Памяти Ицхака Шамира, 2
Последний из могикан
Дов Конторер
Окончание. Начало в номере "Вестей" от 5 июля 2012
Иссер Харэль был единственным человеком в истории Израиля, одновременно возглавлявшим Моссад и службу внутренней безопасности Шин-Бет (позднейшее название: ШАБАК). Официальной датой создания Моссада считается 8 февраля 1951 года, поскольку именно в этот день решением Давида Бен-Гуриона существовавшая ранее координационная структура со схожим названием была наделена полномочиями по сбору агентурной информации за рубежом.
На первых порах работой Моссада руководил Реувен Шилоах, один из создателей разведывательной службы "Хаганы" (ШАЙ). Шилоах родился в иерусалимской религиозной семье под фамилией Заславский, но уже в юные годы сделал свой выбор в пользу светского сионизма. По окончании учительского семинара он поступил на восточный факультет Еврейского университета в Иерусалиме, где его заметил Дов Хоз, один из руководителей "Хаганы". Прекрасное знание арабского языка позволило Шилоаху провести серию успешных разведывательных операций в Ираке, Сирии и Ливане. В эти страны он направлялся то как учитель иврита, то как корреспондент газеты "Palestine Post", то под еще каким-нибудь прикрытием, и всякий раз добивался нужного результата. Так, именно им были впервые установлены связи сионистского движения с иракскими курдами, составившие впоследствии основу для важных проектов сотрудничества. С 1936 года Шилоах был ответственным работником политического отдела Еврейского Агентства, в 1947 году он стал советником Бен-Гуриона по вопросам разведки, а с созданием Государства Израиль возглавил военно-политический департамент в министерстве иностранных дел.
Занимая указанный пост в аппарате МИД, Шилоах оставался в прямом подчинении Бен-Гуриона, бывшего тогда одновременно главой правительства и министром обороны. Одной из задач Шилоаха стало в этот период установление рабочих связей с американским Управлением стратегических служб, преобразованным затем в ЦРУ. В конце сороковых годов, когда просоветская ориентация только что провозглашенного еврейского государства казалась естественной и левым кругам в сионистском движении, и романтикам в ЛЕХИ, Бен-Гурион трезво осознавал, что будущее Израиля связано с Западом. В условиях откровенно недоброжелательного отношения к сионизму со стороны американских государственных служб заложить основу для будущего партнерства Израиля с США было весьма непросто, и связанная с этим задача была успешно решена Реувеном Шилоахом.
Деятельность Шилоаха на посту руководителя Моссада прервалась в сентябре 1952 года, когда он был тяжело ранен в автомобильной аварии, и его сменил Иссер Харэль, уже занимавший к тому времени пост начальника Шин-Бет. В течение последующих одиннадцати лет Харэль оставался руководителем обеих служб, и этот факт был отражен в названии его должности, упраздненной после того, как он вышел в отставку.
Харэль был сотрудником разведки "Хаганы" с 1942 года. На первом этапе его функции были связаны со сбором информации из британских источников, но в 1944 году он был назначен секретарем и затем начальником еврейского отдела ШАЙ, в обязанность которого входил сбор информации о правых (ревизионисты) и левых (коммунисты) организациях, угрожавших политической гегемонии партии МАПАЙ. В 1947 году Харэль был представлен Бен-Гуриону и вскоре возглавил тель-авивский штаб ШАЙ, отвечавший за сбор информации из арабских источников в Яффо. Его крупнейшим успехом в этот период стало внедрение агента, который своевременно сообщил сионистскому руководству о решении короля Трансиордании Абдаллы присоединиться к агрессии арабских стран, целью которой было не допустить создания Государства Израиль.
В ЭЦЕЛе и ЛЕХИ знали, чем занимается Иссер Харэль в разведке "Хаганы". Тем не менее, Харэлю даже в "Сезон" и в другие периоды острой внутриполитической напряженности удавалось поддерживать корректные отношения с руководителями обеих организаций. Это позволило ему использовать старые связи с подпольщиками когда он, возглавив Моссад, встал перед проблемой подбора кадров для конспиративной работы за рубежом.
В то время ответственные посты на государственной службе были закрыты перед ветеранами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ. Так, Шамиру в 1949 году был предложен пост в израильском министерстве внутренних дел, и он даже имел в связи с этим беседу с главой МВД, но его назначение было отменено в последний момент, и, как сам он говорил значительно позже в одном из своих интервью, ему тогда еще стало известно, что причиной отказа явилась позиция ШАЙ. Однако указанное ограничение не касалось структур, оказавшихся к середине пятидесятых годов в прямом подчинении Исера Харэля. После нескольких неприятных историй, в которых поведение офицеров израильской разведки определялось такими факторами, как злоупотребление властью, коррупция и даже предательство, потребность спецслужб в высоко мотивированных, дисциплинированных и мужественных сотрудниках была велика. По-новому определившийся фронт политического противостояния позволял рассматривать в этом качестве бывших подпольщиков, если они не оказались к тому времени в плену левацких идеологем. Многие из ветеранов ЛЕХИ гуляли тогда в левом лесу (Натан Елин-Мор, Амос Кейнан, Пинхас Гиносар, Максим Гилан и др.), но Ицках Шамир не принадлежал к их числу. Период острых симпатий к СССР был у него недолгим и к середине пятидесятых годов давно оставался в прошлом.
Так или иначе, в 1955 году Иссер Харэль убедил Шамира оставить предпринимательскую деятельность ради работы в Моссаде. Об этой его работе, продолжавшейся десять лет, почти ничего не известно. Шамир умел молчать как никто другой. Он никогда и ни с кем не говорил откровенным образом об устранении Элиягу Гилади в 1943 году, а то, что граф Бернадот был убит в 1948 году по его личному приказу, можно утверждать достоверным образом только теперь, основываясь на интервью Матитьягу Пели, ветерана ЛЕХИ и ближайшего друга Ицхака Шамира, опубликованном уже после смерти бывшего премьер-министра ("Макор ришон", 6 июля 2012). Точно так же Шамир даже и по прошествии десятилетий избегал любых упоминаний о своей службе в Моссаде.
Известно, однако, что центром его деятельности был Париж. Рафи Эйтан сообщил на днях в интервью израильскому ТВ, что когда сам он вернулся в 1960 году в ШАБАК после учебы, Шамир возглавлял "оперативное подразделение Моссада в Европе". О характере связанной с этим деятельности Эйтан лаконично сказал, что "это была работа с агентами и специальные операции". О том, что деятельность названного им подразделения распространялась тогда на Египет, можно судить по тому, что Ицхак Шамир был куратором Изабеллы Педро, которая в 1962-1965 гг. была агентом израильской разведки в Каире. Педро успешно действовала там, используя уругвайский паспорт и свой профессиональный статус архитектора, художника и фотографа. О том, что именно Шамир был тем человеком, от которого она получала задания, разведчица рассказала уже после его смерти ("Марив", 2 июля 2012). Заодно Изабелла Педро выразила свою уверенность в том, что Шамир был лучшим премьер-министром Израиля.
