(no subject)
"В Базеле я основал еврейское государство"
Дов Конторер
Первое число еврейского месяца элуль выпало в 1897 году на 29 августа. В этот день в концертном зале при базельском городском казино собрались около двухсот делегатов, представлявших группы энтузиастов-сионофилов, сторонников движения "Ховевей Цион", из семнадцати стран Европы, Азии и Америки. Каждым из делегатов было получено незадолго до этого следующее послание:
Уважаемый господин!
С первого по третье элуля сего года в Базеле (Швейцария) состоится Первый сионистский конгресс, на который соберутся сионофилы всех стран. День, когда наши рассеянные по миру братья встретятся, вдохновленные общим замыслом, ознаменует триумф нашего национального возрождения. Базельское собрание положит начало новой эпохе в развитии нашего движения. На этом собрании мы услышим от наших братьев, где бы они ни жили, доклады об их положении и намерениях, и там же определится, чего сионистское движение ждет от своих сторонников. Наша деятельность, разобщенная до настоящего времени, обретет единый и сосредоточенный характер под началом общего руководства, которым будут курироваться все направления нашей работы. Мы узрим собирание изгнанников, способное объединить наши силы для общего великого дела.
Конгресс стремится к достижению близких и реальных целей; все сообщения иного рода [о его вероятных намерениях] являются совершенно надуманными. Все деяния Конгресса будут гласными; в его дебатах и решениях не будет противоречия законам какой-либо страны и нашим гражданским обязанностям [по отношению к странам, в которых мы живем]. Мы особым образом гарантируем, что все деяния Конгресса будут приемлемы для сионофилов России и для досточтимого правительства этой страны.
Настоящим просим Вас, уважаемый господин, и членов Вашего кружка прибыть в Базель для участия в данном собрании. Нашего первого Конгресса с нетерпением ждут друзья и враги, и нам необходимо продемонстрировать всему миру нашу ясную волю и нашу способность [осуществить эту волю на практике]. Если Конгресс не справится со своей задачей, наше движение будет обречено на долгое отступление. Все зависит от массового участия [в работе Конгресса] наших братьев в России, где живет большинство нашего народа.
Мы надеемся, что Вы с полным сознанием своего долга прибудете на это собрание. На Конгрессе можно будет выступать на иврите. В Базеле имеется кошерный пансион. Извольте как можно скорее уведомить нас о Вашем прибытии по указанному адресу. От имени Организационного комитета Сионистского конгресса:
д-р Теодор Герцль, председатель; д-р Маркус Эхренпрейс, секретарь.
Выступающим предоставлялась возможность говорить на иврите; на иврите же был составлен и приведенный выше текст приглашения, но фактически основным языком конгресса служил немецкий. Так было удобнее самому Герцлю, большинству делегатов и, что не менее важно, десяткам аккредитованных на конгрессе представителей прессы. Присутствие в базельском Stadtcasino журналистов из многих стран мира преследовало, по замыслу Герцля, двоякую цель: обеспечить конгрессу максимальный резонанс в международных кругах и, в то же время, устранить подозрения тех, кто имел печальную склонность трактовать любую попытку самоорганизации еврейства в терминах "всемирного заговора".
Слева направо: пригласительный билет делегата Первого сионистского конгресса; здание городского казино в Базеле в конце XIX века;
зал заседаний Первого сионистского конгресса
Полная гласность дискуссий и решений конгресса не предотвратила появление знаменитой фальшивки, распространявшейся под названием "Протоколы сионских мудрецов". Тем не менее, усилия Герцля оправдали себя и в этом частном вопросе: антисемитами утверждалось впоследствии, что "рукопись "Протоколов" была изъята в 1897 году во время сионистского конгресса в Швейцарии из портфеля вождя сионистов", но правительственные службы всех заинтересованных государств твердо знали, что это не так, и если какими-то из правительств сфабрикованные "Протоколы" все же использовались в целях антисемитской пропаганды, то делалось это не по простодушию или неведению, а в порядке сознательной клеветы.
Обращение "Уважаемый господин!", использовавшееся Герцлем в разосланном приглашении, способно ввести в заблуждение: судя по сделанной в Базеле коллективной фотографии, среди участников Первого сионистского конгресса было не менее тринадцати дам. Просмотр списка делегатов позволяет заключить, что многие из них прибыли на конгресс вместе со своими мужьями. Многие, но не все. Данное обстоятельство побуждает отметить, что женщины пользовались в ВСО правом голоса наравне с мужчинами начиная со Второго сионистского конгресса, состоявшегося в 1898 году, и так же обстояло дело в подмандатной британской Палестине, где женщины сразу же получили право избирать и быть избранными в Собрание депутатов (Асефáт ха-нивхарим), служившее высшим представительным органом еврейского населения. Таким образом, сионистское движение оказалось в числе пионеров женского равноправия, наряду с такими странами, как Новая Зелландия и Австралия, где избирательное право для женщин был введено в 1893 и 1902 гг. В большинстве европейских стран и в США женщины были допущены к участию в выборах значительно позже, уже по окончании Первой мировой войны.
Слева направо: делегаты Первого сионистского конгресса; д-р Карл Липпе, старейшина и президент конгресса; сборник протоколов конгресса
То, что на территории Российской Империи в 1897 году проживало 5,2 млн евреев, половина от общей численности еврейского населения всего мира, не было единственной причиной особой адресации Теодора Герцля к сионистам России. Другой причиной было то, что многие из российских сионофилов, примкнувших к движению "Ховевей Цион" задолго до того, как сам Герцль окончательно определился со своим отношением к еврейству под влиянием судебного процесса над Дрейфусом (1894), скептически относились к тому, что Ахад-ха-Ам пренебрежительно называл "герцлизмом".
