Жан Кокто "Двойной шпагат"
Добавим, что прекрасное тело или прекрасное лицо восхищали его независимо от того, какому полу принадлежали. Эта странность давала основание наделять его порочными наклонностями: порочные наклонности - единственное, чем наделяют не задумываясь.
*
Он не домогался никакого вознаграждения. Люди этого не любят.
Те, что домогаются - потому что бескорыстие притягивает удачу, которую они не способны признать честной. Те, что вознаграждают - потому что у них ничего не просят.
*
Короны или Святой Елены достиг Бонапарт? Чего достиг поезд, наделавший шуму, сойдя с рельсов и убив пассажиров? Не большим ли достижением было бы для него достичь станции?
*
Неопределенная вера порождает дилетантские души. А дилетантизм - преступление перед обществом. Он верил больше, чем подобает. Он не ограничивал и не уточнял своих верований. Самоограничение в вере придает определенный настрой душе, так же, как ограничение и уточнение своих пристрастий в искусстве придает определенный настрой уму.
*
Темная сторона - светлая сторона: таково освещение планет. Одна сторона мира отдыхает, другая работает. Но та сторона, что погружена в сон, излучает таинственную силу.
У человека эта сонная сторона, случается, оказывается в противоречии со стороной действующей. То проявляется его истинная природа.
*
Карта нашей жизни сложена таким образом, что мы видим не одну пересекающую ее большую дорогу, но каждый раз новую дорожку с каждым новым разворотом карты. Нам представляется, что мы выбираем, а выбора у нас нет.
Один молодой садовник-перс говорит своему принцу:
- Сегодня утром мне встретилась смерть. Она сделала мне угрожающий знак. Спаси меня. Я хотел бы каким-нибудь чудом оказаться нынче вечером в Исфагане.
Добрый принц дает ему своих лошадей. В тот же день принц встречает смерть.
Почему, - спрашивает он, - ты угрожала сегодня утром моему садовнику?
Я не угрожала, - отвечает она, - то был жест удивления. Ибо он встретился мне этим утром далеко от Исфагана, между тем как сегодня вечером я должна забрать его в Исфагане.
*
Любить и быть любимым - вот идеал. Если, конечно, имеется в виду то же лицо. Часто это не совпадает.
*
Довольно ли было одного этого жеста, чтобы маска упала? Так розы теряют округлость ланит, едва толкнешь вазу.
*
Увы, та доля свободы, которой мы обладаем, позволяет нам совершать ошибки, которых избежало бы растение или животное.
*
…Иначе говоря, между ними было только одно различие: всё.
*
Сердце живет в заточении. Отсюда его темные порывы и безнадежные муки. Всегда готовое дарить свои богатства, оно полностью зависит от оболочки. Бедное, слепое, что оно знает? Оно подстерегает хоть какой-нибудь знак, который выведет его из тоскливого бездействия. Нащупывает тысячью фибров. Стоит ли того предмет, на который ему предлагают обратить свои усилия? Неважно. Оно доверчиво расточает себя, а если получает приказ прекратить, сжимается, смертельно опустошенное.
*
В цирке неосторожная мать позволяет продемонстрировать на ее ребенке фокус китайского мага. Ребенка помещают в сундук. Сундук открывают: он пуст. Снова закрывают. Открывают: ребенок вылезает и возвращается на свое место. А между тем ребенок уже не тот. Никто об этом не догадывается.
*
Ибо что они, как не пустота - эти фигуры и лица, по которым взгляд наш отчаянно шарит, не находя отклика?
*
Но реки текут, не обращая внимания на купальщиков, на деревья, которые отражает их гладь. Их желание - море. В его объятиях завершают они свой вечный бег и сладострастно в нем тонут.
*
…мелочь, капля в море. Никто не вспомнил, что море именно из капель и состоит.
*
Бывает, что пейзажи, открывающиеся по пути следования, выглядят настолько иными на обратном пути, что человеку, возвращающемуся с прогулки, кажется, что он заблудился. Родную деревню, увиденную в неожиданном ракурсе с какого-нибудь холма, можно принять за другую, незнакомую.