В 1965 году Ицхак Шамир вернулся к предпринимательской деятельности. Его общественная активность во второй половине 60-х годов была невелика, но она включала участие в борьбе за освобождение советского еврейства. Наконец, в 1970 году Шамир присоединился к партии Херут, предшественнице Ликуда, и возглавил в ней сначала отдел алии, а затем организационный отдел.
"Партия бойцов", созданная в 1949 году ветеранами ЛЕХИ и получившая минимальное представительство в первом составе Кнессете, к тому времени давно прекратила свое существование. Херут был партией Менахема Бегина, бывшего командира ЭЦЕЛа, а отношения между ветеранами двух подпольных организаций, активно боровшихся против британского мандата в сороковые годы, были далеки от гармонии. Что касается личных отношений Шамира и Бегина, то в них не было и намека на товарищескую близость. Бегин, с его склонностью к внешним эффектам и публичным проявлениям чувств, сильно отличался по складу своего характера от немногословного, сдержанного Шамира. Можно представить себе, что испытал Шамир, когда Бегин, вернувшись из Кемп-Дэвида, где он уступил Синайский полуостров Египту, сообщил своим товарищам по партии, что президент США Джимми Картер напомнил ему Зеева Жаботинского. Шамир не был близко знаком с создателем "Бейтара" и, в отличие от Бегина, никогда не претендовал на роль его первого ученика, но он в любом случае не стал бы разменивать память Жаботинского на дифирамбы Картеру и вообще кому бы то ни было.
По свидетельству Матитьягу Пели, Шамиру "было трудно сотрудничать с Бегиным и служить в правительстве под его началом". Глава Ликуда также не испытывал особенно теплых чувств к бывшему командиру ЛЕХИ. Тем не менее, именно Бегин привлек Шамира в Херут в 1970 году. Причиной этого стало пошатнувшееся положение Бегина в собственной партии.
Следовавшие одно за другим поражения Херута на выборах считались неизбежными до тех пор, пока лидером Партии рабочих Эрец-Исраэль (МАПАЙ) оставался Давид Бен-Гурион, отец-основатель израильского государства. В Херуте давно утратили надежду на то, что Бегин сумеет одолеть Бен-Гуриона в демократическом противоборстве, но в 1963 году Бен-Гурион ушел из своей партии и на смену ему пришло новое руководство МАПАЙ, центральными фигурами в котором были Леви Эшколь, Пинхас Сапир и Голда Меир. Тем не менее, в 1965 году правые опять потерпели поражение на выборах в Кнессет, причем в ситуации, которая позволяла Маараху (объединенный список МАПАЙ и Ахдут ха-Авода) не рассматривать учрежденный к тому времени блок Херута и Либеральной партии как своего основного соперника. Реальную озабоченность Маараха вызывал тогда созданный Бен-Гурионом список РАФИ. Что же до Херута и объединившихся с ним либералов, то они получили в 1965 году на один мандат меньше того, чем располагали в Кнессете по результатам выборов 1961 года.
В 1969 году блок Херута и либералов получил 26 мандатов - ровно столько же, сколько было получено им четыре года назад. Наверное, надежды улучшить политические позиции правых были беспочвенными после победы Израиля в Шестидневной войне, одержанной под руководством левого кабинета (Менахем Бегин, включенный в правительство Леви Эшколя накануне войны, оставался там третьестепенной фигурой). Но смягчающие обстоятельства электорального фиаско уже не принимались в расчет. В Херуте слишком многим казалось, что сплошная череда поражений может быть прервана только с заменой Бегина на более привлекательную фигуру. Против лидера партии открыто выступили тогда Шмуэль Тамир, Мордехай Ольмерт (отец будущего премьера) и даже легендарный оперативник ЭЦЕЛа Амихай Паглин (Гиди), мнение которого имело особый вес.
Среди ветеранов, принадлежавших к первому ряду командиров ЭЦЕЛа, лишь Эйтан Ливни (его дочь стала впоследствии заметной политической фигурой в Израиле) сохранял в то время лояльность Бегину и с огромным трудом удерживал местные отделения Херута от массового перехода на сторону внутрипартийной оппозиции. Ицхак Шамир был одним из тех, кого Бегин позвал на помощь, когда его положение в партии стало угрожающим. Примерно тогда же к активной политической деятельности в Херуте были привлечены Моше Аренс, Геула Коэн и только что вышедший в отставку генерал Эзер Вейцман, один из архитекторов израильской победы в Шестидневной войне (родство с Моше Даяном открыло перед ним путь к вершинам военной карьерой, несмотря на его политическое прошлое - членство в ЭЦЕЛе). С Вейцманом Бегин связывал особые надежды, но тот почти сразу стал интриговать против него в партийных инстанциях. Что же до Шамира, то о нем Бегин знал, что, договорившись с ним, он сможет быть уверен в его верности данному слову, несмотря на отсутствие личных симпатий между ними.
Деятельность Шамира на поприще партийного строительства была лишь недавно оценена благодаря работе д-ра Ури Коэна и д-ра Нисима Леона, исследовавших процесс интеграции восточных евреев в Ликуде (таким стало в 1973 году новое название партии). По мнению указанных авторов, именно Шамиру принадлежит главная заслуга в том, что на выборах 1973 года Ликуд увеличил свое представительство в Кнессете до 39 мандатов, а в 1977 году получил 43 мандата и впервые в истории Израиля стал правящей партии. Суть произведенной Шамиром реформы состояла в том, что он открыл перед низовым партийным активом Ликуда реальную перспективу продвижения к позициям влияния и власти.
С этой целью он на порядок увеличил численность Центра Ликуда, в котором было прежде около 60 человек, в основном - ветеранов ЭЦЕЛа. "Шамир дал понять активистам Ликуда, что если они организуют сильное местное отделение в своем городе и будут добиваться успехов на муниципальных выборах, им будет обеспечено членство в партийном Центре и реальное, на равных с остальными участие в составлении списка кандидатов Ликуда к выборам в Кнессет, - сказал д-р Коэн в интервью газете "Макор ришон" (6 июля 2012). - Этот союз с географической и политической периферией Израиля оказался исключительно выгоден для Ликуда с точки зрения электоральной отдачи. Выходцы из восточных стран скандировали на митингах "Бегин! Бегин!", но именно Шамир был тем, кто, отказавшись от прежней патерналистской политики, отводившей восточным евреям декоративную роль в Ликуде, дал им реальную силу в партии и тем самым обеспечил Ликуду их голоса. Произведенная им реформа многим не нравилась, но Шамир сумел настоять на своем".