Смысл прилагавшихся Теодором Герцлем усилий по превращению сионистского движения, существовавшего прежде как более или менее условная сообщность клубов, идейных кружков и ряда связанных с ними изданий, в консолидированный политический субъект, способный немедленно принять на себя полноту ответственности за историческую судьбу еврейского народа и обратиться к прочим субъектам мировой политики с требованием о признании за евреями права на создание своего государства, был осознан в достаточной мере уже тогда, когда стало ясно, что движимая всепоглощающей внутренней страстью и невероятной энергией деятельность Герцля приносит первые результаты.
В 1897 году Герцлю, снискавшему значительную известность своей вышедшей годом раньше книгой "Еврейское государство", еще приходилось опасаться того, что его усилия не будут поняты и поддержаны именно теми, от кого всецело зависела возможность осуществления сионистского проекта. Ему также было известно, что осуществлявшийся им перенос центра тяжести сионистского движения на Запад (в Базель, или, как он изначально планировал, в Мюнхен) с подозрением воспринимается многими из сионистов России - не по причине их бескомпромиссной лояльности русскому царю, а потому, что западноевропейское еврейство, в среде которого особенно ощущалось действие ассимиляционных процессов, никак не могло служить в тот период евреям России примером приверженности национальным ориентирам и интересам. Трезво взирая на эти трудности, Герцль предпринял особые меры к тому, чтобы гарантировать максимально широкое представительство российских евреев среди делегатов Первого сионистского конгресса.
Слева направо: Теодор Герцль; первое издание книги "Еврейское государство"; публичное разжалование Альфреда Дрейфуса
В течение трех дней участниками конгресса было заслушано свыше двадцати докладов, в числе которых были вступительное слово самого Герцля, обзорная лекция Макса Нордау о положении евреев в странах диаспоры, сообщения Адама Розенберга и Яакова Бернштейна-Когана об актуальном положении дел в еврейских земледельческих колониях в Эрец-Исраэль, доклад Натана Бирнбаума об исторических корнях сионизма и пр. По итогам состоявшихся прений конгресс принял несколько практических решений, имевших определяющее значение для еврейского будущего: об учреждении Всемирной сионистской организации, о Базельской программе как идеологической платформе ВСО, о членстве в ВСО и о порядке избрания ее руководящих органов, о создании Еврейского колониального треста (Jewish Colonial Trust, он же Оцáр хитъяшвýт ха-йехудим) с целью кредитной поддержки сионистского проекта.
Кроме того, на Первом сионистском конгрессе в Базеле впервые прозвучали предложения, получившие статус практических решений несколько позже. В числе таковых заслуживают упоминания важные предложения раввина, математика и публициста Германа Шапиры об учреждении Еврейского национального фонда (Кéрен Кайéмет ле-Исраэль), который возьмет на себя задачу приобретения земли в Эрец-Исраэль в коллективную собственность еврейского народа, и об основании Еврейского университета в Иерусалиме.
Первое из этих предложений было утверждено к исполнению Пятым сионистским конгрессом в 1901 году, второе - в 1913 году, незадолго до начала Первый мировой войны, вызвавшей долгую острочку в реализации планов строительства университета. Наряду с дерзновенной задачей создания в Иерусалиме первоклассного интеллектуального центра, замысел Германа Шапиры и поддержавших его ученых (Хаима Вейцмана, Мартина Бубера, Бертольда Файвела и др.) был также направлен на то, чтобы открыть дорогу к высшему образованию еврейской молодежи, подвергавшейся дискриминационным ограничениям при приеме в университеты Восточной Европы.
Как уже отмечалось выше, Герцль изначально планировал созвать сионистский конгресс не в Базеле, а в Мюнхене. Реализовать этот замысел не удалось из-за активного сопротивления группы ортодоксальных и реформистских раввинов, т.н. Protestrabbiner. Напуганные главным тезисом Герцля ("Мы - народ, единый народ"), подрывавшим ставшее привычным для евреев Германии заявление о том, что они являются "немцами Моисеева вероисповедания", подобно немцам-католикам и немцам-протестантам, ортодоксы определенного толка и реформисты всех существовавших тогда мастей объединили силы в борьбе с сионизмом. Дело дошло до того, что Protestrabbiner обратились к правительству Германии с недвусмысленной просьбой запретить сионистскую деятельность на территории этой страны.
Базель, в отличие от Мюнхена, радушно встречал делегатов первых сионистских конгрессов, но вспоминать об этом сегодня, по прошествии ста двадцати лет, в Швейцарии не хотят. Обсуждавшаяся в течение последнего года идея провести в Базеле юбилейную историческую реконструкцию Первого сионистского конгресса при участии премьер-министра Биньямина Нетаниягу, министров израильского правительства, депутатов Кнессета и членов правления Еврейского агентства (Сохнут) столкнулась с достаточно внятным сопротивлением местных властей и центрального правительства в Берне. Ссылаясь на проведение ремонтных работ в историческом здании Stadtcasino, слишком высокую стоимость мероприятий по обеспечению безопасности и иные аргументы такого же рода, швейцарцы дали израильскому руководству понять, что современный Базель не хочет подчеркивать свою связь с историей сионизма. Без этого там живется спокойнее.
