Июль.
Мальчик звонит из лагеря. Он живёт в корпусе "Южная Америка", в крыле под названием "Аргентина", а отряд их называется "Джу ичи", одиннадцать по-японски. Это чтобы мне было легко запомнить, "32 зуба и 8 пальцев".
В кафе "Апрель" в туалете не традиционная расслабительная лаунж-музыка, а энергичное птичье пенье. Подъём-подъём, пора, вперёд. Хотелось бы так же, из тех же колонок послушать пение стервятников, но нам пора, вперёд.
"Пив!" - голоском птички-пеночки говорит грузная женщина-продавец с тяжкой сумкой, проходя сквозь вагон электрички. "Пив-пив!" - а это электричка, везущая в недалёкие дали с одного из Комсомольских вокзалов. И ни один пассажир переполненного вагона пиво не покупает.
Во вторник ночью на бульваре всё занято, очень много людей со смещённым чувством рабочей недели. Даже и наши местные спальные негры сидят до последнего, работая при свете выключенных фонарей на иллюзию, что вон та лавочка свободна.
Мужчина у подъезда говорит с телефоном. "Знаешь, это вот как бог на грудь посцал. Даже не на грудь, а..."
Это богослов? - спрашивает Олег. Но нам пора, нам следует продолжать вперёд.
В кафе "Апрель" в туалете не традиционная расслабительная лаунж-музыка, а энергичное птичье пенье. Подъём-подъём, пора, вперёд. Хотелось бы так же, из тех же колонок послушать пение стервятников, но нам пора, вперёд.
"Пив!" - голоском птички-пеночки говорит грузная женщина-продавец с тяжкой сумкой, проходя сквозь вагон электрички. "Пив-пив!" - а это электричка, везущая в недалёкие дали с одного из Комсомольских вокзалов. И ни один пассажир переполненного вагона пиво не покупает.
Во вторник ночью на бульваре всё занято, очень много людей со смещённым чувством рабочей недели. Даже и наши местные спальные негры сидят до последнего, работая при свете выключенных фонарей на иллюзию, что вон та лавочка свободна.
Мужчина у подъезда говорит с телефоном. "Знаешь, это вот как бог на грудь посцал. Даже не на грудь, а..."
Это богослов? - спрашивает Олег. Но нам пора, нам следует продолжать вперёд.