В 1974 году Ицхак Шамир впервые стал депутатом Кнессета. В 1977 году правые одержали наконец победу на выборах, но Шамиру не нашлось тогда места в правительстве Бегина, и он стал председателем Кнессета. Свое первое выступление в этом качестве он посвятил памяти погибших товарищей: "Мне кажется, что мои братья-герои стоят сейчас рядом со мной на этой трибуне, стоят и радостно вслушиваются в звучащие здесь слова. Тени безымянных бойцов, павших в борьбе за свободу Израиля, всегда сопровождают меня на жизненном пути".
Ицхак Шамир, принимавший Садата в Кнессете как председатель израильского парламента, воздержался затем при голосовании по проекту мирного договора с Египтом. В отличие от Геулы Коэн и некоторых других ликудников, он не вел активной борьбы против этого договора и даже позволил Бегину заявить на заседании руководителей партии, что "Ицхак поддерживает достигнутое нами соглашение с Египтом". Но проголосовать за договор, создавший прецедент ликвидации израильских поселений, Шамир не захотел и не смог.
Портфель в правительстве Бегина он получил через два с половиной года после выборов, впервые обеспечивших победу Ликуду. К тому времени между Менахемом Бегиным и Моше Даяном, занимавшим пост министра иностранных дел в его кабинете, назрели острые разногласия в связи с переговорами о введении автономии для палестинцев в Иудее, Самарии и Газе. Бегин назначил главой израильской делегации на этих переговорах д-ра Йосефа Бурга, министра внутренних дел и многолетнего лидера Национально-религиозной партии (МАФДАЛ). С точки зрения Даяна, это было посягательством на его полномочия руководителя МИД и свидетельством того, что Бегин не ищет быстрой договоренности с египтянами по указанному вопросу. В октябре 1979 года Даян ушел в отставку. Бегин оставил освободившийся портфель в своих руках, но по прошествии пяти месяцев он все же назначил Шамира министром иностранных дел.
В период работы Шамира на этом посту Израиль существенно улучшил свои отношения со странами Африки и с рядом государств Восточной Европы, но израильские СМИ умели не замечать его успехов. Безнадежно приверженный выходившим из моды политическим принципам и отталкивающий журналистов своим твердым, ершистым характером, Шамир был буквально обречен на то, чтобы служить мишенью для прессы, которая ощущала в то время свою растущую силу. Но в Ликуде у Шамира сложилась база поддержки, значение которой проявилось в сентябре 1983 года, когда измученный тяжким недугом Бегин объявил о своей отставке с постов председателя Ликуда и главы израильского правительства.
Основным претендентом на место ушедшего лидера считал себя Давид Леви, занимавший в то время пост министра строительства и носивший номинальный титул вице-премьера. То, что преемником Бегина оказался Ицхак Шамир, определила позиция Ариэля Шарона и его сторонников из входившей в Ликуд фракции "Шломцион". По словам Рафи Эйтана, первым сообщившего Шамиру о том, что представители "Шломцион" поддержут его кандидатуру на голосовании в Центре Ликуда, Шамир сказал ему в ответ, что он вовсе не считал себя кандидатом. Даже если в этих словах заключалась известная доля лукавства, они безусловно отражали примечательное свойство Шамира: в отличие от помпезного и самоуверенного Давида Леви, он не предъявлял своих амбиций до тех пор, пока внутренняя конъюнктура в Ликуде не сложилась благоприятным для него образом.
Возможно, что и самому Шарону, и многим из тех, кто поддержал кандидатуру Ицхака Шамира осенью 1983 года, казалось, что его лидерство будет недолгим и позволит им самим собрать силы для скорого рывка к вершине. Шамиру уже исполнилось тогда 68 лет, и в сравнении с ним 55-летний Шарон выглядел моложавым энергичным политиком. Но Шамир опроверг эти расчеты (если они в самом деле имели место): совокупный период его пребывания на посту премьер-министра Израиля составил шесть лет и восемь месяцев. По продолжительности правления Ицхак Шамир превзошел всех своих предшественников, за исключением Давида Бен-Гуриона.
Первая каденция Шамира была недолгой: выборы в Кнессет XI созыва, состоявшиеся в июле 1984 года, завершились тупиковым результатом, при котором ни правый, ни левый блок не могли сформировать коалицию, обладающую парламентским большинством. Выход из сложившейся ситуации был найден в создании правительства национального единства, в котором лидеры Ликуда и Маараха сменяли друг друга в середине каденции на постах премьер-министра и первого вице-премьера, одновременно возглавлявшего МИД. Лидер Маараха первым возглавил правительство, и многие в Ликуде опасались, что Шимон Перес, уже показавший своеобразное понимание принципов коллегиальности, работая под началом Ицхака Рабина, найдет какой-нибудь способ нарушить соглашение о ротации, но этого не случилось, и в 1986 году Шамир вернулся на пост премьер-министра Израиля.
Деятельность правительства национального единства в 1984-1988 гг. была в целом успешной. В частности, Израилю именно тогда удалось справиться с гиперинфляцией, которой его экономика отреагировала на первые либеральные реформы Ликуда, проводившиеся с конца семидесятых годов методом проб и ошибок. Что же до израильской прессы, то она без колебаний приписывала все достижения ротационного правительства дальновидному Пересу, все неудачи - "политическому карлику" Шамиру.
По прошествии времени можно лишь посмеяться над этой парадигмой. Так, в 1987 году члены израильской делегации, побывавшей на международной книжной выставке-ярмарке в перестроечной Москве, по возвращении на родину встретились поочередно с Пересом и Шамиром. Перес, человек большого мира и бесконечно широких горизонтов, распрашивал членов делегации о Большом театре и о реставрации Арбата, проявлял интерес к новинкам культурной жизни в СССР. Шамир задавал конкретные вопросы о встречах с отказниками и преподавателями иврита. Мысленному взору Шамира открывалась близкая перспектива миллионной алии, тогда как дальновидный Перес убежденно сказал посетившим его членам делегации: "Массовой алии из Советского Союза не будет. В этом сходятся все министры иностранных дел, с которыми я регулярно общаюсь, и для иного мнения по данному вопросу нет оснований".
Старания израильских СМИ, изображавших Шамира серым, безынициативным политиком, остались втуне, и на ноябрьских выборах 1988 года, состоявшихся в разгар интифады, партии право-религиозного блока получили большинство голосов. Ицхак Шамир мог сформировать кабинет, опираясь на свою естественную коалицию, но он предпочел восстановить правительство национального единства, теперь уже без ротации. Перес отблагодарил его с помощью политической комбинации, вошедшей в историю Израиля под красноречивым названием "вонючий трюк": по его поручению Хаим Рамон и Йоси Бейлин тайно договорились с лидером партии ШАС Арье Дери о создании узкого правительства, в которое войдут левые партии и ультраортодоксы. В марте 1990 года, когда эта договоренность была достигнута, Маарах выдвинул на голосование вотум недоверия правительству Шамира в связи с отказом премьер-министра принять предложение госсекретаря США Джеймса Бейкера о формате переговоров между Израилем и делегацией, представлявшей арабское население контролируемых территорий и Восточного Иерусалима.