Но связь существует, и первый программный документ сионизма навсегда вошел в историю как Базельская программа. Ее краткий текст, сформулированный Максом Нордау, гласил:
Сионизм стремится создать для еврейского народа обеспеченное публичным правом убежище в Палестине. Для достижения этой цели Конгресс рекомендует:
• содействие поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих;
• организацию и объединение всего еврейства с помощью местных и международных учреждений, в соответствии с законами каждой страны;
• укрепление и развитие еврейского национального чувства и национального самосознания;
• предварительные меры для получения согласия правительств на осуществление целей сионизма.
Слева направо: розданный делегатам конгресса рукописный текст Базельской программы; Макс Нордау; статья Макса Нордау "Мускульный иудаизм"
Значение Базельской программы проще всего объяснить, вернувшись к затронутой выше теме догерцлианского сионизма. Под влиянием культурных и политических процессов Нового времени, включавших заметное усиление национальных начал в жизни европейских народов, традиционная еврейская мечта о духовном и физическом возрождении Израиля стала все чаще восприниматься как достижимый исторический горизонт, а не набор метаисторических верований, заведомо выходящий за рамки любого актуального помысла. Проведению Первого сионистского конгресса, созданию Всемирной сионистской организации и даже движению "Ховевей Цион" предшествовала с тридцатых годов XIX века идейная и публицистическая деятельность видных раввинов, именуемых "провозвестниками сионизма": рава Цви-Гирша Калишера в Пруссии, рава Йегуды Алькалая в Австро-Венгрии, Англии и Эрец-Исраэль, рава Элиягу Гутмахера в Польше.
На рубеже шестидесятых годов XIX века к этому идейному направлению, декларировавшему возможность и необходимость возвращения евреев на родину с перспективой создания там еврейского государства, примкнул философ-социалист Моше Гесс, предшествовавший Карлу Марксу на посту редактора "Рейнской газеты". Эволюция личных политических взглядов Гесса интересна по многим причинам и, в частности, потому, что с ней сопряжен первый опыт еврейской реакции на расовую теорию, занимавшую в тот период все более заметное место в сознании европейцев. Гесс не спорил с расовой теорией по существу; напротив, он принимал ее главный тезис о существовании двух "мировых исторических рас", арийцев и семитов, утверждая, однако, не подчиненный, как было угодно арийским расистам (высшая-низшая), а взаимодополняющий характер отношений между ними.
Современное ему общество виделось Гессу как гармоничный синтез арийского и семитского начал, первое из которых он трактовал как тенденцию к объяснению и украшению жизни, а второе - как стремление облагородить и освятить жизнь через утверждение в ней незыблемых нравственных ценностей. Этот взгляд представляется нам теперь глубоко наивным, поскольку в реальной истории расовая теория проявила себя не взаимным дополнением творческих начал, а вполне конкретной попыткой носителей арийского мифа истребить еврейский народ. Тем не менее, говоря об идейных процессах, предшествовавших появлению политического сионизма, нельзя не отдать должное ключевым прозрениям Моше Гесса и, в первую очередь, его убежденности в том, что условием полноценного сотрудничества наций является их независимость друг от друга, возможная для евреев только в том случае, если они сумеют возродить свое государство.
Слева направо: р. Йегуда Алькалай; р. Цви-Гирш Калишер; р. Элиягу Гутмахер; Моше Гесс
Следующим этапом в развитии протосионистского движения стало появление множества еврейских публицистов, писавших о настоятельной необходимости создания в Эрец-Исраэль духовного центра для всего еврейского народа. Одним из них был Элиэзер Бен-Йегуда, доказывавший в венском журнале "Ха-Шáхар" возможность и необходимость возрождения иврита в качестве живого, разговорного языка. Издававшаяся в Пруссии газета "Ха-Маггид" обрела отчетливо "сионистский" характер в 1879 году, когда ее редактором стал журналист Давид Гордон, призывавший к скорейшему заселению Эрец-Исраэль в целях грядущего восстановления политической независимости еврейского народа. К такому же направлению склонялась российская газета "Ха-Мелиц", выходившая с 1860 года, сначала в Одессе, затем - в Петербурге.
После убийства народовольцами русского императора Александра II по южным и западным губерниям России прокатилась волна погромов, за которой в сионистской историографии закрепилось поэтическое название "Буря на юге" (Суфóт ба-Нéгев). Эта вспышка массового насилия убедила значительную часть еврейской интеллигенции в том, что ее надежды на эмансипацию, обретение гражданского равноправия и подлинное вхождение евреев в русское общество слишком далеко отстоят от реальных фактов жизни в империи. Для одних жестокая травма 1881-1882 гг. явилась импульсом к усвоению радикальных социалистических идей, для других - поворотным пунктом в сторону "Автоэмансипации".
Под таким названием в 1882 году в Берлине вышла брошюра, написанная одесским врачем, историком и публицистом Львом Пинскером. Ее автор указывал на бедственное и униженное положение еврейских масс в странах рассеяния, анализировал социально-психологические корни антисемитизма и делал вывод о том, что единственным решением связанных с этим проблем станет обретение еврейским народом собственной территории, на которой он сможет жить и развиваться самостоятельно. Предложенный Пинскером термин "автоэмансипация" был вскоре принят еврейским писателем Натаном Бирнбаумом как целеполагающее название издававшегося им в Вене журнала Selbstemansipation. В 1890 году на страницах этого журнала слово "сионизм" впервые появилось в своем новом значении, как название конкретного политического направления в современном еврействе. Сам Бинбаум впоследствии отошел от сионизма, объявил себя идеологом "еврейского национализма в диаспоре" и на следующем этапе примкнул к антисионистской ультраортодоксии, но слово осталось.
