещины, провалы, обвалы...
14.
И это я еще лишь на границе белого льда. А там, подальше - ух-х-х! Пока даже не рискну, и здесь-то с непривычки поджилки трясутся, и это при моей-то взбалмошности.
Наснимал кучу кадров, но уже дома почти все забраковали, ибо совершенно не понятно, что на картинке - сплошная абстракция, безмасштабная мешанина. А глазами, помню, ва-а-ах!
15.
С нашей стоянки хороший обзор во все стороны, включая ту, откуда мы пришли. Конечно, при условии, наличия ясной погоды. А она-то как раз начинала портиться.
16.
И в скором времени, с наступлением ночи на нас обрушились всевозможные виды осадков с громом и молниями: дождь, снег, град, ветрище, мороз. Где-то неподалеку шумно осыпаются скалы, будто прямо на нас, ну или совсем рядом. Не до сна совсем. Палатка до утра ходит ходуном, от напора стихии она капитально просела и явно подустала. Так и не понял, спал я или нет все это время. Думаю, остальные тоже вряд ли.
День 3
Когда “на улице” посветлело, стало видно, что все вокруг накрыло снежным одеялом. Источник нашей мутной питьевой воды подиссяк - из-за холода c горы почти не течет.
17.
Погода и утихомирившаяся стихия располагают “сидеть дома” и, может быть, наконец-то вздремнуть.
18.
Неожиданно Анатолий предлагает устроить акклиматизационный выход - это необходимое условие для успешного последующего восхождения: организм привыкает к перепадам высоты, возрастает запас выносливости. Реакция остального большинства на эту инициативу неодобрительна, но мудрец настаивает, приводя очевидные доводы. Хмуро-туманная погода и его смущает, но акклимуха необходима. В итоге пошли. Наметили добраться как минимум до самой верхней стоянки, на плато.
19.
По пути подраспогодилось. Я повесил на шею фотик и периодически “поливал”, восхищаясь преображающемуся по мере нашего продвижения пейзажу. Поэтому постоянно отставал, но периодически включал режим “турбо” и нагонял уменьшавшиеся на снегу “точки”.
20.
Слева - язык ледника, справа - стена горы, под ногами - следы, благодаря которым понятно, куда и как лучше идти. Снег скрыл большинство неровностей рельефа, но самые глубокие и широкие провалы в нем все равно зияют. Иногда их можно миновать лишь перепрыгивая или аккуратно “шурша” по ледово-каменистым кромкам, которые называют “мостами”. При этом часто кажется, что они вот-вот обвалятся после впередиидущего, но затем ступаешь сам со сжимающимся животом и вдруг минуешь опасность. А она в какой-то момент стала чересчур явной - начались присыпанные “мукой” трещины ледника.
21.
Пошли в связке. Тут-то и начинаешь постепенно понимать, когда, как говорится, за дело берутся профи. Опытные и натренированные, они делают все так, что ты даже не замечаешь в этом чего-то особенного, но понимаешь, что сам бы так не смог. Наверное, неслучайно в среде альпинистов принято выражение “работать”, когда речь идет о восхождениях...
22.
В целом шли мы весьма бодро, но все равно до плато добрались часа через 4 только. А по вертикали-то всего и поднялись метров на 500. Я, видимо, никак не привыкну, сложно сопоставить каждый раз: затраченные силы, время и пройденное расстояние. Забрались, в общем, мы примерно на 4300, передохнули: чаёк, легкий перекус, истории. Погода изменилась, и мы возвращались объятые уже новым снежным пленом. Следы заметало моментально: в поле зрения - мука и бледные силуэты на веревке. Вниз идти было не легче: полпути назад нас хлестал ледяной ветер ледяными иглами + на моих не горных солнечных очках налипло так, что я еле разбирал, куда ступать, + трещины, переход которых затруднен еще более свежими снежными заносами. Потом уже ноги еле передвигал - просто выкидывал их вперед, а под конец еще и бахнулся на 5-ю точку.
Готовить еду пришлось в тамбуре, ужинали в итоге вчетвером в 2х-местной палатке - зато уютно. Все как-то подобрели. Видать, проветрились не зря. Теперь уже разговоры про горы мне намного понятнее и ближе, лексикон не вызывает недоумения за редким исключением. Говорят, что на восхождение может уйти часов 9 в одну сторону - думать об этом как-то жутко...