Правительство проиграло голосование, но, к вящему разочарованию дальновидного Переса и симпатизировавших ему СМИ, партия ШАС не сумела выполнить свои обязательства по этой политической сделке. Перес, получивший от президента страны мандат на формирование нового кабинета, с ужасом обнаружил, что у него нет большинства. Результатом придуманной им комбинации стало создание узкого правительства, но не левого, как виделось Пересу и его партнерам, а правого - во главе с Шамиром и при участии партий Тхия, Цомет, Моледет.
Это правительство, остававшееся у власти до середины 1992 года, положило конец интифаде, расширило израильское строительство в поселениях, установило дипломатические отношения с Советским Союзом, большинством стран Восточной Европы, Китаем, Индией и Турцией, проявило железную выдержку в ходе Войны в Персидском заливе, обеспечило значительное расширение стратегического партнерства с США (несмотря на частые разногласия с администрацией Буша-старшего), за один день эвакуировало в Израиль свыше 14 тысяч эфиопских евреев и, наконец, с феноменальным историческим успехом приняло в Израиле сотни тысяч репатриантов из бывшего СССР - ту самую массовую алию, о которой Перес уверенно говорил, что ее никогда не будет. Вынужденное принять требование США о созыве международной конференции в Мадриде, правительство Ицхака Шамира поставило твердым условием своего участия в этой конференции отстранение ООП от прямого участия в переговорном процессе и отказ США от предъявления принципа "территории в обмен на мир" как концептуальной основы политического диалога между Израилем и его арабскими партнерами.
Все это не предотвратило поражения правых на выборах 1992 года, к которым Авода (таким стало тогда название главной партии левого блока) пришла, сменив своего многолетнего лидера. Одним из центральных вопросов в ходе избирательной кампании 1992 года стало предоставление Израилю банковских гарантий США на получение 10-миллиардного кредита на нужды абсорбции. Вашингтон объявил условием предоставления американских гарантий обязательство Израиля заморозить поселенческую деятельность за "зеленой чертой", и Шамир отказался удовлетворить это требование.
Левые во главе с Ицхаком Рабином разглядели в данном вопросе потенциал для привлечения на свою сторону новых репатриантов из бывшего СССР и добились в этом успеха с помощью деятелей искусств, на время обосновавшихся в Израиле в период глубокого социально-экономического кризиса в постперестроечной России. Эти люди, счастливо сочетавшие равнодушие к Израилю с полным непониманием условий местной политической жизни и большим аппетитом к партийным деньгам, сочиняли хвалебные песенки о Рабине, превозносили отеческий интерес Аводы к "культурным запросам алии" (те есть к себе, любимым) и выговаривали Шамиру за "политическую близорукость" с таким апломбом, как будто сами они сумели понять в этой жизни хотя бы тысячную долю того, что понимал Шамир. Было бы неверно списывать результаты выборов 1992 года, вкупе с их зловещими последствиями в виде соглашений "Осло", на одних только репатриантов из бывшего СССР, но те из них, кто, поддавшись на уговоры советских артистов, проголосовали тогда за Аводу, заслужили того, чтобы их неблагодарность и легкомыслие были упомянуты в дни прощания с Шамиром.
Единственная продолжительная встреча автора этих строк с Ицхаком Шамиром состоялась незадолго до выборов 1992 года. К тому времени было уже понятно, что исторические успехи его правительства затенены консолидированным усилием израильских СМИ, делавших все возможное для того, чтобы представить самого Шамира дремлющим старцем, "превратившим бездействие в символ своей политики". Премьер-министр знал, что интервью русскоязычной газете позволяет ему сделать заявления, которые в тех условиях, возможно, еще могли перевесить чашу весов в пользу Ликуда. Например, Шамир мог заявить тогда, что ради получения кредитных гарантий на нужды абсорбции он будет готов уступить американским требованиям. Но море было для Шамира всё тем же морем, арабы - всё теми же арабами, а Эрец-Исраэль - всё той же землей Израиля, за которую умирали его товарищи, и сам он был готов умереть вместе с ними.
С поражением правых на выборах в Кнессет Ицхак Шамир стал лидером парламентской оппозиции и находился на этом посту до тех пор, пока участники ликудовских праймериз не выбрали Биньямина Нетаниягу новым председателем партии. После этого он оставался до 1996 года рядовым депутатом Кнессета. В ходе избирательной кампании 1996 года Шамир резко осудил Нетаниягу за данное им обязательство следовать соглашениям "Осло", и когда ему сказали, что без этого обязательства Нетаниягу не стал бы премьер-министром, он решительно ответил: "Значит, не стал бы. Власть не может служить самоцелью. Если ее обретение требует отказа от принципов, предпочтение должно отдаваться принципам".
В 1999 году, после уступок, на которые Нетаниягу согласился при заключении соглашения в Уай-плантэйшн, Шамир покинул Ликуд, поддержал кандидатуру Бени Бегина на пост премьер-министра Израиля и принял предложение занять последнее почетное место в партийном списке Ихуд леуми, во главе которого стоял Бени Бегин. В 2001 году Ицхак Шамир был удостоен Премии Израиля. В 2005 году, когда Шарон растоптал свою партию и взялся за разрушение еврейских поселений сектора Газы и Северной Самарии, Шамир уже был далек от реальности, которая, будь он тогда здоров, разбила бы его сердце. Утратив из-за болезни Альцгеймера всякую связь с этим миром, он провел последние годы жизни в сумрачном одиночестве и умер 30 июня 2012 года, через одиннадцать месяцев после смерти своей жены Шуламит.
...Несколько лет назад, когда Шамир был уже непоправимо болен, мне случайно довелось прочитать одну малоизвестную статью Альбера Камю о французском троцкисте Альфреде Розмере, фигуре достаточно видной в первой половине ХХ века. Сам Розмер был мне совершенно неинтересен, но есть авторы, которых приятно читать, о чем бы они ни писали, и я старался, по мере сил, разделить увлеченность Камю этой фигурой. По-настоящему не увлекся, и потому, наверное, при чтении относящихся к Розмеру слов мне пришла в голову странная мысль, что вот, пожалуй, эти слова были бы уместны в некрологе Ицхаку Шамиру: "В лукавые времена он шел прямым путем, далеким от отчаяния, приводящего человека к добровольному рабству... Да, это наши товарищи по борьбе, наши старшие, над ними смеются, потому что у них нет в руках силы и они кажутся одинокими. Но они не одиноки. Одиноко только рабство, даже когда у него тысячи ртов, чтобы славить силу. А тем, что сохранили старшие, мы живем сегодня. Если бы они этого не сберегли, нам нечем было бы жить".