Слева направо: Лев Пинскер; участники конференции "Ховевей Цион" в Катовице, 1884; Натан Бирнбаум
"Буря на юге" сыграла исключительно важную роль в истории сионизма. Не только Лев Пинскер, но и многие другие известные авторы, писавшие прежде лишь о духовной задаче возрождения еврейства, вдруг осознали, что под угрозой находится не только "душа народа", его культура и самобытное историческое будущее. Кровавые сцены погромов были поняты многими как свидетельство смертельной опасности, которой подвержена многомиллионая еврейская масса в Восточной Европе. Результатом этого стало создание общества БИЛУ и близких к нему кружков, составивших позже движение "Ховевей Цион". Сторонники этого движения видели свою задачу в практической репатриации и действовали соответствующим образом, переселяясь в Эрец-Исраэль и создавая на пустовавшей или приобретаемой у арабов земле первые сельскохозяйственные колонии.
Эта деятельность определялась как практический сионизм, в отличие от политического сионизма, уделявшего основное внимание вопросу о международном признании за евреями права на создание своего государства в Эрец-Исраэль. Третьим направлением, заявившим о себе в восьмидесятые годы XIX века, стал духовный сионизм, связанный с именем философа и публициста Ашера Гинцберга (Ахад-ха-Ам). Выказывая глубоко скептическое отношение к перспективам политического сионизма и не веря в возможность скорого переселения в Эрец-Исраэль сколько-нибудь значительной части евреев диаспоры, сторонники этого направления ставили акцент на необходимости воспитательной и культурной работы, которая сохранит для еврейства уходящие в ассимиляцию поколения.
Иначе говоря, к середине девяностых годов XIX века, когда на еврейском небосклоне взошла звезда Теодора Герцля, сионизм давно состоялся в своих базисных принципах и основных направлениях. Утвержденная в Базеле программа отражала их надлежащим образом: первое из указанных в ней направлений деятельности ("содействие поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих") было выражением практического сионизма; вторым направлением ("организация и объединение еврейства с помощью местных и международных учреждений") создавался консолидированный субъект сионистского проекта в лице ВСО; третий пункт программы ("укрепление еврейского национального чувства и национального самосознания") следовал доктрине духовного сионизма; четвертый ("предварительные меры для получения согласия правительств на осуществление целей сионизма") и общая постановка задачи ("создание для еврейского народа обеспеченного публичным правом убежища в Палестине") соответствовали концепции политического сионизма.
Базельская программа позволила сгладить внутренние противоречия в сионистском лагере, выделив то важнейшее, что объединяло сионистов и делало их участниками общего дела. Пункты программы находились в тесной связи друг с другом: без практических еврейских усилий по освоению Эрец-Исраэль голое политическое требование о признании за евреями прав на эту страну не могло быть воспринято всерьез кем-либо из международных субъектов; без укрепления еврейского национального чувства и национального самосознания не нашлось бы людей, готовых взять на себя освоение Эрец-Исраэль, требовавшее в те годы высочайшей мотивации и подлинной самоотверженности; заселение Эрец-Исраэль не могло развиваться успешно без политической перспективы и последовательного лоббирования долгосрочных целей сионистского движения. Наконец, в отсутствие консолидированного субъекта сионизм не приобрел бы характер проекта, нацеленного на достижение нужных ему результатов в ближайшей исторической перспективе.
Таким образом, Базельский конгресс увенчался несомненным успехом Теодора Герцля, остро ощущавшего проблему еврейской бездомности как фактор экзистенциальной угрозы, сила которой росла с каждым днем по мере усиления тенденций к распаду многонациональных империй и превращения национальных государств в доминантный формат политического существования народов Европы.
Слева направо: открытка с изображением Герцля на балконе базельской гостиницы "Три короля"; современный вид этой гостиницы; рабочий кабинет Герцля
Герцль ясно осознавал, что даже если евреи сумеют убедить себя в том, что они в самом деле являются немцами, французами, венграми, румынами, русскими или поляками "Моисеева вероисповедания", их соседи этому не поверят. Другой постулат Герцля состоял в том, что близящаяся опасность опередит ассимиляционный процесс даже в том случае, если все евреи согласятся пожертвовать своей национальной идентичностью, немедленно примут решение ассимилироваться и будут вполне последовательны в его реализации. Убежденность в том, что Европа превращается в смертельную ловушку для евреев, высказывалась Герцлем и людьми его круга почти за полвека до прихода Гитлера к власти. Выиграть бег наперегонки со временем и предотвратить нацистскую Катастрофу сионизм не смог, но Герцль имел все основания записать в своем дневнике после трех дней напряженной работы в Базеле: "Если бы я захотел подвести итог Базельскому конгрессу одной краткой фразой, с которой, увы, не могу выступить ныне публично, эта фраза прозвучала бы так: в Базеле я основал еврейское государство. Будь это сказано мною во всеуслышание, меня подняли бы на смех, но через пять лет и, уж во всяком случае, через пятьдесят лет это признают все".