23.
День 4
Утро - в столь плотной пелене тумана, что еле различимы уже привычные силуэты камней в лагере. А когда я крутился в поисках интересных кадров, заметил еле различимую молчаливую вереницу теней спасателей, шедших наверх.
24.
За все время нашего пребывания на горе, здесь произошло несколько несчастных случаев. И хоть по альпинистским меркам Казбек не считается особо трудным для восхождения - на его склонах покоится предостаточно трагедий. Крутость гор если и оценивать, то не только их характером, рельефом и особенностью климата, но и в том числе человеческими факторами: неосторожностью, самонадеянностью, жаждой невозможного. Ну и, конечно же, от случайностей никто не застрахован. Все же любая гора - это зона риска. Однако, по всей видимости, среди альпинистов куда больше людей с обостренным инстинктом самосохранения. Мы встретили много не дошедших до цели (по причине плохого самочувствия, истощенного провианта, поджимающих сроков или погоды). Все же именно она, погода - фундаментальный фактор в горах. Мгновенные её перемены здесь чувствуются особенно обостренно, ибо никуда толком от этого не скрыться - лишь вовремя покинуть стоянку, уйти вниз.
25.
Когда туман отступил, оказалось, что лагерь почти опустел. Прошлись по стоянкам: сожгли кучу мусора, нашли оставленную еду. Наши запасы ощутимо увеличились. А они, кстати, к тому времени уже прилично оскудели. Наверное, все ж, мои спутники ходят под счастливой звездой, Вселенная благоволит им. Пища и дальше будет материализовываться на нашем столе день ото дня. Просто чудо какое-то, иначе и не скажешь. При том, что нерациональное и расточительное отношение к продовольствию средь нас лишь росло. Я и сам одурел от своего и без того активного аппетита.
26.
К нам-таки заглянуло в гости солнце - наконец-то основательно просушились. Засияли лица. Каждый выспался впервые вдоволь - говорят, “акклимуха” помогла. Общение средь нас забавное, шутливое, странноватое даже - будто всех слегка цепанула и одурманила “горняшка”. За собой заметна легкая тенденция к неспешному и спокойному осмыслению реальности, реакции несколько замедленны, приторможены, рассеянны. Организм чувствуешь как никогда: резкие движения - одышка, головокружение, конечности опухают, сгибаться и разгибаться тяжело. Дыхание неравномерное, даже если ничего не делаешь. Его просто как-то ясно замечаешь, ритм сбивается при любых мало-мальских, привычных движениях. За обычными и простыми движениями тела словно наблюдаешь со стороны, они даются непривычно тяжелее, медленнее, как, наверное, космонавту.
27.
28.
В этот день я подолгу наблюдал, как туда-сюда бегает облачный туман, то накрывая нас, то опускаясь, открывая доступ света, а мы находимся прям на этой границе. Заприметил также, как Анатолий задумчиво смотрит ввысь, то ли изучая возможности, то ли скучая по ним. В случае удачного восхождения этому человеку останется подняться еще на одну гору, и он станет обладателем редкого и почетного среди альпинистов титула “Снежный барс”. Забавно, что мои спутники с улыбкой говорят обо всех этих формальностях: учет нахоженных километров и вершин, ведение статистики собственных заслуг и общественного признания.
29.
Все это время наши палатки расположены неподалеку от валуна, превосходящего по величине все вокруг. На нем табличка. Где-то здесь покоится друг Анатолия. Не скажу за всех горновосходителей, но мои спутники резко реагируют на слово “покорить”.
30.
День 5
Снова не идем на вершину. Снова “нелётная” погода. К тому же по наблюдениям бывалых и их опыту, сегодня - лавинная опасность. Мы отошли от намеченного плана на два дня. Теперь уже вся территория лагеря пуста - мы тут одни. Да и если б не удача - нам бы уже нечем было питаться и пришлось бы тоже спускаться. Даже у метеостанции внизу виднеется буквально пара тентов. Видимо, погода окончательно спугнула всех желающих. И хоть рассвет был необычайно безмятежным и идилличным, вскоре облака снизу снова натащило на нас. Гора явно не торопится подпускать к своему пику, как будто выдерживает характер, проверяя истинность нашего стремления.