"Вести", 12 июля 2012
Дов Конторер
Окончание. Начало в номере "Вестей" от 5 июля 2012
Иссер Харэль был единственным человеком в истории Израиля, одновременно возглавлявшим Моссад и службу внутренней безопасности Шин-Бет (позднейшее название: ШАБАК). Официальной датой создания Моссада считается 8 февраля 1951 года, поскольку именно в этот день решением Давида Бен-Гуриона существовавшая ранее координационная структура со схожим названием была наделена полномочиями по сбору агентурной информации за рубежом.
На первых порах работой Моссада руководил Реувен Шилоах, один из создателей разведывательной службы "Хаганы" (ШАЙ). Шилоах родился в иерусалимской религиозной семье под фамилией Заславский, но уже в юные годы сделал свой выбор в пользу светского сионизма. По окончании учительского семинара он поступил на восточный факультет Еврейского университета в Иерусалиме, где его заметил Дов Хоз, один из руководителей "Хаганы". Прекрасное знание арабского языка позволило Шилоаху провести серию успешных разведывательных операций в Ираке, Сирии и Ливане. В эти страны он направлялся то как учитель иврита, то как корреспондент газеты "Palestine Post", то под еще каким-нибудь прикрытием, и всякий раз добивался нужного результата. Так, именно им были впервые установлены связи сионистского движения с иракскими курдами, составившие впоследствии основу для важных проектов сотрудничества. С 1936 года Шилоах был ответственным работником политического отдела Еврейского Агентства, в 1947 году он стал советником Бен-Гуриона по вопросам разведки, а с созданием Государства Израиль возглавил военно-политический департамент в министерстве иностранных дел.
Занимая указанный пост в аппарате МИД, Шилоах оставался в прямом подчинении Бен-Гуриона, бывшего тогда одновременно главой правительства и министром обороны. Одной из задач Шилоаха стало в этот период установление рабочих связей с американским Управлением стратегических служб, преобразованным затем в ЦРУ. В конце сороковых годов, когда просоветская ориентация только что провозглашенного еврейского государства казалась естественной и левым кругам в сионистском движении, и романтикам в ЛЕХИ, Бен-Гурион трезво осознавал, что будущее Израиля связано с Западом. В условиях откровенно недоброжелательного отношения к сионизму со стороны американских государственных служб заложить основу для будущего партнерства Израиля с США было весьма непросто, и связанная с этим задача была успешно решена Реувеном Шилоахом.
Деятельность Шилоаха на посту руководителя Моссада прервалась в сентябре 1952 года, когда он был тяжело ранен в автомобильной аварии, и его сменил Иссер Харэль, уже занимавший к тому времени пост начальника Шин-Бет. В течение последующих одиннадцати лет Харэль оставался руководителем обеих служб, и этот факт был отражен в названии его должности, упраздненной после того, как он вышел в отставку.
Харэль был сотрудником разведки "Хаганы" с 1942 года. На первом этапе его функции были связаны со сбором информации из британских источников, но в 1944 году он был назначен секретарем и затем начальником еврейского отдела ШАЙ, в обязанность которого входил сбор информации о правых (ревизионисты) и левых (коммунисты) организациях, угрожавших политической гегемонии партии МАПАЙ. В 1947 году Харэль был представлен Бен-Гуриону и вскоре возглавил тель-авивский штаб ШАЙ, отвечавший за сбор информации из арабских источников в Яффо. Его крупнейшим успехом в этот период стало внедрение агента, который своевременно сообщил сионистскому руководству о решении короля Трансиордании Абдаллы присоединиться к агрессии арабских стран, целью которой было не допустить создания Государства Израиль.
В ЭЦЕЛе и ЛЕХИ знали, чем занимается Иссер Харэль в разведке "Хаганы". Тем не менее, Харэлю даже в "Сезон" и в другие периоды острой внутриполитической напряженности удавалось поддерживать корректные отношения с руководителями обеих организаций. Это позволило ему использовать старые связи с подпольщиками когда он, возглавив Моссад, встал перед проблемой подбора кадров для конспиративной работы за рубежом.
В то время ответственные посты на государственной службе были закрыты перед ветеранами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ. Так, Шамиру в 1949 году был предложен пост в израильском министерстве внутренних дел, и он даже имел в связи с этим беседу с главой МВД, но его назначение было отменено в последний момент, и, как сам он говорил значительно позже в одном из своих интервью, ему тогда еще стало известно, что причиной отказа явилась позиция ШАЙ. Однако указанное ограничение не касалось структур, оказавшихся к середине пятидесятых годов в прямом подчинении Исера Харэля. После нескольких неприятных историй, в которых поведение офицеров израильской разведки определялось такими факторами, как злоупотребление властью, коррупция и даже предательство, потребность спецслужб в высоко мотивированных, дисциплинированных и мужественных сотрудниках была велика. По-новому определившийся фронт политического противостояния позволял рассматривать в этом качестве бывших подпольщиков, если они не оказались к тому времени в плену левацких идеологем. Многие из ветеранов ЛЕХИ гуляли тогда в левом лесу (Натан Елин-Мор, Амос Кейнан, Пинхас Гиносар, Максим Гилан и др.), но Ицках Шамир не принадлежал к их числу. Период острых симпатий к СССР был у него недолгим и к середине пятидесятых годов давно оставался в прошлом.
Так или иначе, в 1955 году Иссер Харэль убедил Шамира оставить предпринимательскую деятельность ради работы в Моссаде. Об этой его работе, продолжавшейся десять лет, почти ничего не известно. Шамир умел молчать как никто другой. Он никогда и ни с кем не говорил откровенным образом об устранении Элиягу Гилади в 1943 году, а то, что граф Бернадот был убит в 1948 году по его личному приказу, можно утверждать достоверным образом только теперь, основываясь на интервью Матитьягу Пели, ветерана ЛЕХИ и ближайшего друга Ицхака Шамира, опубликованном уже после смерти бывшего премьер-министра ("Макор ришон", 6 июля 2012). Точно так же Шамир даже и по прошествии десятилетий избегал любых упоминаний о своей службе в Моссаде.
Известно, однако, что центром его деятельности был Париж. Рафи Эйтан сообщил на днях в интервью израильскому ТВ, что когда сам он вернулся в 1960 году в ШАБАК после учебы, Шамир возглавлял "оперативное подразделение Моссада в Европе". О характере связанной с этим деятельности Эйтан лаконично сказал, что "это была работа с агентами и специальные операции". О том, что деятельность названного им подразделения распространялась тогда на Египет, можно судить по тому, что Ицхак Шамир был куратором Изабеллы Педро, которая в 1962-1965 гг. была агентом израильской разведки в Каире. Педро успешно действовала там, используя уругвайский паспорт и свой профессиональный статус архитектора, художника и фотографа. О том, что именно Шамир был тем человеком, от которого она получала задания, разведчица рассказала уже после его смерти ("Марив", 2 июля 2012). Заодно Изабелла Педро выразила свою уверенность в том, что Шамир был лучшим премьер-министром Израиля.