"Вести", 31 августа 2017
Дов Конторер
Первое число еврейского месяца элуль выпало в 1897 году на 29 августа. В этот день в концертном зале при базельском городском казино собрались около двухсот делегатов, представлявших группы энтузиастов-сионофилов, сторонников движения "Ховевей Цион", из семнадцати стран Европы, Азии и Америки. Каждым из делегатов было получено незадолго до этого следующее послание:
Уважаемый господин!
С первого по третье элуля сего года в Базеле (Швейцария) состоится Первый сионистский конгресс, на который соберутся сионофилы всех стран. День, когда наши рассеянные по миру братья встретятся, вдохновленные общим замыслом, ознаменует триумф нашего национального возрождения. Базельское собрание положит начало новой эпохе в развитии нашего движения. На этом собрании мы услышим от наших братьев, где бы они ни жили, доклады об их положении и намерениях, и там же определится, чего сионистское движение ждет от своих сторонников. Наша деятельность, разобщенная до настоящего времени, обретет единый и сосредоточенный характер под началом общего руководства, которым будут курироваться все направления нашей работы. Мы узрим собирание изгнанников, способное объединить наши силы для общего великого дела.
Конгресс стремится к достижению близких и реальных целей; все сообщения иного рода [о его вероятных намерениях] являются совершенно надуманными. Все деяния Конгресса будут гласными; в его дебатах и решениях не будет противоречия законам какой-либо страны и нашим гражданским обязанностям [по отношению к странам, в которых мы живем]. Мы особым образом гарантируем, что все деяния Конгресса будут приемлемы для сионофилов России и для досточтимого правительства этой страны.
Настоящим просим Вас, уважаемый господин, и членов Вашего кружка прибыть в Базель для участия в данном собрании. Нашего первого Конгресса с нетерпением ждут друзья и враги, и нам необходимо продемонстрировать всему миру нашу ясную волю и нашу способность [осуществить эту волю на практике]. Если Конгресс не справится со своей задачей, наше движение будет обречено на долгое отступление. Все зависит от массового участия [в работе Конгресса] наших братьев в России, где живет большинство нашего народа.
Мы надеемся, что Вы с полным сознанием своего долга прибудете на это собрание. На Конгрессе можно будет выступать на иврите. В Базеле имеется кошерный пансион. Извольте как можно скорее уведомить нас о Вашем прибытии по указанному адресу. От имени Организационного комитета Сионистского конгресса:
д-р Теодор Герцль, председатель; д-р Маркус Эхренпрейс, секретарь.
Выступающим предоставлялась возможность говорить на иврите; на иврите же был составлен и приведенный выше текст приглашения, но фактически основным языком конгресса служил немецкий. Так было удобнее самому Герцлю, большинству делегатов и, что не менее важно, десяткам аккредитованных на конгрессе представителей прессы. Присутствие в базельском Stadtcasino журналистов из многих стран мира преследовало, по замыслу Герцля, двоякую цель: обеспечить конгрессу максимальный резонанс в международных кругах и, в то же время, устранить подозрения тех, кто имел печальную склонность трактовать любую попытку самоорганизации еврейства в терминах "всемирного заговора".
Слева направо: пригласительный билет делегата Первого сионистского конгресса; здание городского казино в Базеле в конце XIX века;
зал заседаний Первого сионистского конгресса
Полная гласность дискуссий и решений конгресса не предотвратила появление знаменитой фальшивки, распространявшейся под названием "Протоколы сионских мудрецов". Тем не менее, усилия Герцля оправдали себя и в этом частном вопросе: антисемитами утверждалось впоследствии, что "рукопись "Протоколов" была изъята в 1897 году во время сионистского конгресса в Швейцарии из портфеля вождя сионистов", но правительственные службы всех заинтересованных государств твердо знали, что это не так, и если какими-то из правительств сфабрикованные "Протоколы" все же использовались в целях антисемитской пропаганды, то делалось это не по простодушию или неведению, а в порядке сознательной клеветы.
Обращение "Уважаемый господин!", использовавшееся Герцлем в разосланном приглашении, способно ввести в заблуждение: судя по сделанной в Базеле коллективной фотографии, среди участников Первого сионистского конгресса было не менее тринадцати дам. Просмотр списка делегатов позволяет заключить, что многие из них прибыли на конгресс вместе со своими мужьями. Многие, но не все. Данное обстоятельство побуждает отметить, что женщины пользовались в ВСО правом голоса наравне с мужчинами начиная со Второго сионистского конгресса, состоявшегося в 1898 году, и так же обстояло дело в подмандатной британской Палестине, где женщины сразу же получили право избирать и быть избранными в Собрание депутатов (Асефáт ха-нивхарим), служившее высшим представительным органом еврейского населения. Таким образом, сионистское движение оказалось в числе пионеров женского равноправия, наряду с такими странами, как Новая Зелландия и Австралия, где избирательное право для женщин был введено в 1893 и 1902 гг. В большинстве европейских стран и в США женщины были допущены к участию в выборах значительно позже, уже по окончании Первой мировой войны.
Слева направо: делегаты Первого сионистского конгресса; д-р Карл Липпе, старейшина и президент конгресса; сборник протоколов конгресса
То, что на территории Российской Империи в 1897 году проживало 5,2 млн евреев, половина от общей численности еврейского населения всего мира, не было единственной причиной особой адресации Теодора Герцля к сионистам России. Другой причиной было то, что многие из российских сионофилов, примкнувших к движению "Ховевей Цион" задолго до того, как сам Герцль окончательно определился со своим отношением к еврейству под влиянием судебного процесса над Дрейфусом (1894), скептически относились к тому, что Ахад-ха-Ам пренебрежительно называл "герцлизмом".