31.
Сплошное ожидание будто витает в воздухе. Появилась идея, чтобы совсем не заскучать, сходить на часовню - местную достопримечательность. Будет нам заодно еще одна акклиматизация. К тому же этот путь лежит через “метеостанцию”, где можно наверняка чуть развеяться и найти еще какой-нибудь еды. Сказано - сделано. Под крышей, действительно, немного полегчало.
32.
Здесь, наверное, открывается душещипательный вид, но мы об этом не узнаем, так как плотный туман неотрывно сопровождает нас всюду. В нем же мы возвращаемся на стоянку, где в течение оставшегося дня будем периодически слышать грохот обваливающихся скал и прочую какофонию. Глядя на все происходящее несложно догадаться, что весь здешний ландшафт находится в постоянном и непрерывном изменении: замерзает, тает, откалывается, разбивается, осыпается, утекает...
33.
34.
Меня с первого дня влекло к массивным трещинам ледника, и вот настал тот день, когда уже не было столь страшно пробираться к нему через буераки морены. За эти дни я более-менее приноровился, изучил, присмотрел возможные переправы. И наконец-то шагнул в ледяные владения.
35.
Туман добавлял эффектности к разыгравшемуся воображению. Все тут какое-то гигантское, величественное и совершенно фантастическое. Лишь те самые обвалы скал и их перекаты теперь слышны необычайно близко. В один из таких моментов я не на шутку взволновался, и все тело мое напружинилось в готовности отскочить, если будет возможно, в сторону от катящейся на меня глыбы. Но ничего такого не стряслось, ибо звук в 100-процентной влажности несопоставим с расстояниями, а они здесь космических масштабов.
36.
Поэтому особо не побегаешь - быстро устаешь. Ходишь все время с оглядкой на время и прикидываешь, как далеко спуститься, ибо потом в два-три раза дольше возвращаться. Мне все хотелось добраться до трещин и заглянуть в них. Так вот, если с лагеря они выглядят как тонкие нити разломов, то отсюда, под ногами, это целые гигантские провалы, уходящие невообразимо глубоко вниз. Многие не перепрыгнуть даже, приходится обходить за десятки метров.
37.
Да и в общем поверхность этого огромного пласта замерзшей воды легко спутать с поверхностью иной планеты. Немыслимую картину дополняла ограниченная видимость и изредка прорывающийся свет. Короче, интересно тут до жути, или, можно сказать, жутко интересно - все вперемешку!
38.
Под вечер на удивление на небесах стало немного рассасываться. Остатки зари я вылавливал уже у почти родного ручья.
39.
А Анатолий всерьез заговорил, что пора сворачиваться, так как газ и еда на исходе, да и ни к чему это - торчать понапрасну на высоте, нужен нормальный отдых, восстановление. Если завтра погоды не будет - уходим.
День 6
Будильник звенит где-то в 3 утра. С замиранием выглядываем за борт. Не может быть! Ясно! С неба на нас глядят мириады звезд.
40.
Неужели идем?! Да! И вот теперь на нашей стоянке кожей чувствуется наэлектризованность энтузиазма. Но вместе с тем никакой суеты или детского задора - все спокойно, сосредоточенно, но с осязаемым воодушевлением. Пакуем рюкзаки, берем только самое необходимое, завтракаем и вперёд.
41.
Всего за пару часов мы буквально влетели на перевал. По дороге застали рассвет - первые лучи легли на гору напротив лагеря, что остался внизу. Все надели железки, веревки, очки, намазались кремом от загара и пошли в связке. На плато, откуда начинается “финишная прямая”, солнце коснулось и нас. Мои спутники преобразились, их недавняя расхлябанность, несерьезность и сумбурность куда-то испарились, уступив место героям романов. Я подобные картинки встречал лишь, или воображал где-то там. А вот они уж предо мной - стойкие силуэты в суровых условиях: жесткое солнце, снежная пыль, рьяный мороз. И все взаправду - происходит и со мною, я тоже здесь, сейчас! Аж дух захватывает! А какой здесь звонкий воздух, чистые цвета, полное ощущение некой стерильной среды, будто уже в космосе...
