История одного Дон-Жуана.
В молодости он был хорош собой. Копна темных волос, чертики в карих глазах, обаятельная улыбка. Стройный, подтянутый и уверенный в себе, он неизменно притягивал женские взгляды. И пользовался этим, соблазняя красоток напропалую. Одна из них оказалась особенно настырной. Не успел Дон-Жуан оглянуться, затащила его в ЗАГС и вот уже штамп в паспорте, общая квартира и дочка в кроватке орет, кушать просит.
Погоревал-погоревал он да и плюнул на это дело. Хоть жена и красавица редкая, и денег в дом приносит столько, что ему об этом и мечтать страшно, а других красоток никто не отменял. Да и на работе коллектив подобрался что надо. Веселые мужики, охочие до выпивки и женщин. Вместе с ними и наладка вычислительных машин, и долгие загулы после работы в радость.
Годы шли. Жена закрывала глаза на его гулянки и почему-то терпела горе Дон-Жуана. Любила может? Обставляла квартиру мебелью. Привезла технику из заграницы. Одевала, обувала его и дочь. И при этом выглядела на все 100. Многие мужчины облизывались ей вслед, но она не обращала внимания. Не до того было.
Дочь выросла. Вышла замуж. Родила внучку на радость всем. Ох и полюбил ее Дон-Жуан. Души в ней не чаял. Покупал игрушки, учил ловить рыбу и играть в мяч. Когда же дочь с семьей уехала на постоянное место жительство в Англию, постаревший гуляка приуныл. Чаще стал оставаться в гараже и пить с теми из друзей, кто еще мог выглядеть приличным человеком.
Он давно работал в другом месте, но по-прежнему получал копейки, и начальство терпело его только потому, что он не выпячивался и никому не мешал. Тем не менее, на работе он вел себя внушительно. Важно прогуливался по кабинету от окна к двери. Важно раскладывал пасьянс и важно читал скачанные из Интернета книги. Важно поднимал трубку и отвечал "Васильев у телефона". Его никогда не звали к телефону по работе, только старенький отец, жена и друзья-собутыльники звонили иногда. Но он насупливал брови, отвечал что-то и делал вид, что обсуждает рабочие дела.
Жена по-прежнему пахала и выглядела на все 100. Только чуть старше стала. Купила ему машину, чтобы чаще приходил домой трезвым. Но по пятницам разрешала ему забуриться в гараж и пить до похрюкивания. Оплакивая что-то давно забытое, потерянное, но за что всегда стоило поднять граненый стакан. И выпить.
Погоревал-погоревал он да и плюнул на это дело. Хоть жена и красавица редкая, и денег в дом приносит столько, что ему об этом и мечтать страшно, а других красоток никто не отменял. Да и на работе коллектив подобрался что надо. Веселые мужики, охочие до выпивки и женщин. Вместе с ними и наладка вычислительных машин, и долгие загулы после работы в радость.
Годы шли. Жена закрывала глаза на его гулянки и почему-то терпела горе Дон-Жуана. Любила может? Обставляла квартиру мебелью. Привезла технику из заграницы. Одевала, обувала его и дочь. И при этом выглядела на все 100. Многие мужчины облизывались ей вслед, но она не обращала внимания. Не до того было.
Дочь выросла. Вышла замуж. Родила внучку на радость всем. Ох и полюбил ее Дон-Жуан. Души в ней не чаял. Покупал игрушки, учил ловить рыбу и играть в мяч. Когда же дочь с семьей уехала на постоянное место жительство в Англию, постаревший гуляка приуныл. Чаще стал оставаться в гараже и пить с теми из друзей, кто еще мог выглядеть приличным человеком.
Он давно работал в другом месте, но по-прежнему получал копейки, и начальство терпело его только потому, что он не выпячивался и никому не мешал. Тем не менее, на работе он вел себя внушительно. Важно прогуливался по кабинету от окна к двери. Важно раскладывал пасьянс и важно читал скачанные из Интернета книги. Важно поднимал трубку и отвечал "Васильев у телефона". Его никогда не звали к телефону по работе, только старенький отец, жена и друзья-собутыльники звонили иногда. Но он насупливал брови, отвечал что-то и делал вид, что обсуждает рабочие дела.
Жена по-прежнему пахала и выглядела на все 100. Только чуть старше стала. Купила ему машину, чтобы чаще приходил домой трезвым. Но по пятницам разрешала ему забуриться в гараж и пить до похрюкивания. Оплакивая что-то давно забытое, потерянное, но за что всегда стоило поднять граненый стакан. И выпить.