Смысл прилагавшихся Теодором Герцлем усилий по превращению сионистского движения, существовавшего прежде как более или менее условная сообщность клубов, идейных кружков и ряда связанных с ними изданий, в консолидированный политический субъект, способный немедленно принять на себя полноту ответственности за историческую судьбу еврейского народа и обратиться к прочим субъектам мировой политики с требованием о признании за евреями права на создание своего государства, был осознан в достаточной мере уже тогда, когда стало ясно, что движимая всепоглощающей внутренней страстью и невероятной энергией деятельность Герцля приносит первые результаты.
В 1897 году Герцлю, снискавшему значительную известность своей вышедшей годом раньше книгой "Еврейское государство", еще приходилось опасаться того, что его усилия не будут поняты и поддержаны именно теми, от кого всецело зависела возможность осуществления сионистского проекта. Ему также было известно, что осуществлявшийся им перенос центра тяжести сионистского движения на Запад (в Базель, или, как он изначально планировал, в Мюнхен) с подозрением воспринимается многими из сионистов России - не по причине их бескомпромиссной лояльности русскому царю, а потому, что западноевропейское еврейство, в среде которого особенно ощущалось действие ассимиляционных процессов, никак не могло служить в тот период евреям России примером приверженности национальным ориентирам и интересам. Трезво взирая на эти трудности, Герцль предпринял особые меры к тому, чтобы гарантировать максимально широкое представительство российских евреев среди делегатов Первого сионистского конгресса.
Слева направо: Теодор Герцль; первое издание книги "Еврейское государство"; публичное разжалование Альфреда Дрейфуса
В течение трех дней участниками конгресса было заслушано свыше двадцати докладов, в числе которых были вступительное слово самого Герцля, обзорная лекция Макса Нордау о положении евреев в странах диаспоры, сообщения Адама Розенберга и Яакова Бернштейна-Когана об актуальном положении дел в еврейских земледельческих колониях в Эрец-Исраэль, доклад Натана Бирнбаума об исторических корнях сионизма и пр. По итогам состоявшихся прений конгресс принял несколько практических решений, имевших определяющее значение для еврейского будущего: об учреждении Всемирной сионистской организации, о Базельской программе как идеологической платформе ВСО, о членстве в ВСО и о порядке избрания ее руководящих органов, о создании Еврейского колониального треста (Jewish Colonial Trust, он же Оцáр хитъяшвýт ха-йехудим) с целью кредитной поддержки сионистского проекта.
Кроме того, на Первом сионистском конгрессе в Базеле впервые прозвучали предложения, получившие статус практических решений несколько позже. В числе таковых заслуживают упоминания важные предложения раввина, математика и публициста Германа Шапиры об учреждении Еврейского национального фонда (Кéрен Кайéмет ле-Исраэль), который возьмет на себя задачу приобретения земли в Эрец-Исраэль в коллективную собственность еврейского народа, и об основании Еврейского университета в Иерусалиме.
Первое из этих предложений было утверждено к исполнению Пятым сионистским конгрессом в 1901 году, второе - в 1913 году, незадолго до начала Первый мировой войны, вызвавшей долгую острочку в реализации планов строительства университета. Наряду с дерзновенной задачей создания в Иерусалиме первоклассного интеллектуального центра, замысел Германа Шапиры и поддержавших его ученых (Хаима Вейцмана, Мартина Бубера, Бертольда Файвела и др.) был также направлен на то, чтобы открыть дорогу к высшему образованию еврейской молодежи, подвергавшейся дискриминационным ограничениям при приеме в университеты Восточной Европы.
Как уже отмечалось выше, Герцль изначально планировал созвать сионистский конгресс не в Базеле, а в Мюнхене. Реализовать этот замысел не удалось из-за активного сопротивления группы ортодоксальных и реформистских раввинов, т.н. Protestrabbiner. Напуганные главным тезисом Герцля ("Мы - народ, единый народ"), подрывавшим ставшее привычным для евреев Германии заявление о том, что они являются "немцами Моисеева вероисповедания", подобно немцам-католикам и немцам-протестантам, ортодоксы определенного толка и реформисты всех существовавших тогда мастей объединили силы в борьбе с сионизмом. Дело дошло до того, что Protestrabbiner обратились к правительству Германии с недвусмысленной просьбой запретить сионистскую деятельность на территории этой страны.
Базель, в отличие от Мюнхена, радушно встречал делегатов первых сионистских конгрессов, но вспоминать об этом сегодня, по прошествии ста двадцати лет, в Швейцарии не хотят. Обсуждавшаяся в течение последнего года идея провести в Базеле юбилейную историческую реконструкцию Первого сионистского конгресса при участии премьер-министра Биньямина Нетаниягу, министров израильского правительства, депутатов Кнессета и членов правления Еврейского агентства (Сохнут) столкнулась с достаточно внятным сопротивлением местных властей и центрального правительства в Берне. Ссылаясь на проведение ремонтных работ в историческом здании Stadtcasino, слишком высокую стоимость мероприятий по обеспечению безопасности и иные аргументы такого же рода, швейцарцы дали израильскому руководству понять, что современный Базель не хочет подчеркивать свою связь с историей сионизма. Без этого там живется спокойнее.