В 1965 году Ицхак Шамир вернулся к предпринимательской деятельности. Его общественная активность во второй половине 60-х годов была невелика, но она включала участие в борьбе за освобождение советского еврейства. Наконец, в 1970 году Шамир присоединился к партии Херут, предшественнице Ликуда, и возглавил в ней сначала отдел алии, а затем организационный отдел.
"Партия бойцов", созданная в 1949 году ветеранами ЛЕХИ и получившая минимальное представительство в первом составе Кнессете, к тому времени давно прекратила свое существование. Херут был партией Менахема Бегина, бывшего командира ЭЦЕЛа, а отношения между ветеранами двух подпольных организаций, активно боровшихся против британского мандата в сороковые годы, были далеки от гармонии. Что касается личных отношений Шамира и Бегина, то в них не было и намека на товарищескую близость. Бегин, с его склонностью к внешним эффектам и публичным проявлениям чувств, сильно отличался по складу своего характера от немногословного, сдержанного Шамира. Можно представить себе, что испытал Шамир, когда Бегин, вернувшись из Кемп-Дэвида, где он уступил Синайский полуостров Египту, сообщил своим товарищам по партии, что президент США Джимми Картер напомнил ему Зеева Жаботинского. Шамир не был близко знаком с создателем "Бейтара" и, в отличие от Бегина, никогда не претендовал на роль его первого ученика, но он в любом случае не стал бы разменивать память Жаботинского на дифирамбы Картеру и вообще кому бы то ни было.
По свидетельству Матитьягу Пели, Шамиру "было трудно сотрудничать с Бегиным и служить в правительстве под его началом". Глава Ликуда также не испытывал особенно теплых чувств к бывшему командиру ЛЕХИ. Тем не менее, именно Бегин привлек Шамира в Херут в 1970 году. Причиной этого стало пошатнувшееся положение Бегина в собственной партии.
Следовавшие одно за другим поражения Херута на выборах считались неизбежными до тех пор, пока лидером Партии рабочих Эрец-Исраэль (МАПАЙ) оставался Давид Бен-Гурион, отец-основатель израильского государства. В Херуте давно утратили надежду на то, что Бегин сумеет одолеть Бен-Гуриона в демократическом противоборстве, но в 1963 году Бен-Гурион ушел из своей партии и на смену ему пришло новое руководство МАПАЙ, центральными фигурами в котором были Леви Эшколь, Пинхас Сапир и Голда Меир. Тем не менее, в 1965 году правые опять потерпели поражение на выборах в Кнессет, причем в ситуации, которая позволяла Маараху (объединенный список МАПАЙ и Ахдут ха-Авода) не рассматривать учрежденный к тому времени блок Херута и Либеральной партии как своего основного соперника. Реальную озабоченность Маараха вызывал тогда созданный Бен-Гурионом список РАФИ. Что же до Херута и объединившихся с ним либералов, то они получили в 1965 году на один мандат меньше того, чем располагали в Кнессете по результатам выборов 1961 года.
В 1969 году блок Херута и либералов получил 26 мандатов - ровно столько же, сколько было получено им четыре года назад. Наверное, надежды улучшить политические позиции правых были беспочвенными после победы Израиля в Шестидневной войне, одержанной под руководством левого кабинета (Менахем Бегин, включенный в правительство Леви Эшколя накануне войны, оставался там третьестепенной фигурой). Но смягчающие обстоятельства электорального фиаско уже не принимались в расчет. В Херуте слишком многим казалось, что сплошная череда поражений может быть прервана только с заменой Бегина на более привлекательную фигуру. Против лидера партии открыто выступили тогда Шмуэль Тамир, Мордехай Ольмерт (отец будущего премьера) и даже легендарный оперативник ЭЦЕЛа Амихай Паглин (Гиди), мнение которого имело особый вес.
Среди ветеранов, принадлежавших к первому ряду командиров ЭЦЕЛа, лишь Эйтан Ливни (его дочь стала впоследствии заметной политической фигурой в Израиле) сохранял в то время лояльность Бегину и с огромным трудом удерживал местные отделения Херута от массового перехода на сторону внутрипартийной оппозиции. Ицхак Шамир был одним из тех, кого Бегин позвал на помощь, когда его положение в партии стало угрожающим. Примерно тогда же к активной политической деятельности в Херуте были привлечены Моше Аренс, Геула Коэн и только что вышедший в отставку генерал Эзер Вейцман, один из архитекторов израильской победы в Шестидневной войне (родство с Моше Даяном открыло перед ним путь к вершинам военной карьерой, несмотря на его политическое прошлое - членство в ЭЦЕЛе). С Вейцманом Бегин связывал особые надежды, но тот почти сразу стал интриговать против него в партийных инстанциях. Что же до Шамира, то о нем Бегин знал, что, договорившись с ним, он сможет быть уверен в его верности данному слову, несмотря на отсутствие личных симпатий между ними.
Деятельность Шамира на поприще партийного строительства была лишь недавно оценена благодаря работе д-ра Ури Коэна и д-ра Нисима Леона, исследовавших процесс интеграции восточных евреев в Ликуде (таким стало в 1973 году новое название партии). По мнению указанных авторов, именно Шамиру принадлежит главная заслуга в том, что на выборах 1973 года Ликуд увеличил свое представительство в Кнессете до 39 мандатов, а в 1977 году получил 43 мандата и впервые в истории Израиля стал правящей партии. Суть произведенной Шамиром реформы состояла в том, что он открыл перед низовым партийным активом Ликуда реальную перспективу продвижения к позициям влияния и власти.
С этой целью он на порядок увеличил численность Центра Ликуда, в котором было прежде около 60 человек, в основном - ветеранов ЭЦЕЛа. "Шамир дал понять активистам Ликуда, что если они организуют сильное местное отделение в своем городе и будут добиваться успехов на муниципальных выборах, им будет обеспечено членство в партийном Центре и реальное, на равных с остальными участие в составлении списка кандидатов Ликуда к выборам в Кнессет, - сказал д-р Коэн в интервью газете "Макор ришон" (6 июля 2012). - Этот союз с географической и политической периферией Израиля оказался исключительно выгоден для Ликуда с точки зрения электоральной отдачи. Выходцы из восточных стран скандировали на митингах "Бегин! Бегин!", но именно Шамир был тем, кто, отказавшись от прежней патерналистской политики, отводившей восточным евреям декоративную роль в Ликуде, дал им реальную силу в партии и тем самым обеспечил Ликуду их голоса. Произведенная им реформа многим не нравилась, но Шамир сумел настоять на своем".
