бывает
а бывают такие дни, когда ты встречаешься с двумя подругами, с которыми сто лет не виделась - с двумя еврейскими певицами, с которыми вы похожи, как три сестры, - и вы сначала разговариваете взахлеб за вкусной китайской едой, а потом идете в Пушкинский музей -
а там выставка Пауля Клее, его картины и рисунки болезненны и прекрасны, особенно, когда думаешь, в какие времена он все это рисовал -
и вы пытаетесь сделать тройное селфи на фоне какой-то картины, но света недостаточно, тут уж либо вы, либо Клее, поэтому вы фотографируетесь на центральной лестнице, а пожилая смотрительница с ободком в гладких черных волосах качает головой и еле заметно снисходительно улыбается, мол, взрослые тетки, а туда же -
а потом вы ходите по постоянной экспозиции - и ты, как со старыми друзьями, встречаешься с Гогеном, Матиссом и Ван Гогом, долго ищешь и находишь единственную картинку Утрилло - и снова в который раз поражаешься, что на свете есть место такой красоте, такому свету, таким краскам - и впервые подходишь максимально близко к картинам, чтобы рассмотреть мазки и хоть немного понять, "как это сделано" -
а вокруг довольно много людей, и от двух гламурных подружек преклонного возраста сильно пахнет сладкими ванильными духами, а сумочки они держат, как полагается - на сгибе локтя, отставляя руку в сторону -
а рядом типичный художник-бард-турист с седыми длинными волосами, небрежно завязанными в хвост, с внимательной нежностью смотрит на свою спутницу - а ведь ей уже немало лет, и почему-то это так удивляет, как будто рядом с таким мужчиной должна быть восторженная студенточка, а не ровесница - но это и умиляет тоже -
а потом вы втроем пьете кофе в набитой битком "Шоколаднице" и строите планы, которые сегодня ни капли не кажутся безумными - придумать программу на троих, снять клипы на свои песни -
а потом вы провожаете одну из певиц домой, в Харьков - и вдруг на перроне начинаете говорить о смерти, о родителях, которые ушли, которые уходят, которые уйдут - и хорошо бы попозже, полегче - и не обращаете внимания на слезы в глазах друг друга -
а потом ты возвращаешься домой и допиваешь оставшийся после вчерашнего бокал красного французского, и ложишься под бок к беспамятно и сладко спящему мужу, он такой горячий - и еще читаешь немного Дину Рубину и разговариваешь в фейсбуке с подругой, которая из Англии спрашивает, как ты - а ты, кажется, очень хорошо, хотя все еще неясно с работой и долгами, и по-прежнему непонятно, кто ты и зачем ты, но это константа, это нормально - а сегодня вдруг кажется, что ты, возможно, уже способна помочь кому-то найти что-то в себе, а заодно - помочь себе найти себя -
а потом муж просыпается, и вы обнимаетесь и молча смотрите друг на друга в темноте, нарушаемой только мягким светом гирлянды на окне - и ты не столько видишь, сколько чувствуешь, как он улыбается, и тоже улыбаешься, и вы молчите -
и тогда ты чувствуешь совершенно отчетливо и остро, что это твоя жизнь, и что все хорошо, а завтра начнется что-то новое, и все возможно, даже счастье.
а там выставка Пауля Клее, его картины и рисунки болезненны и прекрасны, особенно, когда думаешь, в какие времена он все это рисовал -
и вы пытаетесь сделать тройное селфи на фоне какой-то картины, но света недостаточно, тут уж либо вы, либо Клее, поэтому вы фотографируетесь на центральной лестнице, а пожилая смотрительница с ободком в гладких черных волосах качает головой и еле заметно снисходительно улыбается, мол, взрослые тетки, а туда же -
а потом вы ходите по постоянной экспозиции - и ты, как со старыми друзьями, встречаешься с Гогеном, Матиссом и Ван Гогом, долго ищешь и находишь единственную картинку Утрилло - и снова в который раз поражаешься, что на свете есть место такой красоте, такому свету, таким краскам - и впервые подходишь максимально близко к картинам, чтобы рассмотреть мазки и хоть немного понять, "как это сделано" -
а вокруг довольно много людей, и от двух гламурных подружек преклонного возраста сильно пахнет сладкими ванильными духами, а сумочки они держат, как полагается - на сгибе локтя, отставляя руку в сторону -
а рядом типичный художник-бард-турист с седыми длинными волосами, небрежно завязанными в хвост, с внимательной нежностью смотрит на свою спутницу - а ведь ей уже немало лет, и почему-то это так удивляет, как будто рядом с таким мужчиной должна быть восторженная студенточка, а не ровесница - но это и умиляет тоже -
а потом вы втроем пьете кофе в набитой битком "Шоколаднице" и строите планы, которые сегодня ни капли не кажутся безумными - придумать программу на троих, снять клипы на свои песни -
а потом вы провожаете одну из певиц домой, в Харьков - и вдруг на перроне начинаете говорить о смерти, о родителях, которые ушли, которые уходят, которые уйдут - и хорошо бы попозже, полегче - и не обращаете внимания на слезы в глазах друг друга -
а потом ты возвращаешься домой и допиваешь оставшийся после вчерашнего бокал красного французского, и ложишься под бок к беспамятно и сладко спящему мужу, он такой горячий - и еще читаешь немного Дину Рубину и разговариваешь в фейсбуке с подругой, которая из Англии спрашивает, как ты - а ты, кажется, очень хорошо, хотя все еще неясно с работой и долгами, и по-прежнему непонятно, кто ты и зачем ты, но это константа, это нормально - а сегодня вдруг кажется, что ты, возможно, уже способна помочь кому-то найти что-то в себе, а заодно - помочь себе найти себя -
а потом муж просыпается, и вы обнимаетесь и молча смотрите друг на друга в темноте, нарушаемой только мягким светом гирлянды на окне - и ты не столько видишь, сколько чувствуешь, как он улыбается, и тоже улыбаешься, и вы молчите -
и тогда ты чувствуешь совершенно отчетливо и остро, что это твоя жизнь, и что все хорошо, а завтра начнется что-то новое, и все возможно, даже счастье.