Но связь существует, и первый программный документ сионизма навсегда вошел в историю как Базельская программа. Ее краткий текст, сформулированный Максом Нордау, гласил:
Сионизм стремится создать для еврейского народа обеспеченное публичным правом убежище в Палестине. Для достижения этой цели Конгресс рекомендует:
• содействие поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих;
• организацию и объединение всего еврейства с помощью местных и международных учреждений, в соответствии с законами каждой страны;
• укрепление и развитие еврейского национального чувства и национального самосознания;
• предварительные меры для получения согласия правительств на осуществление целей сионизма.
Слева направо: розданный делегатам конгресса рукописный текст Базельской программы; Макс Нордау; статья Макса Нордау "Мускульный иудаизм"
Значение Базельской программы проще всего объяснить, вернувшись к затронутой выше теме догерцлианского сионизма. Под влиянием культурных и политических процессов Нового времени, включавших заметное усиление национальных начал в жизни европейских народов, традиционная еврейская мечта о духовном и физическом возрождении Израиля стала все чаще восприниматься как достижимый исторический горизонт, а не набор метаисторических верований, заведомо выходящий за рамки любого актуального помысла. Проведению Первого сионистского конгресса, созданию Всемирной сионистской организации и даже движению "Ховевей Цион" предшествовала с тридцатых годов XIX века идейная и публицистическая деятельность видных раввинов, именуемых "провозвестниками сионизма": рава Цви-Гирша Калишера в Пруссии, рава Йегуды Алькалая в Австро-Венгрии, Англии и Эрец-Исраэль, рава Элиягу Гутмахера в Польше.
На рубеже шестидесятых годов XIX века к этому идейному направлению, декларировавшему возможность и необходимость возвращения евреев на родину с перспективой создания там еврейского государства, примкнул философ-социалист Моше Гесс, предшествовавший Карлу Марксу на посту редактора "Рейнской газеты". Эволюция личных политических взглядов Гесса интересна по многим причинам и, в частности, потому, что с ней сопряжен первый опыт еврейской реакции на расовую теорию, занимавшую в тот период все более заметное место в сознании европейцев. Гесс не спорил с расовой теорией по существу; напротив, он принимал ее главный тезис о существовании двух "мировых исторических рас", арийцев и семитов, утверждая, однако, не подчиненный, как было угодно арийским расистам (высшая-низшая), а взаимодополняющий характер отношений между ними.
Современное ему общество виделось Гессу как гармоничный синтез арийского и семитского начал, первое из которых он трактовал как тенденцию к объяснению и украшению жизни, а второе - как стремление облагородить и освятить жизнь через утверждение в ней незыблемых нравственных ценностей. Этот взгляд представляется нам теперь глубоко наивным, поскольку в реальной истории расовая теория проявила себя не взаимным дополнением творческих начал, а вполне конкретной попыткой носителей арийского мифа истребить еврейский народ. Тем не менее, говоря об идейных процессах, предшествовавших появлению политического сионизма, нельзя не отдать должное ключевым прозрениям Моше Гесса и, в первую очередь, его убежденности в том, что условием полноценного сотрудничества наций является их независимость друг от друга, возможная для евреев только в том случае, если они сумеют возродить свое государство.
Слева направо: р. Йегуда Алькалай; р. Цви-Гирш Калишер; р. Элиягу Гутмахер; Моше Гесс
Следующим этапом в развитии протосионистского движения стало появление множества еврейских публицистов, писавших о настоятельной необходимости создания в Эрец-Исраэль духовного центра для всего еврейского народа. Одним из них был Элиэзер Бен-Йегуда, доказывавший в венском журнале "Ха-Шáхар" возможность и необходимость возрождения иврита в качестве живого, разговорного языка. Издававшаяся в Пруссии газета "Ха-Маггид" обрела отчетливо "сионистский" характер в 1879 году, когда ее редактором стал журналист Давид Гордон, призывавший к скорейшему заселению Эрец-Исраэль в целях грядущего восстановления политической независимости еврейского народа. К такому же направлению склонялась российская газета "Ха-Мелиц", выходившая с 1860 года, сначала в Одессе, затем - в Петербурге.
После убийства народовольцами русского императора Александра II по южным и западным губерниям России прокатилась волна погромов, за которой в сионистской историографии закрепилось поэтическое название "Буря на юге" (Суфóт ба-Нéгев). Эта вспышка массового насилия убедила значительную часть еврейской интеллигенции в том, что ее надежды на эмансипацию, обретение гражданского равноправия и подлинное вхождение евреев в русское общество слишком далеко отстоят от реальных фактов жизни в империи. Для одних жестокая травма 1881-1882 гг. явилась импульсом к усвоению радикальных социалистических идей, для других - поворотным пунктом в сторону "Автоэмансипации".
Под таким названием в 1882 году в Берлине вышла брошюра, написанная одесским врачем, историком и публицистом Львом Пинскером. Ее автор указывал на бедственное и униженное положение еврейских масс в странах рассеяния, анализировал социально-психологические корни антисемитизма и делал вывод о том, что единственным решением связанных с этим проблем станет обретение еврейским народом собственной территории, на которой он сможет жить и развиваться самостоятельно. Предложенный Пинскером термин "автоэмансипация" был вскоре принят еврейским писателем Натаном Бирнбаумом как целеполагающее название издававшегося им в Вене журнала Selbstemansipation. В 1890 году на страницах этого журнала слово "сионизм" впервые появилось в своем новом значении, как название конкретного политического направления в современном еврействе. Сам Бинбаум впоследствии отошел от сионизма, объявил себя идеологом "еврейского национализма в диаспоре" и на следующем этапе примкнул к антисионистской ультраортодоксии, но слово осталось.