В 1974 году Ицхак Шамир впервые стал депутатом Кнессета. В 1977 году правые одержали наконец победу на выборах, но Шамиру не нашлось тогда места в правительстве Бегина, и он стал председателем Кнессета. Свое первое выступление в этом качестве он посвятил памяти погибших товарищей: "Мне кажется, что мои братья-герои стоят сейчас рядом со мной на этой трибуне, стоят и радостно вслушиваются в звучащие здесь слова. Тени безымянных бойцов, павших в борьбе за свободу Израиля, всегда сопровождают меня на жизненном пути".
Ицхак Шамир, принимавший Садата в Кнессете как председатель израильского парламента, воздержался затем при голосовании по проекту мирного договора с Египтом. В отличие от Геулы Коэн и некоторых других ликудников, он не вел активной борьбы против этого договора и даже позволил Бегину заявить на заседании руководителей партии, что "Ицхак поддерживает достигнутое нами соглашение с Египтом". Но проголосовать за договор, создавший прецедент ликвидации израильских поселений, Шамир не захотел и не смог.
Портфель в правительстве Бегина он получил через два с половиной года после выборов, впервые обеспечивших победу Ликуду. К тому времени между Менахемом Бегиным и Моше Даяном, занимавшим пост министра иностранных дел в его кабинете, назрели острые разногласия в связи с переговорами о введении автономии для палестинцев в Иудее, Самарии и Газе. Бегин назначил главой израильской делегации на этих переговорах д-ра Йосефа Бурга, министра внутренних дел и многолетнего лидера Национально-религиозной партии (МАФДАЛ). С точки зрения Даяна, это было посягательством на его полномочия руководителя МИД и свидетельством того, что Бегин не ищет быстрой договоренности с египтянами по указанному вопросу. В октябре 1979 года Даян ушел в отставку. Бегин оставил освободившийся портфель в своих руках, но по прошествии пяти месяцев он все же назначил Шамира министром иностранных дел.
В период работы Шамира на этом посту Израиль существенно улучшил свои отношения со странами Африки и с рядом государств Восточной Европы, но израильские СМИ умели не замечать его успехов. Безнадежно приверженный выходившим из моды политическим принципам и отталкивающий журналистов своим твердым, ершистым характером, Шамир был буквально обречен на то, чтобы служить мишенью для прессы, которая ощущала в то время свою растущую силу. Но в Ликуде у Шамира сложилась база поддержки, значение которой проявилось в сентябре 1983 года, когда измученный тяжким недугом Бегин объявил о своей отставке с постов председателя Ликуда и главы израильского правительства.
Основным претендентом на место ушедшего лидера считал себя Давид Леви, занимавший в то время пост министра строительства и носивший номинальный титул вице-премьера. То, что преемником Бегина оказался Ицхак Шамир, определила позиция Ариэля Шарона и его сторонников из входившей в Ликуд фракции "Шломцион". По словам Рафи Эйтана, первым сообщившего Шамиру о том, что представители "Шломцион" поддержут его кандидатуру на голосовании в Центре Ликуда, Шамир сказал ему в ответ, что он вовсе не считал себя кандидатом. Даже если в этих словах заключалась известная доля лукавства, они безусловно отражали примечательное свойство Шамира: в отличие от помпезного и самоуверенного Давида Леви, он не предъявлял своих амбиций до тех пор, пока внутренняя конъюнктура в Ликуде не сложилась благоприятным для него образом.
Возможно, что и самому Шарону, и многим из тех, кто поддержал кандидатуру Ицхака Шамира осенью 1983 года, казалось, что его лидерство будет недолгим и позволит им самим собрать силы для скорого рывка к вершине. Шамиру уже исполнилось тогда 68 лет, и в сравнении с ним 55-летний Шарон выглядел моложавым энергичным политиком. Но Шамир опроверг эти расчеты (если они в самом деле имели место): совокупный период его пребывания на посту премьер-министра Израиля составил шесть лет и восемь месяцев. По продолжительности правления Ицхак Шамир превзошел всех своих предшественников, за исключением Давида Бен-Гуриона.
Первая каденция Шамира была недолгой: выборы в Кнессет XI созыва, состоявшиеся в июле 1984 года, завершились тупиковым результатом, при котором ни правый, ни левый блок не могли сформировать коалицию, обладающую парламентским большинством. Выход из сложившейся ситуации был найден в создании правительства национального единства, в котором лидеры Ликуда и Маараха сменяли друг друга в середине каденции на постах премьер-министра и первого вице-премьера, одновременно возглавлявшего МИД. Лидер Маараха первым возглавил правительство, и многие в Ликуде опасались, что Шимон Перес, уже показавший своеобразное понимание принципов коллегиальности, работая под началом Ицхака Рабина, найдет какой-нибудь способ нарушить соглашение о ротации, но этого не случилось, и в 1986 году Шамир вернулся на пост премьер-министра Израиля.
Деятельность правительства национального единства в 1984-1988 гг. была в целом успешной. В частности, Израилю именно тогда удалось справиться с гиперинфляцией, которой его экономика отреагировала на первые либеральные реформы Ликуда, проводившиеся с конца семидесятых годов методом проб и ошибок. Что же до израильской прессы, то она без колебаний приписывала все достижения ротационного правительства дальновидному Пересу, все неудачи - "политическому карлику" Шамиру.
По прошествии времени можно лишь посмеяться над этой парадигмой. Так, в 1987 году члены израильской делегации, побывавшей на международной книжной выставке-ярмарке в перестроечной Москве, по возвращении на родину встретились поочередно с Пересом и Шамиром. Перес, человек большого мира и бесконечно широких горизонтов, распрашивал членов делегации о Большом театре и о реставрации Арбата, проявлял интерес к новинкам культурной жизни в СССР. Шамир задавал конкретные вопросы о встречах с отказниками и преподавателями иврита. Мысленному взору Шамира открывалась близкая перспектива миллионной алии, тогда как дальновидный Перес убежденно сказал посетившим его членам делегации: "Массовой алии из Советского Союза не будет. В этом сходятся все министры иностранных дел, с которыми я регулярно общаюсь, и для иного мнения по данному вопросу нет оснований".
Старания израильских СМИ, изображавших Шамира серым, безынициативным политиком, остались втуне, и на ноябрьских выборах 1988 года, состоявшихся в разгар интифады, партии право-религиозного блока получили большинство голосов. Ицхак Шамир мог сформировать кабинет, опираясь на свою естественную коалицию, но он предпочел восстановить правительство национального единства, теперь уже без ротации. Перес отблагодарил его с помощью политической комбинации, вошедшей в историю Израиля под красноречивым названием "вонючий трюк": по его поручению Хаим Рамон и Йоси Бейлин тайно договорились с лидером партии ШАС Арье Дери о создании узкого правительства, в которое войдут левые партии и ультраортодоксы. В марте 1990 года, когда эта договоренность была достигнута, Маарах выдвинул на голосование вотум недоверия правительству Шамира в связи с отказом премьер-министра принять предложение госсекретаря США Джеймса Бейкера о формате переговоров между Израилем и делегацией, представлявшей арабское население контролируемых территорий и Восточного Иерусалима.