42.
Не стану таить, где-то здесь моя эйфория стала быстро выветриваться. И с каждой минутой, с каждым шагом во мне будет проясняться, что вся та романтика, которую я себе представлял в подобных случаях - миф. Да, безусловно, все, что заходит за границы привычного, обычного, а также среднестатистических человеческих возможностей, неволей вызывает Восхищение. Но когда ты сам оказался лицом к лицу с этой жёсткой действительностью, когда вдруг нет сил двигаться, а без движения тут же замерзаешь, когда ты почти не дышишь, когда еле ползешь, и теряешь... теряешь смысл всего этого занятия - его нещадно заметает как следы за спиной. Вот уж где напрочь отшибает почти все чувства и ощущения. За ними наблюдаешь как со стороны, через мутное пуленепробиваемое стекло. И время: то ли растянулось как жвачка, то ли замерло, или замёрзло.
43.
Чем выше, тем холоднее. В какой-то момент я понял, что мозг потерял контакт с большим пальцем на руке. Инстинкт самосохранения все еще тут: отрезвляет и возвращает. И я уже тру свою конечность как ошалелый, а она - никак. Сую в подмышку - нет эффекта. Так-так-так, что б еще придумать, где осталось тепло?! Руку в пах - о, есть контакт! Здесь не место нормам приличия и уж тем паче рассуждениям - лишь четкие, конкретные действия спасают положение. Вот только одна проблема - связь с реальностью. Она так плавно ускользает - не заметить. Бесконечная вечность - ввысь.
44.
Фотоаппарат болтается на моей шее до самой вершины, без единого щелчка, смолкнув в самом начале марш-броска. Совершенно не до него. Тело действует согласно глубокому пониманию о сохранении энергии: каждое движение на чаше весов. Только самое необходимое: пульс, дыхание, шаги. Даже смотреть по сторонам нет ни сил, ни желания. Фокус всего внимания сосредоточен лишь на одной вещи - веревка. Она - прямая и единственная связь с настоящим. С ней все просто и понятно: натягивается - надо передвигать ногами, провисла - пора остановиться. И стук сердца еще, отчетливо его помню - он как маятник. В остальном - плавающее головокружение и одышка.
Изредка взгляд наверх, где бескрайняя неопределенность и пара знакомых силуэтов; и влево, где уровень горизонта неожиданно клином по сравнению со склоном, на котором стоишь, или уже почти лежишь; и вправо, где кряхтит соседняя связка; и за спину, когда вдруг возникает сопротивление - там Григорий. На восхождении обнаружилось, что ему резко поплохело. Он грешил на шпроты, 2 банки которых мы лихо навернули накануне. И теперь ему дурно, его мутит, он слаб, он буквально мычит на вопросы. Какая б причина ни была на самом деле, факт оказался налицо - он еле шел. Тут же мне вспомнился случай - в каком-то из разговоров Григорий позволил себе насмешку в адрес Горы, и его одернул Анатолий со словами “Ну зачем ты так?! Ты ж не маленький - знаешь, что она слышит”. Такое вот интересное совпадение или случайность. И все же Гриша восходил, пусть медленно, но несмотря ни на что. И хоть в его вялых движениях и бессвязной речи мало надежды, он не сдастся.
И вот наступает тот миг, когда это беспредельно долгое, медленное, монотонное, молчаливое продвижение вдруг прерывается возгласом. Что?! А-а-а-а, да лаааадно?! Неизвестные резервы организма мобилизуются, и вот уже по всему телу - волна, прилив, цунами восторга и радости! И ведь только что я плелся кое-как, а теперь каждый шаг - как прыжок. Психика рулит воображением на всех парах. Я стремительно приближаюсь к эпицентру массы человеческих стремлений, к одному из пиков нашей планеты, к своему первому высокогорному достижению... Я падаю на колени, и в тот же миг все пространство вокруг заполняется необъяснимым гулом, который не похож ни на что слышанное ранее. Секунд 5 или 10, не более - сложно сказать, ибо все это время я, видимо, был в особом состоянии. Так и не понял, откуда звук, что это вообще было, и было ли.
45.