*
"Тысячи дорог удаляют от цели, - говорит Монтень, - к ней ведет одна".
*
…стишок Виктора Гюго:
Хотел Галл королевиных губ яда;
Хоть и лгал, королев иных губя, да
За ним дам миллион -
Хоть за Ним; да мил ли он?
- Не понимаю, что такое - за ним за ним?
- Город такой есть - Ним.
- А дальше что?
- Ничего, это все.
- Издевался он, что ли, этот Виктор Гюго - такую чушь писать?
- Это он нарочно: шутка такая.
- По-моему, не смешно.
- Смешно и не должно быть.
- Ничего не понимаю.
- Тут строчки на слух одинаковые, а по смыслу разные.
- Объясни получше.
- Они не одинаковые, потому что смысл разный. Это такая фигура высшего пилотажа.
Так они продолжали обмениваться уколами до самого дома. Тут г-жа Рато разомкнула уста.
- Знаете что, дети мои, - сказала она, складывая веер, - все это никак не отменяет того, что мсье Галл пользовался успехом у дам.
Это материнское изречение свидетельствовало о непогрешимом чувстве реальности.
*
Сон обладает собственным космосом, собственной географией, геометрией, хронологией. Бывает, он переносит нас в допотопные времена. Тогда мы вспоминаем таинственную науку моря. Мы плаваем, а кажется, будто летаем безо всякого усилия.
*
Сон нам не подчиняется. Это слепая рыба, всплывающая из глубин, птица, камнем падающая на нас.
*
В момент пробуждения в нас мыслит животное, растение. Мысль первобытная, ничем не прикрашенная. Мы видим страшный мир, ибо видим то, что есть. Чуть погодя разум засоряет нам взгляд своими ухищрениями. Он преподносит маленькие безделки, игрушки, которые человек изобретает, чтобы скрыть пустоту. И нам кажется, что вот теперь-то мы видим верно. Неприятные ощущения мы относим на счет эманации мозга, перестраивающегося со сна на явь.
*
Ждать - самое кропотливое занятие. Мозг, словно улей в день роения, пустеет, в нем не остается ничего, кроме составляющих некой безрадостной работы. Если наши суетные чувства пытаются этой работе помешать, пчелы боли парализуют их. Надо ждать, ждать, ждать; машинально питаться, чтобы снабжать энергией фабрику ложных звуков, ложных расчетов, ложных воспоминаний, ложных надежд.
*
Даже под ножом гильотины остается надежда, поскольку, если механизм заест, правосудие дает помилование.
*
Каким бы классом мы ни ехали, всех нас вместе жизнь на той же огромной скорости, в одном и том же поезде мчит к смерти.
Мудрее всего было бы спать всю дорогу до этой конечной станции. Но увы, езда завораживает нас, и мы проникаемся столь неумеренным интересом к тому, что должно бы всего лишь помочь нам скоротать время, что в последний день нам трудно уложить свой чемодан.
Всего-то из-за коридора, который связывает разные классы, незаконно сближая и смешивая две души, сознание, что конец пути или высадка кого-то одного на промежуточной станции неминуемо разрушит идиллию, делает мысль о прибытии невыносимой. Хочется долгих остановок в чистом поле. Глядишь в окно, которое телеграфные провода превращают в неумелую арфистку, вновь и вновь разучивающую одно и то же арпеджио.
Пытаешься читать; все ближе конец пути. Завидуешь тем, кто за минуту до смерти, подобно Софоклу, не забывшему о парикмахере для Федона и о петухе для Эскулапа, без паники приводят в порядок свое хозяйство.
*
- Под какой униформой сумею я спрятать мое слишком громоздкое сердце? Его все равно будет видно.
Настроение Жака вновь омрачилось. Он прекрасно знал: чтобы жить на земле, надо следовать ее изменчивой моде, а сердце здесь нынче не носят.