Правительство проиграло голосование, но, к вящему разочарованию дальновидного Переса и симпатизировавших ему СМИ, партия ШАС не сумела выполнить свои обязательства по этой политической сделке. Перес, получивший от президента страны мандат на формирование нового кабинета, с ужасом обнаружил, что у него нет большинства. Результатом придуманной им комбинации стало создание узкого правительства, но не левого, как виделось Пересу и его партнерам, а правого - во главе с Шамиром и при участии партий Тхия, Цомет, Моледет.
Это правительство, остававшееся у власти до середины 1992 года, положило конец интифаде, расширило израильское строительство в поселениях, установило дипломатические отношения с Советским Союзом, большинством стран Восточной Европы, Китаем, Индией и Турцией, проявило железную выдержку в ходе Войны в Персидском заливе, обеспечило значительное расширение стратегического партнерства с США (несмотря на частые разногласия с администрацией Буша-старшего), за один день эвакуировало в Израиль свыше 14 тысяч эфиопских евреев и, наконец, с феноменальным историческим успехом приняло в Израиле сотни тысяч репатриантов из бывшего СССР - ту самую массовую алию, о которой Перес уверенно говорил, что ее никогда не будет. Вынужденное принять требование США о созыве международной конференции в Мадриде, правительство Ицхака Шамира поставило твердым условием своего участия в этой конференции отстранение ООП от прямого участия в переговорном процессе и отказ США от предъявления принципа "территории в обмен на мир" как концептуальной основы политического диалога между Израилем и его арабскими партнерами.
Все это не предотвратило поражения правых на выборах 1992 года, к которым Авода (таким стало тогда название главной партии левого блока) пришла, сменив своего многолетнего лидера. Одним из центральных вопросов в ходе избирательной кампании 1992 года стало предоставление Израилю банковских гарантий США на получение 10-миллиардного кредита на нужды абсорбции. Вашингтон объявил условием предоставления американских гарантий обязательство Израиля заморозить поселенческую деятельность за "зеленой чертой", и Шамир отказался удовлетворить это требование.
Левые во главе с Ицхаком Рабином разглядели в данном вопросе потенциал для привлечения на свою сторону новых репатриантов из бывшего СССР и добились в этом успеха с помощью деятелей искусств, на время обосновавшихся в Израиле в период глубокого социально-экономического кризиса в постперестроечной России. Эти люди, счастливо сочетавшие равнодушие к Израилю с полным непониманием условий местной политической жизни и большим аппетитом к партийным деньгам, сочиняли хвалебные песенки о Рабине, превозносили отеческий интерес Аводы к "культурным запросам алии" (те есть к себе, любимым) и выговаривали Шамиру за "политическую близорукость" с таким апломбом, как будто сами они сумели понять в этой жизни хотя бы тысячную долю того, что понимал Шамир. Было бы неверно списывать результаты выборов 1992 года, вкупе с их зловещими последствиями в виде соглашений "Осло", на одних только репатриантов из бывшего СССР, но те из них, кто, поддавшись на уговоры советских артистов, проголосовали тогда за Аводу, заслужили того, чтобы их неблагодарность и легкомыслие были упомянуты в дни прощания с Шамиром.
Единственная продолжительная встреча автора этих строк с Ицхаком Шамиром состоялась незадолго до выборов 1992 года. К тому времени было уже понятно, что исторические успехи его правительства затенены консолидированным усилием израильских СМИ, делавших все возможное для того, чтобы представить самого Шамира дремлющим старцем, "превратившим бездействие в символ своей политики". Премьер-министр знал, что интервью русскоязычной газете позволяет ему сделать заявления, которые в тех условиях, возможно, еще могли перевесить чашу весов в пользу Ликуда. Например, Шамир мог заявить тогда, что ради получения кредитных гарантий на нужды абсорбции он будет готов уступить американским требованиям. Но море было для Шамира всё тем же морем, арабы - всё теми же арабами, а Эрец-Исраэль - всё той же землей Израиля, за которую умирали его товарищи, и сам он был готов умереть вместе с ними.
С поражением правых на выборах в Кнессет Ицхак Шамир стал лидером парламентской оппозиции и находился на этом посту до тех пор, пока участники ликудовских праймериз не выбрали Биньямина Нетаниягу новым председателем партии. После этого он оставался до 1996 года рядовым депутатом Кнессета. В ходе избирательной кампании 1996 года Шамир резко осудил Нетаниягу за данное им обязательство следовать соглашениям "Осло", и когда ему сказали, что без этого обязательства Нетаниягу не стал бы премьер-министром, он решительно ответил: "Значит, не стал бы. Власть не может служить самоцелью. Если ее обретение требует отказа от принципов, предпочтение должно отдаваться принципам".
В 1999 году, после уступок, на которые Нетаниягу согласился при заключении соглашения в Уай-плантэйшн, Шамир покинул Ликуд, поддержал кандидатуру Бени Бегина на пост премьер-министра Израиля и принял предложение занять последнее почетное место в партийном списке Ихуд леуми, во главе которого стоял Бени Бегин. В 2001 году Ицхак Шамир был удостоен Премии Израиля. В 2005 году, когда Шарон растоптал свою партию и взялся за разрушение еврейских поселений сектора Газы и Северной Самарии, Шамир уже был далек от реальности, которая, будь он тогда здоров, разбила бы его сердце. Утратив из-за болезни Альцгеймера всякую связь с этим миром, он провел последние годы жизни в сумрачном одиночестве и умер 30 июня 2012 года, через одиннадцать месяцев после смерти своей жены Шуламит.
...Несколько лет назад, когда Шамир был уже непоправимо болен, мне случайно довелось прочитать одну малоизвестную статью Альбера Камю о французском троцкисте Альфреде Розмере, фигуре достаточно видной в первой половине ХХ века. Сам Розмер был мне совершенно неинтересен, но есть авторы, которых приятно читать, о чем бы они ни писали, и я старался, по мере сил, разделить увлеченность Камю этой фигурой. По-настоящему не увлекся, и потому, наверное, при чтении относящихся к Розмеру слов мне пришла в голову странная мысль, что вот, пожалуй, эти слова были бы уместны в некрологе Ицхаку Шамиру: "В лукавые времена он шел прямым путем, далеким от отчаяния, приводящего человека к добровольному рабству... Да, это наши товарищи по борьбе, наши старшие, над ними смеются, потому что у них нет в руках силы и они кажутся одинокими. Но они не одиноки. Одиноко только рабство, даже когда у него тысячи ртов, чтобы славить силу. А тем, что сохранили старшие, мы живем сегодня. Если бы они этого не сберегли, нам нечем было бы жить".
"Вести", 12 июля 2012