На вершине - целая толпа. И еще подходят. Многонационально. Отметился и известный грузинский альпинист Бедзина. Верхняя точка Казбека весьма компактная, при таком раскладе здесь становится тесновато. И летят отсюда во все стороны ликованье и возгласы. А вокруг - горы, горы, горы... сколько хватает глаз. 5 тысяч метров над уровнем моря, а когда забираешься сюда, то кажется, что и - над уровнем оставшегося под ногами ландшафта. Окрыляющее чувство заполняет душу - кажется, что достиг вершины мира! Вдали хорошо виден большой брат Эльбрус. Вон самолет летит на уровне горизонта: на такой же высоте, что мы сейчас стоим.
46.
Не успел я опомниться, как слышу “пора спускаться”. Как так?! Мы ж только поднялись! Почему? Я не понимаю, к чему было столько потеть, убиваться, страдать и не побыть в итоге на столь долгожданной вершине?! Может, хоть чаю попьем? В ответ все те же многозначительные взгляды, полные тайного смысла, и краткие слова, типа “так надо”. За прошедшие дни я уже понял, что означают подобные выражения, и стал полностью доверять им. Лишь выпросил себе еще пяток минут на то, чтобы пощелкать. Хотя, по-честному, фотографировать здесь было нечего, с художественной точки зрения - так тем более, да и с документальной тоже; так, на память, иль показать кому, что был. Очевидно, такие снимки не передадут и грамма тех ощущений, что испытывают попавшие сюда - скорее, лишь собьют с толку.
47.
Чаю мы так и не попили. Я подкинул дров в топку (набил рот остатками заначек), и мы пошли вниз. Как уже было неоднократно замечено ранее, но успешно подзабыто, спуск оказался едва ли не сложнее восхождения. Поначалу я даже отказывался верить, что мы так пойдем: крутизна такая, что одно неловкое движение - и до свиданья. Без кошек тут делать нечего, однозначно. И хоть воодушевления у меня поприбавилось после подъема, оно стало снова шустро иссякать. После изрядной нервотрепки и акробатики мы наконец-то спустились к более пологой части горы. Я снова стал ощущать истощение “электроэнергии” в своем организме, но остальные были единодушны во мнении, что задерживаться нельзя - нужно спешить вниз, в лагерь.
48.
На удачу лишь, прихворавший Гриша возымел право голоса, и мы остановились-таки на чай. Здесь-то меня и прорвало. Я искренне и неистово хотел заполучить ясный ответ на один простой вопрос, который зрел все эти дни и который пронзил меня окончательно при подъеме: Зачем?! Зачем вам эти запары и сложности? Ведь это ж все сплошная маета с кучей умышленных страданий и мук. Ни Анатолий, ни Александр не дали внятного ответа, который бы удовлетворил мое любопытство. Григорий тот вообще отказывался говорить, пока после очередной настойчивой попытки ни выдал: “А вот ты почему фотографируешь?” Я слегка замешкался, но, заглянув в себя, нашелся: “Нравится”. На что он тут же - “Так и здесь то же самое”. И остальные собратья одобрительно заулыбались. Не знаю, мне остается лишь гадать, слукавили они или нет, видимо это все же весьма личная тема. Однако, ответ был для меня более-менее объясним, хоть в него и верилось с трудом. С другой стороны кому-то, наверное, также сложно поверить в то, от чего балдею я. На весь оставшийся путь “домой” у меня теперь была уйма времени, чтобы порассуждать над новой загадкой человеческой души. Но к чему это, если готов её просто принять?..
49.
Сначала мокрый снег съедал остатки наших сил, а после плато - он же удвоил эффект перемежаясь с грязью. И только здесь, под непрестанно рушащимися стенами Казбека, возвращаясь с его вершины в полном измождении, для меня наглядно сложилась вся цельная картина происходящих процессов жизнедеятельности Земли. Хорошо видно как снег и лед, являясь неотъемлемой и составной частью горы, формируют её при осадках и холоде и разрушают оную на солнце и жаре. Только увидев столь близко, как и откуда возникает вода, которая устремляется на сотни километров, пока не прибежит к океану, понимаешь то, что и так знал, но теперь уже не из учебников, а совсем на ином уровне - непосредственно.