Слева направо: Лев Пинскер; участники конференции "Ховевей Цион" в Катовице, 1884; Натан Бирнбаум
"Буря на юге" сыграла исключительно важную роль в истории сионизма. Не только Лев Пинскер, но и многие другие известные авторы, писавшие прежде лишь о духовной задаче возрождения еврейства, вдруг осознали, что под угрозой находится не только "душа народа", его культура и самобытное историческое будущее. Кровавые сцены погромов были поняты многими как свидетельство смертельной опасности, которой подвержена многомиллионая еврейская масса в Восточной Европе. Результатом этого стало создание общества БИЛУ и близких к нему кружков, составивших позже движение "Ховевей Цион". Сторонники этого движения видели свою задачу в практической репатриации и действовали соответствующим образом, переселяясь в Эрец-Исраэль и создавая на пустовавшей или приобретаемой у арабов земле первые сельскохозяйственные колонии.
Эта деятельность определялась как практический сионизм, в отличие от политического сионизма, уделявшего основное внимание вопросу о международном признании за евреями права на создание своего государства в Эрец-Исраэль. Третьим направлением, заявившим о себе в восьмидесятые годы XIX века, стал духовный сионизм, связанный с именем философа и публициста Ашера Гинцберга (Ахад-ха-Ам). Выказывая глубоко скептическое отношение к перспективам политического сионизма и не веря в возможность скорого переселения в Эрец-Исраэль сколько-нибудь значительной части евреев диаспоры, сторонники этого направления ставили акцент на необходимости воспитательной и культурной работы, которая сохранит для еврейства уходящие в ассимиляцию поколения.
Иначе говоря, к середине девяностых годов XIX века, когда на еврейском небосклоне взошла звезда Теодора Герцля, сионизм давно состоялся в своих базисных принципах и основных направлениях. Утвержденная в Базеле программа отражала их надлежащим образом: первое из указанных в ней направлений деятельности ("содействие поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих") было выражением практического сионизма; вторым направлением ("организация и объединение еврейства с помощью местных и международных учреждений") создавался консолидированный субъект сионистского проекта в лице ВСО; третий пункт программы ("укрепление еврейского национального чувства и национального самосознания") следовал доктрине духовного сионизма; четвертый ("предварительные меры для получения согласия правительств на осуществление целей сионизма") и общая постановка задачи ("создание для еврейского народа обеспеченного публичным правом убежища в Палестине") соответствовали концепции политического сионизма.
Базельская программа позволила сгладить внутренние противоречия в сионистском лагере, выделив то важнейшее, что объединяло сионистов и делало их участниками общего дела. Пункты программы находились в тесной связи друг с другом: без практических еврейских усилий по освоению Эрец-Исраэль голое политическое требование о признании за евреями прав на эту страну не могло быть воспринято всерьез кем-либо из международных субъектов; без укрепления еврейского национального чувства и национального самосознания не нашлось бы людей, готовых взять на себя освоение Эрец-Исраэль, требовавшее в те годы высочайшей мотивации и подлинной самоотверженности; заселение Эрец-Исраэль не могло развиваться успешно без политической перспективы и последовательного лоббирования долгосрочных целей сионистского движения. Наконец, в отсутствие консолидированного субъекта сионизм не приобрел бы характер проекта, нацеленного на достижение нужных ему результатов в ближайшей исторической перспективе.
Таким образом, Базельский конгресс увенчался несомненным успехом Теодора Герцля, остро ощущавшего проблему еврейской бездомности как фактор экзистенциальной угрозы, сила которой росла с каждым днем по мере усиления тенденций к распаду многонациональных империй и превращения национальных государств в доминантный формат политического существования народов Европы.
Слева направо: открытка с изображением Герцля на балконе базельской гостиницы "Три короля"; современный вид этой гостиницы; рабочий кабинет Герцля
Герцль ясно осознавал, что даже если евреи сумеют убедить себя в том, что они в самом деле являются немцами, французами, венграми, румынами, русскими или поляками "Моисеева вероисповедания", их соседи этому не поверят. Другой постулат Герцля состоял в том, что близящаяся опасность опередит ассимиляционный процесс даже в том случае, если все евреи согласятся пожертвовать своей национальной идентичностью, немедленно примут решение ассимилироваться и будут вполне последовательны в его реализации. Убежденность в том, что Европа превращается в смертельную ловушку для евреев, высказывалась Герцлем и людьми его круга почти за полвека до прихода Гитлера к власти. Выиграть бег наперегонки со временем и предотвратить нацистскую Катастрофу сионизм не смог, но Герцль имел все основания записать в своем дневнике после трех дней напряженной работы в Базеле: "Если бы я захотел подвести итог Базельскому конгрессу одной краткой фразой, с которой, увы, не могу выступить ныне публично, эта фраза прозвучала бы так: в Базеле я основал еврейское государство. Будь это сказано мною во всеуслышание, меня подняли бы на смех, но через пять лет и, уж во всяком случае, через пятьдесят лет это признают все".
"Вести", 31 августа 2017