Всю оставшуюся дорогу мы шли под различную музыку геологических трансформаций: с отвесов стекали сели, сыпались и катились камни, бурлили потоки. Один отрезок пути был особенно занятным: как в гигантском боулинге с отвеса срывались валуны и катились далеко и долго, с грохотом пересекая тропы и вылетая на ледник. Здесь запросто можно было оказаться кеглей. И вообще, Казбек - потухший еще до нашей эры вулкан, и если он вдруг решит проснуться, то кеглей не оберешься на километры вокруг.
До лагеря мы шли целую вечность. Когда наконец-то мое тело завалилось на знакомый камень у знакомой палатки, казалось, что я намного счастливее, чем когда поднялся на вершину. Я был готов рыдать, не мог поверить, что все позади, что этот момент таки настал. Еще и солнце пригревает, благода-а-ать. Кстати, я чуть не заблудился в поисках нашей стоянки - весь штурмовой лагерь не узнать: куча людей, палаток, тентов, ковриков - все преобразилось так, будто мы не были здесь неделю. Забавно видеть, как природа коррелирует количество людей в своих владениях.
50.
Видимо, все испытанное и пройденное было написано на моем лице, ибо по мере приближения к лагерю все чаще выпадало благодарить окружающих за поздравления. Итог: 10 часов ровно на туда-обратно, поднялись за 6. Сказать, что я устал - ничего не сказать. Я даже не помню, что происходило потом. И ума не приложу, как у меня в руках снова оказалась камера, а в ногах - мочь.
51.
Я чуток поснимал уходящий день, а после ужина побрел и в ночь, борясь со сном и вселенским измождением. Что-то двигало меня во тьму. Кажется, мой дух бродил отдельно от тела, потому что я до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Наверное, ясное ночное небо таит для обращенного к нему потенциал неиссякаемой энергетики.
52.
53.
В проблесках памяти (хоть ей и свойственно приукрашать) я вижу свой завороженный и неотрывный взгляд вверх, чувствую, как умиротворение и благодать льются на меня прям из космоса, а может быть я просто себе это придумал. При полностью поглощенном внимании миллиарды светящихся точек производят ошеломляющий эффект и будто находят ключ к тайнам твоей души, о которых сам не подозревал, задевают внутри что-то совершенно необъяснимое.
54.
Следующий день наши четыре воодушевленных тела парили с горы вниз, в цивилизацию. Мы будто летели, светясь изнутри. Анатолий вообще выглядел как сияющий гуру, он источал вокруг себя ауру счастья и добра: останавливался пообщаться почти с каждым встречным, не взирая на языковые и прочие препятствия. И людей здесь удивительно много, со всего мира, всевозможные нации - идут, все идут на Казбек и с него, дойдя или нет до своих целей. Помню, как забавно и теперь совсем иначе было смотреть на мокрых запыхавшихся, кто шел навстречу, вспоминая себя в таком же состоянии. А теперь у меня на лбу прям - “я сделал это!” Неописуемое удовлетворение переполняет, распирает, окрыляет.
55.
И погода снова шепчет, как в первый день. 6 часов - и мы в поселке. О-о-о! Это надо было видеть! Эффект от возвращения невероятен. Мы обезумели: свежие овощи, фрукты, сыр, хлеб, вино, “Боржоми”, кровать, горячая вода! А-а-а! От всего столь привычного и давно знакомого вдруг получаешь массу ярчайших эмоций. Все, буквально каждая мелочь, вызывает восхищение и радость. Эйфории не было предела весь оставшийся вечер, который мы провели на веранде, застольничая, смеясь и наслаждаясь терпким дыханием Жизни.
56.
И в целом обнаруживается удивительное: на самом деле кайф накрывает тогда, когда спустился. Оказывается, восхождение не имеет смысла без возвращения - на вершине некогда расслабиться, а вот сидя внизу!.. Отсюда открывался просторный вид на Казбек - великан, в настойчивых объятьях которого каждый из нас прожил своё. Теперь на этого почтенного старца глядишь са-а-а-всем иначе. Теперь вообще на горы смотришь по-другому - они при каждом упоминании или попадании на глаза задевают где-то внутри ту тонкую струну, которая впервые дрогнула на “моей” первой горе...
57.
Что тут скажешь: “Это, бл.., ГОРЫ!”